«Пожарь картошку», — с порога буркнул я, обращаясь к жене, и прошел в ванную. Помыв руки, я сел за кухонный стол и начал барабанить пальцами по столу, нетерпеливо дожидаясь пока она подаст мне то, что я попросил. Я знал, что Маша наверняка уже приготовила на ужин другое блюдо, но я никогда не упускал возможности поиздеваться над ней. Сегодня мое величество желает только картошку!
Все это началось полтора года назад, во время празднования второй годовщины нашей свадьбы. Ко мне подошла Инна, младшая сестра Маши и попросила поговорить наедине. Вечеринка проходила на даче, так что с целью конфиденциального разговора мы уединились за старым сараем.
— Илья, не знаю, как тебе сказать…, — промямлила Инна.
— Говори, как есть, — улыбнулся я.
— В общем, Маша тебе изменила.
— Как это? — я никак не мог вникнуть в смысл этой фразы.
— Это вышло случайно, на моем дне рождения, когда ты был в командировке. Мы выпили немного больше обычного, и я уговорила Машу пойти в бар. А оттуда ее пошел провожать один парень. Она просто не устояла перед его обаянием.
— Это было месяц назад? — спросил я, пытаясь прогнать, возникший ни откуда шум в голове. Дело в том, что моя жена на тот момент была беременна, но об этом кроме нас двоих еще никто не знал.
— Да, — Инна потупила взор.
— Почему ты рассказываешь мне об этом? — подозрительно спросил я.
— Меня замучила совесть, я больше не могу молчать. Ты мне, как родной, понимаешь.
Я ничего не понимал, мало того, в моей голове стучала только одна мысль: «Вдруг, это не мой ребенок?». Надо сказать, что до этого момента мы с Машей, как говорится, жили, душа в душу. Еще бы! Ведь мы по-настоящему, искренне любили друг друга. Может быть не так, как пишут в книжках про любовь принцев и принцесс, ведь мы с Машей обычные люди. Но, на мой взгляд, любовь строителя и учительницы была не менее пылкой.
— Илья, я прошу об одном, не рассказывай Маше, что я тебе сказала. Она моя сестра и не простит мне. Но я, правда, не могла больше скрывать от тебя, ты мне как брат и….
Я не стал дослушивать ее признания, мне не было дела до ее мыслей. Я и без того не собирался опускаться до сплетен. Я просто хотел посмотреть в глаза своей жене.
Маша не отрицала, что был бар и был парень. Но сам факт измены она категорически отвергала. Утверждала, что только общалась с тем парнем, потому что он оказался учителем физики, как и она. Они якобы обсуждали интересующие их общие темы. И он вовсе не провожал ее до дома, они разошлись в разные стороны намного раньше. При этом супруга утверждала, что подробно рассказывала мне обо всех этих событиях. Но я, как будто, по обыкновению не слышал ее.
Такие ситуации называются, не пойман — не вор. Но как жить с осознанием подобного диагноза, и как возродить доверие к не пойманному вору? Вот это вопрос. В принципе оснований не доверять жене, у меня не было, тогда как Инна была настолько разрозненной и непостоянной натурой, что, вроде бы верить ей на слово, было попросту небезопасно. Но ревность — это такое чувство, оно не поддается влиянию разума, оно живет само по себе. Вот и я, поддавшись этому провокационному ощущению, стал подвергать свою жену всяческим испытаниям. Я попросту вел себя, словно домашний тиран и никак не мог остановиться.
— Сходишь со мной к врачу? — попросила Маша, спустя два месяца после тех разборок.
— Это еще зачем?
— Мне, почему-то страшно, Илья. Это первое УЗИ нашего малыша.
“Нашего?!”, — как, обычно мысленно скривился я. Это было тяжелее всего, постоянно думать о том, что ребенок, которого вынашивает твоя жена, возможно не от тебя.
— Подумаешь, какое-то УЗИ, чего там бояться? Сама сходишь.
Я завалился на диван прямо в обуви и скинул с сиденья ее медицинскую карточку. “Не чего разбрасывать тут свои вещи”, — мысленно оправдал я свои действия. Маша, наклонившись, подняла бумаги и со снисходительной улыбкой вышла за дверь. Она никак не реагировала на мое поведение, и это раздражало еще сильнее.
На пятом месяце беременности у Маши случился выкидыш. Никогда не прощу себе того, что ни просто не стал для нее поддержкой в тот момент, но и будто даже внутренне радовался этому событию. С тех пор Маша совершенно замкнулась в себе. Она будто робот исполняла все мои капризы, такие как с сегодняшней жареной картошкой, но на ее лице больше не было ни снисходительной, ни какой-либо другой улыбки.
