— Мариш, загляни ко мне на часик, — на пороге стояла соседка Антонина Михайловна. – Посидим, чайку попьем.
С чего это вдруг? Соседка хоть и хорошая пожилая женщина, но так, чтобы чайку с ней попить – это странно. Да и какая у них может быть дружба с сорокалетней Мариной, чтобы вот так часик сидеть? Какие интересы? Марина знает Антонину Михайловну не так давно – нет еще и года, как они переехали с мужем и детьми на эту квартиру. Соль, луковицу – к соседке, тихой одинокой женщине, не более. Какая Антонина по характеру, Марина еще не разобралась: вроде добрая, но совсем недавно с какой-то женщиной во дворе так громко ругалась, просто какой-то ужас.
Муж полностью погрузился в компьютер, сын – в свой телефон. Ну что ж, дома Марина все равно никому не нужна, можно и заглянуть к соседке. На кухне накрыт стол – чашки с блюдцами, большой пирог с яблоками, и даже электрический самовар.
— Мне сегодня исполнилось семьдесят лет, — сказала Антонина Михайловна. – Давай с тобой отметим? Мне все равно не с кем. Одна моя подруга три года назад на тот свет отправилась, вторая – пять месяцев назад. Тоскливо мне.
Хм, вот это поворот.
— Что же вы не предупредили, что юбилей – и я без подарка.
— Маришка, главный мой подарок – это избавление от одиночества. Поэтому, спасибо, что зашла, уважила старушку.
Марине не терпелось узнать – как же так получилось, что еще в довольно молодом возрасте она одна отмечает юбилей? А где родственники, дети, внуки? Как-то так спрашивать неудобно, может сама все расскажет?!
— Какой самовар у вас красивый, расписной, — сказала Марина.
— Да, это моя гордость. Нам с мужем подарили на годовщину свадьбы друзья, на десятилетие, я такой очень хотела. Как раз беременная Коленькой была, он у меня младшенький. А старшая – Полина, у нее тоже в этом году юбилей, пятьдесят лет будет. Коленьке тридцать девять. Есть еще Наташа, ей сорок семь, но она не моя дочь, а моей родной сестры, которая напилась и замерзла в сугробе. Куда Наташку девать? Ну конечно на меня повесили, зато нам трехкомнатную квартиру тогда дали, помогли нам добрые люди. Наташка стала меня мамой называть.
Антонина Михайловна погладила ручку самовара:
— Смотрю на самовар и Толика своего вспоминаю. Он же погиб почти сразу после этого юбилея, я Коленьку только-только родила, еще месяца не было.
Антонина Михайловна с тоской замолчала, а Марину просто разрывало от любопытства – как же так, где все эти дети? Почему они не за столом? И почему вместо трехкомнатной квартиры соседка ютится в крошечной однокомнатной коморке? Все же Марина задала этот бестактный вопрос соседке. Та будто очнулась от своих мыслей.
— Почему дети не приехали? Далеко живут. Да я им не нужна. Они так мне в лоб и сказали: «Ты нам, мама, не нужна». Они считают меня плохой, а я переживаю, что неправильно их воспитала. Хочешь я тебе расскажу о своей жизни? Ну слушай.
***
Антонина вышла замуж за Толика в девятнадцать лет по большой любви. Родилась через год Полина. Ее сестра Лена вела аморальный образ жизни – родила Наташу непонятно от кого, да и во время беременности со стаканом не расставалась. Завязывала несколько раз и опять по новой. Сестры между собой не особо ладили именно по причине этой пагубной привычки Лены, Антонина на дух не переносила эту гадость. Да и уехала она из дома мамы на родину мужа, оставив мать с сестрой в этом городе.
Когда Лена замерзла в сугробе, мама будто сошла с ума – от горя она даже внучку не хотела видеть. Удивительно, конечно, ведь она так любила Наташу. Нервная стала, срывалась на внучку, пришлось Наташу забрать, ведь мама даже грозилась сдать ее в детский дом.
— Мам, ну как это понимать – в детский дом? Ты пожалей ребенка, она же вся слабенькая родилась из-за вредного пристрастия Лены, куда ее такую в детдом?
— А ты не очерняй память Лены! Я не могу такого болезненного ребенка тянуть! У меня сил нет.
