Я выросла в обычной среднестатистической семье, со средним достатком и средним уровнем жизни, заодно. Училась в самой обыкновенной школе, расположенной неподалеку. Потом поступила в кулинарный колледж, мечтая когда-нибудь открыть свою кондитерскую.
Готовить я научилась, постепенно перенимая мастерство своей бабушки. В детстве я часто болела, и старушка заменяла мне и няньку, и воспитателя. Она пела протяжные песни, замешивая сдобное, словно живое тесто для пирога. Пересказывала на свой лад известные и не очень сказки, заворачивая мясной фарш в листья капусты. А еще рассказывала необычные для моего детского восприятия истории из своей жизни. Вот так, под эти самые истории я и научилась мастерски раскатывать заварное тесто и выпекать нежнейшие бисквиты, приправленные ароматом старых русских сказок.
С Пашей мы повстречались случайно. По воле судьбы, можно сказать. Потому что по чьей-либо иной воле мы бы вряд ли пересеклись в этом мире.Семья Паши вовсе не была средней. Поэтому и Паша в основном обитал вовсе в других краях. Не забредая в дебри среднестатистических студенческих тусовок.
В тот день он поссорился со своим отцом. Причем не просто поссорился, а решил уйти и из своей богатой семьи,и из жизни, разом.
— Эй! Ты, что делаешь? — прокричала я, увидев человека, стоявшего за перилами моста.
— Не ваше дело! — заявил парень и тут же сиганул в реку.
Надо сказать, для купания было несколько рановато, на дворе стояли довольно прохладные майские дни. Но и для причинения существенного вреда собственному телу ни высота моста, ни глубина и температура воды тоже не подходили. Конечно, если бы неудачный прыгун привязал на шею веревку с камнем, то возможно… Хотя, и в этом случае вряд ли.
Прокручивая все эти мысли в голове, я спокойно спустилась с моста и подошла к кромке воды.
— И как водичка? — спросила я, раскачивающегося на поверхности воды незнакомца.
— Прекрасная! — ответил он, а потом неожиданно добавил. — Хочешь присоединиться?
— Приплывай через месяц, — предложила я, вспоминая чудесные июньские купания в этом самом месте.
— Договорились, — ответил он, не собираясь прекращать свой заплыв.
— Слушай, давай вылезай! Все равно не сможешь там замерзнуть насмерть.
— Точно?
— Стопроцентно.
Он еще немного покрасовался, изображая мирное купание, а потом все же поплыл к берегу.Прыгун оказался молодым и чрезвычайно красивым парнем. Пожалуй, даже слишком красивым, если не брать в расчет, его уже начинающие стучать зубы.
Я прикинула насколько безумен этот парень с сияющими глазами и в рубашке стоимостью, превышающей мою стипендию в несколько сотен раз? И какая именно мне грозит опасность, если я позову его к нам домой? Дело в том, что окна нашей квартиры выходили как раз на этот злополучный мост. А чашка горячего чая наверняка могла спасти его как минимум от воспаления легких.
Я еще раз оглядела его дрожащую фигуру и, решив рискнуть, твердо произнесла:
— Пойдем.
— Недалеко? — спросил он, еле сдерживая стук зубов.
— Ближе некуда.
После того как его покрасневшие конечности приобрели нормальный цвет, а на лице появилась блаженная улыбка, вызванная то ли горячим напитком, то ли моим удавшимся чизкейком, он соизволил объяснить причину своего поступка. Оказалось, что прыжок в воду вызван не начинающимся безумием, а обычным бунтом богатенького мальчика против родительского деспотизма.
Паша, как он представился, учился в самом престижном вузе нашего города. Он умудрился влюбиться в собственную преподавательницу иностранного языка и неимоверно страдал из-за этого. Отец Павла решил проблему по-своему. Он предложил учительнице кругленькую сумму, с целью того, чтобы она отстала от его сына. Преподавательница возмутилась. При чем как фактом взятки, так и самой привязанностью молодого человека. Она поделилась данной историей с руководством вуза, а также со всеми однокурсниками Павла.
Паша, хоть и вырос в семье, где по первому шевелению пальца к нему в руки падали все богатства этого мира, мальчиком был скромным. Поэтому насмешки со стороны сверстников вызвали в нем апатию к жизни и желание прекратить свой позор.