Как-то раз, придя домой с работы, я застал свою жену в слезах. Я, не обратив на ее истерику никакого внимания, прошел на кухню и долго нарочито гремел посудой, разогревая остывший ужин.
— В этом доме уже и горячей пищи не дождешься, — проворчал я, усаживаясь с тарелкой перед телевизором.
— Илья, у Инны обнаружили рак, — сквозь слезы, сообщила Маша.
Я замолчал. Как бы я ни старался вести себя, словно отмороженный придурок, мои чувства к жене, а соответственно к тем, кого она любит, никуда не делись. Я, молча, жевал спагетти, не в силах перебороть себя. Внутри меня бушевала настоящая буря, мне хотелось, как раньше обнять ее, прижать к своему плечу, утешить. Но я лишь молчал и жевал свои макароны.
Перед тем как лечь на операцию, Инна позвала нас с Машей для разговора. Войдя в палату, я не узнал Инну. Внешне она выглядела, как обычно, если не считать некоторой бледности, но это был совершенно другой человек. С нее будто сняли сразу несколько масок. Только в тот момент я заметил, что они с Машей удивительно похожи, видимо потому, что Маша никогда не носила никакие маски.
— Я очень виновата перед вами, — тихим голосом произнесла Инна. — Когда вы познакомились, я посчитала, что тоже люблю Илью. Наверняка вы помните, какие козни я строила вам, пока вы встречались. Как пыталась разлучить, подстраивая ситуации, где Илья, якобы был со мной.
В этот момент я ясно вспомнил то время. На самом деле Инна вела себя тогда как капризный ребенок. Но на момент нашего знакомства ей было семнадцать лет, и мы воспринимали ее выходки как детские. Вернее, это Маша научила меня так относиться к младшей сестре. Мне же часто хотелось всыпать ей ремня, но моя невеста никогда несмела, даже поругать сестру.
— Я долгое время не могла простить тебе, что Илья не выбрал меня, — прошептала Инна, глядя в глаза Маше. — И я соврала, рассказывая Илье о том случае в баре.
— Я знаю, — спокойно произнесла Маша.
Я смотрел на них, не веря своим глазам. То есть все это время, Маша знала об обмане сестры и терпела мои выходки, чтобы не ранить Инну? Самому мне не было никакого оправдания, мне просто хотелось завыть в тот момент. Или задушить эту маленькую интриганку, с покаянным видом, сидящую на больничной койке.
Позже, размышляя обо всем, что произошло, я пришел к выводу, что я вел себя ничуть не лучше Инны. Но она молодая и глупая девчонка, а я взрослый и, как мне ранее казалось, здравомыслящий мужик. Когда мы в тот день вернулись с Машей домой, я усадил ее на диван и встал перед ней на колени.
— Ты научишь меня такой же жертвенности, как у тебя? Или, я безнадежен? — спросил я, дрожащим голосом.
— Ты самый лучший, — она взяла мое лицо в свои ладони, — просто ты зациклен на мелочах и часто не видишь главного.
— Мне кажется, я полный слепец! Я даже до сих пор не сумел разглядеть тебя!
— Дело не во мне. Иногда жизненные обстоятельства, которые кажутся просто ужасными в тот момент, когда настигают нас, позже помогают увидеть жизнь с другой стороны. Я не просто люблю свою младшую сестру и, как многие думают, незаслуженно прощаю ей все. Я попросту не вижу в ней плохого. Все эти ее, как ты называешь «выходки», — это обычная ничего не значащая мишура. Жизнь обязательно справится с ней самостоятельно, разгладит, побелит все белой краской и разукрасит по-новому.
— Ты расскажешь мне, как все было? — я уже понял, что корни этой сестринской жертвенной любви уходят в их детство. Но я подумал, что это связано с гибелью их родителей.
Маша нежно улыбнулась, глядя мне в глаза.