Наташку было жалко, опекунство оформили на Антонину. Двоюродные сестры поначалу ладили между собой, семья как семья. А потом Антонина опять забеременела, как раз перед десятилетней годовщиной свадьбы, было много друзей, принесли в подарок расписной самовар. Родился Коля, решил Толик подработать – семья-то большая, лишняя копейка не помешает. Друг подбил его на шабашку – у какого-то там важного человека деревья на даче спилить. Полина будто что-то почувствовала:
— Папа не уходи, сегодня же воскресенье, побудь с нами.
Толик даже какое-то время сомневался – идти или не идти, будто тоже что-то чувствовал.
— Полина не мешай папе, — ругала дочь Антонина. — У вас запросов много, и Коля еще маленький, деньги не помешают.
Полина долго не отпускала отца – держала за рукав его куртки, даже когда он обувался. У Антонины не было никакого предчувствия – она стояла в прихожей с Коленькой на руках и отгоняла дочь. А потом Анатолий долго не возвращался, именно тогда Антонина начала нервничать. В дверь позвонили – на пороге стоял растерянный друг Толика:
— Тонечка, — произнес он. – У меня к тебе очень плохая новость.
Дальше Антонина все помнит, как во сне. Друг рассказал, что на Толика упало дерево, приехала скорая помощь, но его не спасли. Антонина не узнавала собственный голос, так она кричала. Хором плакали все – и она, и дети, даже маленький Коленька. Примчались соседки, завертелось-закрутилось. Именно в тот момент будто черная кошка пробежала между Полиной и ее матерью, старшая дочь во всем винила свою маму:
— Все тебе деньги-деньги! Допрыгалась?
Полина очень любила своего отца, поэтому так и не простила свою мать. Училась она хорошо, но жила будто сама для себя, а не для семьи – не хотела нянчиться с Колей, перестала общаться с сестрой, а мать вообще игнорировала. Даже несмотря на хорошую учебу, она закончила восемь классов и поступила в училище, а не в институт. Хотела быть подальше от Антонины. Равнодушная, гордая, даже циничная. Что-то переломилось в ней тогда, когда не стало отца. А когда она вышла замуж, то мать на свадьбу не позвала, и новорожденного сына не показала.
Но тяжелее всего было с Наташей. Все же она переняла материнские гены и, наверное, какого-то там неизвестного отца – Лена всегда болталась с темными личностями. Уже в подростковом возрасте учителя жаловались, что Наташа с мальчишками дымят за школой, а в четырнадцать лет она пришла вообще в непотребном состоянии, ноги даже ее не держали, и это повторялось раз за разом.
— Наташка, прекращай это сейчас же! – кричала на нее Антонина.
— А ты кто мне такая, чтобы указывать? Всего лишь тетка моя? Подумаешь…
— Ты все плохое от своей матери переняла.
— А ты мою маму не трогай, поняла!
Из-за этих ссор Наташа специально стала специально называть Антонину тетя Тоня. Сбивалась по привычке, но поправляла. Она стала неуправляемая.
— Мама, ну что мне с ней делать? – плакала в трубку Антонина, когда звонила матери.
— Я тебе сразу сказала – сдай в детский дом. И сейчас не поздно.
Но как сдать? Антонина уже привыкла к Наташе, сдать в детдом – это предательство, да и что люди скажут? Мама даже слышать не хотела о своих внуках, ее соседи говорили, что она чудит, странности творит. Антонина просила мать переехать к ней, но та категорически отказывалась. Умерла она в середине девяностых, ее двухкомнатную квартиру сдали квартирантам на длительный срок.
Наташа после окончания школы убегала из дома с какими-то парнями, вновь возвращалась, чтобы отмыться и отоспаться и опять сбегала. И так до своего совершеннолетия, пока совсем не пропала, периодически позванивая домой. Нет, она ничего не просила – звонила просто так, в угарном состоянии, видимо был какой-то дефицит общения.
Коленька рос ленивым и очень много ел. Антонина пыталась его водить на спортивные секции, готовила диетические блюда, но Коля рыдал, сбегал из этих секций и требовал чипсы со сладкой газировкой, только так он мог успокоиться. Ошибкой Антонины было то, что она ему поддавалась, жалела сына – рос без отца в нервном женском обществе, видимо депрессию так свою заедал. К двадцати трем годам он был невероятно толстым, но все же ему удалось привести в дом девушку – некрасивую и задиристую Татьяну.
— Мам, Таня будет жить у нас! – сказал Коля тоном, не терпящим возражения.