Вот так мы и познакомились с моим будущим мужем. По началу просто дружили, а потом поняли, что испытываем друг другу нечто большее. С собственной семьей Паша по понятным причинам меня знакомить не торопился. Чему я была бесконечно рада. Кто их знает, чем обернется подобная встреча. Однако, когда мы с Павлом решили узаконить наши отношения, мне все же пришлось предстать перед богатыми родственниками своего жениха.
Собираясь на эту встречу, мне больше всего хотелось облачиться во что-то типа рыцарской брони. Желательно с металлическим шлемом, закрывающим лицо. Но пришлось надеть модное синее платье из бутика, подчеркивающее стиль и мой цвет глаз заодно, как выразился Паша.
Во время ужина родители Павла вели себя так, словно они являются потомками как минимум английской королевской династии. Мои бедные руки комкали синее платье под столом, а мозг усиленно работал над изобретением хоть какой-то достойной реплики.
— Значит вы Софья окончили кулинарный колледж и планируете работать поваром? — спросила меня королева мать.
— Кондитером, — как бы оправдываясь, пояснила я.
— Разница не велика.
Когда мы остались с будущей свекровью наедине, она, вздохнув, сказала:
— Ты же понимаешь, что для своего единственного сына мы желали бы другую жену. Но он слишком упрям и не приемлет нашего мнения. Хотя брак с девушкой из нашего круга стал бы для него хорошим стартом. Тогда как с тобой…
— Простите, — прервала я ее высказывания. И поражаясь собственной невесть откуда взявшейся смелости, сказала, — ваши планы на жизнь Павла, меня вовсе не интересуют. Мне достаточно знать мнение самого будущего мужа.
С того дня свекровь начала отравлять мою жизнь с присущей ей настойчивостью. Во время свадебной церемонии выражение ее лица было настолько скорбным, словно она провожает кого-то в последний путь. А так, как свадьбу мы организовывали самостоятельно, не прибегая ни к ее деньгам, ни к ее советам, то само торжество по всей видимости было недостойно Ее Величества.
— Софья, скатерти на столах вызывают сомнения в их свежести, — придиралась она буквально ко всему.
— Странно, так как ткань совершенно новая.
— Правда? Видимо цвет подобран с присущей тебе безвкусицей.
Когда она высказала свое мнение насчет свадебного торта, который я пекла самостоятельно, мои нервы не выдержали.
— Знаете что! — воскликнула я, — возможно мой торт и не похож на тот, что подавали на свадьбе принцессы Дианы, но его рецепт выиграл меж городской конкурс. И я уверена, что это лучший свадебный торт, который подавали в этом городе!
Последующая наша семейная жизнь была наполнена постоянным контролем с ее стороны.
— Софья, вам нужно поменять портьеры в спальне. Этот цвет не гармонирует с подаренным мною торшером работы известного французского мастера.
Сам торшер, работы непонятно как ставшего известным француза, не соответствовал моим представлениям о нормальных человеческих осветительных приборах, но я молчала.
— Софья, а что ты сегодня готовишь на ужин моему сыну? Опять эти ужасные голубцы?
— Видите ли Александра Степановна, Паша очень любит эти «ужасные голубцы»! — не выдерживала я.
— Но это слишком примитивная и тяжелая пища. Ему нужно следить за своим здоровьем.
— Вы считаете, что фуа-гра и трюфели способствуют лучшему пищеварению? — парировала я.
Как-то раз Паша по делам бизнеса уехал в столицу на целых два месяца. Я ужасно по нему скучала и постоянно лила слезы. Именно за таким занятием застала меня, пришедшая с очередной инспекцией, свекровь.
— По какому поводу истерика? — недовольным тоном спросила она.
— Просто не могу без него! — шепотом пробурчала я.
Она долго молча стояла у окна, а потом, удивив меня, сказала:
— Накорми-ка меня своим обедом. Как-то неожиданно захотелось деревенской пищи.
А потом я попала в страшную аварию, в которой было много погибших, в том числе водитель виновный в происшествии.Очнувшись в больнице, я долго не могла сфокусироваться на происходящем вокруг. Мир никак не хотел возвращаться на круги своя. Только что вокруг меня мелькали какие-то разноцветные мелкие пылинки, водя хороводы и распевая молчаливые песни. Я любовалась их завораживающим танцем и не хотела покидать прекрасное видение.
