Нина Викторовна вышла из храма, трижды перекрестилась, аккуратно ступая, чтобы не поскользнуться на каменных ступенях, стала спускаться с паперти.
– Тетя Нина, держитесь за меня, – услышала она хрипловатый женский голос, исходящий от «колоритной» женщины с характерным амбре. Та подскочила к ней из группы бомжей, встречающих прихожан с утренней службы.
– Спасибо, милая, – поблагодарила Нина Викторовна и оказавшись на твердой, посыпанной песком земле, внимательно посмотрела на свою «спасительницу».
Присмотревшись, она ахнула: женщина была похожа на дочь ее приятельницы из соседнего подъезда.
– Лена? – спросила Нина Викторовна, чтобы окончательно убедиться в своей догадке.
– Узнали? Ну, Слава Богу, – Лена многозначительно, явно ожидая награды, смотрела на старую знакомую.
– Ты почему здесь? – спросила Нина Викторовна, – в таком виде?
Она непроизвольно окинула взглядом Лену с головы до ног. И, увидев заметный животик, ужаснулась:
– Ты что, беременна?
– Ага, – с какой-то злобной радостью отозвалась Лена, – вот стою, на жизнь собираю…
– А мама…, – Нина Викторовна пыталась подобрать слова, – знает, что ты тут…
– Побираюсь? – Лена спросила нарочито громко, будто пыталась привлечь внимание других людей, – ее моя жизнь не интересует! Она, как узнала про это, – Лена положила руку на живот, – так и выставила меня из дома.
– Как это «выставила»? Но, даже если так, почему ты здесь? Ты же институт окончила, технологический, кажется? Работала где-то…
– Ага, вкалывала за копейки. Потом сократили. За квартиру платить нечем. Мать денег не дает. Мой меня бросил. Потом документы потеряла. Вот и мыкаюсь…, – выпалив все это, Лена начала театрально всхлипывать…
– Леночка, но это же можно исправить, – сердобольная Нина Викторовна сама чуть не расплакалась, – документы восстановить, с мамой помириться, на работу устроиться. Ты же родишь скоро! Как жить будешь? Господи, что же это такое?
– Как у вас все легко! – Лена неожиданно разозлилась, – думаете, я не пыталась? Она меня на порог не пускает! А, чтобы документы восстановить, деньги нужны. Где их брать?!
– Ну, неужели у тебя других родственников нет, друзей, подруг, знакомых? Ты же в этом городе выросла. Не понимаю…
– Ну вот, вы – моя знакомая, – Лена усмехнулась, – Поможете? Денег дадите?
– Я? – Нина Викторовна растерялась, почему-то почувствовала себя виноватой, – конечно.
Она достала кошелек. Там была мелочь и единственная небольшая купюра. На секунду Нина Викторовна задумалась: «До пенсии еще неделя…». Потом решительно протянула страдалице последние, по сути, деньги:
– Вот возьми.
– Вы считаете, что этого хватит на оформление документов? А есть что я буду? – Нагло возмутилась Лена, – вы меня за дур@у держите?
Нина Викторовна посмотрела на нее долгим взглядом, развернулась и, утирая слезы, медленно пошла прочь.
Пока ехала в автобусе, немного успокоилась. Решила, что нельзя откладывать дело в долгий ящик и, не заходя домой, сразу направилась к своей давней приятельнице.
– Надя, как же так?! – начала она с порога, – твоя Лена, беременная, там…
Хозяйка молча ждала, пока гостья разденется, помоет руки, пройдет в квартиру…
– Давай на кухне посидим, – предложила она, – там как-то уютнее…Чайку?
– Надя, ты мне зубы не заговаривай. Скажи толком: почему Лена на улице? С бомжами! Беременная! Как ты могла ее выгнать?! Как допустила такое?! Никогда не замечала за тобой жестокости. Прости, что говорю это, но я просто в шоке.
– Успокойся, Нина, – усталым голосом начала Надежда, – Лена не беременна.
Нина Викторовна вытаращила глаза:
– Как? Я сама видела!
– Это накладной живот, – Надежда произнесла это совершенно спокойно, – и документы ее все целы. И из дома я ее не выгоняла. Наоборот: сто раз пыталась вернуть. Уговаривала. Убеждала. Бесполезно. Она предпочитает жить так, как живет.
– Но это же сумасшествие какое-то, – Нина Викторовна была поражена до глубины души, – зачем все это?
– Что именно? Живот? Так беременным охотнее подают. Документы? Она не собирается работать. Живет на улице? Не знаю, зачем. Представь, даже помыться не приходит… Иногда заглядывает, когда похмелиться не за что… Придет, нахамит, денег возьмет и опять на месяц исчезает. И так почти три года. Я уже смирилась…
– Что значит «смирилась»? Может, ее лечить надо? Вдруг, это какое-то психическое отклонение… Надо же что-то делать!
– Думаешь, я ничего не делала? К врачу уговаривала сходить – ни в какую. В больницу принудительно положила – она через месяц вышла, неделю дома пожила и ушла. На полгода. Сама подумай: мне что, цепями ее привязывать?
– Надя, но это же не нормально…, – Нина Викторовна уже не знала, что сказать, – хорошая девочка была, училась хорошо. Не понимаю…
– Видно от судьбы не уйдешь, – тихо, почти шепотом произнесла Надя, – думаю: это гены…
– Какие гены? Что ты говоришь? Вы с Павлом…
– Лена у нас приемная…, – выдохнула Надежда и горько расплакалась.
– А она знает об этом? – Нина Викторовна спросила об этом лишь для того, чтобы что-то спросить: настолько неожиданной оказалась новость.
– Мы ей не говорили. Она росла нормальным ребенком. Никаких проблем не создавала. В институт поступила. Потом с парнем каким-то стала встречаться. И вот тут ее словно подменили. Злая стала, агрессивная. Ладно бы в подростковом возрасте такое случилось. А Леночке уже двадцать два было. Взрослый человек. Не знаю, что произошло. Она не говорит ничего. Только смотрит с ненавистью. И что мне делать? Снова в больницу закрыть? А потом что? Она же не ребенок. Как ее заставишь жить так или иначе? Можешь ты мне ответить? Или совет какой дашь?
Нина Викторовна молчала. Потрясенная…