В прочем, как всегда – привык он к такому тону. Только его Танечка решила взять все в свои руки – нет, не хозяйство по дому, а владеть всем, что есть в доме. Это вызвало у Антонины возмущение, она хотела выгнать негодяйку из своего дома, но на защиту этой пигалицы встал Коля:
— Мама, ты совсем обнаглела? Это наши метры тоже, имей совесть! И вообще – я женюсь на Тане, пропишу ее в нашей квартире.
— Это каким же методом?
— Да любым, даже если придется совершить преступление!
Серьезная заявочка. Только тогда Антонина поняла, какую она совершила ошибку, во всем потакая сыну. Про преступление он говорил абсолютно серьезно с надрывным тоном, Антонина даже испугалась. Чтобы исполнить свое намерение, Коля позвонил своей сестре Полине, с которой они общались, и тогда Полина приехала ему на выручку.
— Вот что, мама. Езжай-ка ты на квартиру бабушки, в ней живут квартиранты, чтобы тебе потуже кошелек набить, не дело это. Наш папа получил эту квартиру, а мы его наследники, продадим и разделим деньги пополам с Колей.
Можно было бы, конечно, посудиться, но с детьми совсем не хотелось этого делать. Как они в тот день на нее смотрели – враждебно, с отвращением, будто не она их вырастила. У Антонины опустились руки, она уехала, чтобы не видеть эти злые глаза. Пусть делают, что хотят. На свадьбу Коля ее тоже не пригласил, да она бы и не поехала. На прощание Коля наговорил матери столько гадостей:
— Это ты меня сделала таким – толстым и неуклюжим неудачником. Хорошо, что только Танечка меня поняла, самооценку мне повысила.
Некрасиво расстались, Антонину даже никто не проводил на поезд. Весь путь домой она безостановочно плакала, чем вводила в недоумение своих попутчиков. Уже тогда, на мобильный телефон, ей позвонила Наташа, и опять в нетрезвом состоянии:
— А меня Сережка бросил, — жаловалась она про очередного кавалера. – Выгнал на улицу с вещами. Тетя Тоня, я к тебе приеду, вместе жить будем, не расстраивайся.
Детей у Наташи не было, бесплодие, но это даже хорошо, а то судьбу матери бы повторила, ребенка бы на всех бросала. Явилась она на следующий день после приезда Антонины. Страшная, худая, какая-то неопрятная. Антонина как курочка над цыпленком «кудахтала» над приемной дочерью, в ее планах было закодировать, привести в чувства Наташу. Но та только лежала на кровати, и Антонина начала замечать, что пропадают деньги из ее кошелька, а к вечеру Наташа уже была в своем привычном повеселевшем состоянии.
— Наташ, не надо у меня деньги красть, это ужасно!
— А я больше и не собираюсь. Свои возьму. Это квартира моей мамы и бабушки? Давай продадим. Ты не бойся, я возьму только деньги, мы с Сережкой помирились, он меня ждет. Купим тебе квартиру, а «сдачу» я себе заберу. Идет?
Вот так Антонина оказалась в маленькой однокомнатной квартире. С Наташей она не стала спорить – она все же права, и не стала все отбирать у приемной матери. Только с этих пор Антонина никому не нужная. Есть дети, есть внуки, но они ей говорят: «Ты нам, мама, не нужна»! Даже с праздниками не поздравляют.
***
Антонина Михайловна вздохнула и налила себе еще чашку чая. Грустно было и Марине – ну надо же какая судьба у человека. На телефон соседки кто-то позвонил. Она вскочила и мгновенно схватила телефон, даже руки затряслись от волнения:
— Да! Але! Кто это? Нет, ни в каких услугах я не нуждаюсь, — она скинула звонок. – Реклама какая-то, услуги стоматолога предлагали.
На юбиляршу трудно было смотреть без слез, а показывать слезы Марине не хотелось.
— Ну я, пожалуй, пойду, — сказала она соседке. – Ужин пора готовить семье.
— А, да-да, конечно. Вот, отнеси своим два куска пирога, сама выпекала. Ты уж прости, Мариш, что я тебя одну пригласила, без семьи, хотелось тет-а-тет поговорить по-женски, как исповедоваться, что ли.
За ужином Марина рассказала про соседку мужу.
— Не верь всему, что тебе говорят, — сказал он. – Помнишь, как она с женщиной на улице ругалась? Там, скорее всего, и с ее стороны проблем много, просто она не рассказывает.
Может быть и так. И все же Марина искренне жалела Антонину Михайловну.