Из забытья меня вывели странные звуки. Рядом кто-то тихо плакал. Мне стало жаль этого человека и захотелось утешить его. Именно поэтому я с трудом открыла глаза и поняла, что плач исходит от сидевшей возле кровати Александры Степановны, моей свекрови.
Женщина сквозь рыдания шептала какие-то несвязные молитвы, при этом постоянно повторяя мое имя. Я вдруг увидела ее настоящее лицо. Без маски надменности и лоска. Она оказалась очень красивой, словно мадонна, сошедшая с картины. Я надолго залюбовалась этим зрелищем, а потом прошептала каким-то чужим корявым голосом:
— Пожалуй я назову ее Александра.
Она вздрогнула и неуверенно посмотрела на меня. Потом еще больше расплакалась и сквозь всхлипы, спросила:
— Кого ты имеешь в виду?
— Нашу будущую дочь.
Я еще не была беременна, но на тот момент, я, отчего-то знала точную дату рождения своей дочери.
Через час в палате появился мой долгожданный супруг, прилетевший ближайшим рейсом.
— Паша, меня не покидает мысль, что все это произошло по моей вине. Я так страдала без тебя, что видимо таким образом поспособствовала твоему скорейшему возвращению.
— Значит, это я виноват, что оставил тебя одну, — хриплым от волнения голосом, произнес он. — Больше никогда не повторю такой ошибки. Буду постоянно находиться рядом. Даже, когда ты отбиваешь стейки тем ужасным молотком, или колешь яйца для бисквита при помощи огромного ножа.
После больницы и свекровь, и муж действительно не отходили от меня ни на шаг. Даже, когда мое здоровье полностью восстановилось. Я стала замечать, насколько Александра Степановна схожа с моей бабушкой. У них были абсолютно идентичные характеры. Немного властные, пытающиеся контролировать все и вся. Однако этот контроль был вызван скорее чрезмерной заботой. А желание навязать свое мнение исходило из-за реальных опасений за своих близких.
Постепенно я научилась воспринимать ее наставления с пользой для себя. Делать выводы и перенимать опыт, так сказать. Мне сразу стало легче общаться с ней. В наших отношениях появилась открытость. Мы даже иногда сплетничали о своих мужчинах и делились различными женскими секретами.
Через два года у Александры Степановны обнаружили опухоль. Она тяжело отходила после операции. Я часами сидела возле ее кровати, держа на руках маленькую Александру, и неумело шептала молитвы.
Даже превозмогая боль, свекровь старалась не обделить своим вниманием никого. Она постоянно переживала за то, что я слишком долго нахожусь рядом с ней.
— Не нужно малышке наблюдать за больным человеком. К тому же от этого зрелища у тебя может пропасть молоко.
— Я скоро поеду домой, Александра Степановна, честное слово.
Она засыпала, а я еще долго сидела рядом, пытаясь силой воли заставить ее выздороветь.
Однажды ей стало совсем плохо, и врачи опасались, что к утру ее не станет. Я до позднего вечера сидела в палате не в силах покинуть ее. Представив, что ее может больше не быть в моей жизни, я разрыдалась. Встав на колени возле ее кровати и взяв ее за руку, я зашептала: «Мама, не уходи! Я не смогу жить без тебя!».
Тогда я впервые назвала ее матерью. Неосознанно, но по-настоящему правильно. Из рассказов своей бабушки я знала, что с древних времен, свекровь считалась второй матерью для своей невестки и выполняла эту роль на правах матери мужа. А муж и жена, как известно — это одно целое!
К утру кризис миновал. И моя вторая мама быстро пошла на поправку, крайне удивив медицинский персонал. Она совершенно не удивилась тому, что я заменила степенное «Александра Степановна» на ласковое прозвание «мама». Хотя чему тут удивляться? Возможно, будучи без сознания той ночью, она тоже видела сверкающий хоровод из мелких частичек счастья. И слышала мои слова, сорвавшиеся с губ в момент, когда не бывает притворства.
Автор Светлана Юферева