— В детстве мы с подружками часто ходили на городской пруд, — начала она свой рассказ, — весной там было полно головастиков, которые потом превращались в маленьких забавных лягушат. Как-то раз я взяла с собой Инну и не уследила за ней. Сестра упала в воду возле деревянного помоста. Мои подружки в страхе разбежались, а я пыталась вытащить ее. Плавать я не умела, так что интуитивно почувствовала — мой прыжок вслед за ней ничего не даст. Я шарила руками в воде и, наконец, ухватилась за ее куртку. Я потянула на себя край одежды и достала из воды. Но в моих руках оказалась только куртка. Тогда я снова кинулась к воде, засунув руку глубже. Не знаю, каким чудом мне удалось ухватить ее руку, скорее всего, в том месте было не так уж глубоко. Ты знаешь, когда наши родители попали в аварию, отец умер на месте, а мама еще некоторое время боролась за жизнь в отделении реанимации. Врачи понимали, что она не выживет и однажды, нарушив правила, разрешили нам с бабушкой зайти к ней в палату. Мама была без сознания, но в тот момент, когда бабушка вышла в коридор, что-то спросить у медсестры, мама пришла в себя. Она повернулась ко мне и прошептала: «Машенька, пожалуйста, позаботься об Инне!». А потом ее глаза стали стеклянными. Я стала трясти ее руку, но мама больше не говорила со мной. Когда я вытащила Инну на берег, у нее были точно такие же глаза. Я плакала и изо всех сил трясла ее маленькое тельце. Кричала, поднимая глаза к небу: «Мама, прости меня!». А потом вдруг сестра стала размахивать руками, и из ее горла вырвались булькающие рыдания.
После этого рассказа я прижал к себе жену и вздохнул всей грудью. Целых полтора года я не сидел вот так, с нежностью сжимая ее в своих объятиях. По моим щекам текли слезы, и я даже не пытался спрятать их. В тот момент из меня уходило все плохое — любовь к самому себе, которую я, как многие, ставил превыше всего и нелепая гордость, затмевающая разум. Вместо них пришло смирение. Я осознал, что я не кто иной, как маленький головастик с блестящими смоляными боками, кружащийся в жизненном водовороте. И жизнь моя прекрасна именно тогда, когда я принимаю ее, а не когда пытаюсь бороться с ней. Потому что мои собственные действия — это обычная ничего не значащая мишура. Я не имею в виду созидательные жизненные процессы. Человек находится на Земле, как раз для этого, чтобы, возделывать ее и делать свою работу хорошо. Я имею в виду наши попытки переделать окружающих под свои требования, а кто сказал, что мы это умеем?
— Маша, хочешь, я пожарю тебе картошку? — спросил я.
— Хочу! — с энтузиазмом согласилась жена.
— Еще я, пожалуй, вынесу мусор. Кажется, я полтора года не делал этого?
Маша, все еще улыбаясь, кивнула.
После удаления опухоли, Инна быстро пошла на поправку. Симптомов болезни у нее больше не наблюдалось. Врачи говорили, что помогло ранее обнаружение злокачественных изменений в организме. Я знал, что это тоже заслуга старшей сестры Инны, которая заставляла ее каждый год проходить медицинское обследование.
Затем в нашей жизни произошло еще одно испытание, которое без той внутренней метаморфозы, что произошла со мной, я бы наверняка позорно проиграл. После выкидыша у Маши возникли проблемы со здоровьем. Она никак не могла забеременеть, хотя врачи говорили, что шансы однозначно есть. Несколько лет мы надеялись на чудо. Ранее за это время я бы уже изжевал себя словно жвачку, но сейчас я относился ко всему по-другому. Я старался компенсировать свою вину за прошлое, не укоряя себя, а всячески ободряя и поддерживая свою жену.
За эти годы наша маленькая Инна успела выйти замуж и родить двоих детей. Ее муж Миша сумел окончательно разгладить характер Инны, семейная жизнь словно выбелила эту девчонку и раскрасила яркими красками.
— Сюрприз! — воскликнул я, как только Машка зашла домой.
Я неделю был в командировке и вернулся домой на день раньше.
— Твой сюрприз я разглядела еще на автостоянке, — рассмеялась Маша, — поэтому лифт ехал очень-очень медленно!
Она обняла меня за шею и долго не выпускала из своих объятий.
— Ой, сейчас мой сюрприз еще и подгорит! — воскликнул я, вбегая на кухню, чтобы помешать жарившуюся картошку.
Когда ужин был спасен, я выглянул в коридор, но не обнаружил там Машу. Из ванны доносился звук льющейся воды, и я стал ждать выхода супруги, чтобы продолжить обнимания. Когда она появилась из дверей, то растерянно улыбаясь, проронила:
— Видимо запах картошки ему пока не нравится.
— Кому, ему? — глупо спросил я.
Маша, продолжая улыбаться, смотрела на меня.
— Правда?
— Правда!
— О! — я осторожно приподнял жену и стал, пританцовывая, носить ее по комнате.
— Надеюсь, он станет нашим новогодним подарком, — засмеялась Машка.
— А не слишком рано? — улыбнулся я.
— Ему уже три месяца. И это мальчик.
Автор Светлана Юферева
