Когда я видела как к нам идут мамины подружки, то бросала все свои дела и скорее бежала домой. А папа наоборот, бежал из дома, приговаривая: » Ну их к лешему».
Дома я сразу же занимала наблюдательный пост и не дышала. Меня ждала «вальпургиева ночь».
Сначала мама и её подруги чмокали воздух рядом с щеками друг друга, потом говорили друг другу комплименты. После церемонии восхваления туфель, юбок, причёсок, процессия выдвигалась на кухню. Наливался чай, и все чинно его пили. Но это только начало, уж я-то знаю.
Сначала подруги говорят друг другу про работу, мужей, детей, какую-то Таньку и т.д. Говорит кто-то одна, остальные слушают, кивают или восклицают » Ой, и не говори!» Мне нравится наблюдать за развитием этой феерии. Я понимаю, что это какой-то ритуал и все должно идти по каким-то определённым правилам.
После пятого стакана чая (это строго соблюдается), кто-то говорит: «А что, девочки, может дернем? А?» Я-то понимаю, что никто никого дергать не будет. Это мама сейчас достанет какой-то графин с розовой водичкой из шкафа и нальет всем по чайной ложечке. При этом все будут махать руками, кричать: «Мне хватит, ты что, я столько не могу!»
Мама понимающие кивает и наливает чуть больше.
Я очень люблю этот момент. Дальше начнётся самая развлекательная часть программы. Выпив миллиграмм этой чудо-водички, дамы начинают петь песни. Про удалого-молодого, про Муромскую дорожку или распевать какой-то вопрос «виновата ли я?» По их недовольным интонациями сразу понятно, что они не виноваты, виноваты все остальные.
Спев ритуальные песни, они снова плачут, оплакивая свою девичью красу и женскую долю. Я не знаю, что это за доля такая, что с ней случилось и почему её надо оплакивать, но всем почему-то её жаль. Виноваты в этом, конечно, мужчины, причём все. Поплакав и завершив обряд сакральным «Ладно, девочки, давайте за нас красивых», они допивают своё зелье и начинают ржать как лошади. Над чем они смеются понять совершенно не возможно. Да они и сами, наверное, не понимают. Слышны только возгласы и смех: » А помнишь… а Танька-то… а он-то ей говорит… ой, не могу… ну, молодец… Как они понимают о чем говорят, для меня загадка?
После этого идёт танец. Они включают магнитофон. И начинается дикая пляска. Да-да, именно дикая. Я знаю, что говорю. Я видела как они танцуют на праздниках, где много людей. Но сейчас они не танцуют. Только мелькают ноги, руки, летают подолы юбок, сверкают глаза. А какой при этом стоит топот! Никогда не подумаешь, что это три хрупкие женщины. Видимо дядя Коля подумал, что к нам забежали буйволы и начал стучать шваброй по потолку. Ну, что ты, дядя Коля, лучше сейчас не беспокоить их. Даже наш кот Пушок давно куда-то спрятался, знает, что сейчас лучше переждать этот шабаш.
А валькирии, наплясавшись, снова пошли гонять чаи. Это хорошо. Сейчас они перейдут опять на человеческое общение. Мирно попив чай, с непринужденным видом чирикая о том — о сем, как будто никто не устраивал здесь никаких шабашей, они снова переходят в прихожую. Сейчас начнётся церемония прощания. Стоя втроем, перед одним зеркалом, они начинают красить губы одной помадой, не переставая смеяться.
Дальше открывается дверь и все выходят за пределы квартиры. Они продолжают хихикать, болтать, миллион раз повторяя «Ну все, пока!» Стоять вертикально у них не получается — то они обнимаются, то толкаются, то качаются…
Когда же дверь наконец закрывается, я смотрю на маму. Она, вздохнув, говорит: «Ну что, теперь можно и чаю попить?»
Через час-полтора приходит папа. Он тихонько приоткрывает дверь, секунду прислушивается и тихо заходит в дом. Достаёт откуда-то Пушка и приговаривает: «Ах ты, бедненький. Ну не мог я тебя с собой взять…»))))
