— Вот мы и встретились, Эльвира Степановна, — сказала Наташа и устало потёрла глаза.
— Деточка я… Наташенька… — начала пожилая женщина и тихо заплакала.
…Сын у Эльвиры Степановны вырос красавцем. Половина их небольшого городка знала и саму Эльвиру и её сына. Она была учителем начальных классов в местной школе, а мать Эльвиры, Галину Дмитриевну, так вообще весь город знал. Потому что была она директором той школы когда-то. Но подвело здоровье. Эльвирочка лишилась матери, когда ей было двадцать. Училась она в педагогическом, мечтала, как мама, учить детей. Директором, вместо Галины Дмитриевны, стал важный, представительный мужчина, из области. Много разных реформ задумал он в школе, и начал было воплощать, но его быстро перевели в Гороно, потому что на месте директора школы он и не смотрелся даже. Ему нужно было шире поле деятельности. Вот и заметили его и продвинули по карьерной лестнице. А пока директором стала Зинаида Михайловна, учитель химии: представительная дама почтенного возраста, которая знала и помнила многие поколения и директоров, и учеников этой школы. К ней и пришла устраиваться на работу молоденькая Эльвирочка после окончания института.
Там же, в школе, Эльвира встретила своего будущего мужа. Учитель биологии, симпатичный весёлый мужчина, на которого вся незамужняя часть женского коллектива школы тот час же «положила глаз». Но он выбрал яркую девушку Эльвиру. Строгую, с пышной копной каштановых волос, которую в стенах школы девушка собирала в аккуратный пучок. Но вне школы, она их распускала и выглядела, словно фотомодель с обложки журнала.
Поженились. Через три года родился сын, Семён. Но злой рок, который преследовал их семью, рано забрал у Эльвирочки мужа, а у Семёна отца. Она не верила в эти россказни своей прабабушки. И думала, что уж у неё-то такого не случится ни за что. Однако случилось.
Все женщины в их семье рано теряли мужей. Началось это всё гораздо раньше того времени, которое застала прабабушка. Старенькая совсем, она, тем не менее, находилась до ста лет в ясном уме и твёрдой памяти. И вот она-то и рассказала маленькой Эльвире семейную легенду.
Якобы когда-то в их семье дочь выдали замуж против её воли, по расчёту. Девушка Марфа была своенравная, гордая и непокорная. Она противилась воле родителей, и хотела выйти замуж только по любви, мечтала об этом. Но судьба девушки была давно предопределена. Каким-то образом, Марфу всё же уговорили выйти замуж. Полюбить своего мужа она не смогла. Он оказался грубым, злым человеком, сильно старше её. Обижал жену и бил. Родилась в том браке дочь, Василиса. И её стал бить отец. Уж такого не могла стерпеть Марфа и задумала она плохое. Напоила мужа и отправила в баню. А сама гулять пошла с доченькой. Гуляли они, а потом смотрят, люди бегут, кричат, де, мол, баня до тла сгорела у тебя, Марфа. И вдова ты теперь. Марфа, для вида, поубивалась немного, да и зажили они потом с Василисушкой спокойно. Дело это быстро закрыли: никаких следов преступления не обнаружили. Видимо по-умному Марфа всё обставила. И люди поверили в несчастный случай — Марфа была положительная, благочестивая женщина. Не поверила только старая мать Марфиного мужа, свекровь. Уж она убивалась по сыну, горевала, называла Марфу душегубкой и прокляла весь Марфин род до седьмого колена. Марфа смеялась над ней и не верила в проклятия, выгнала старую женщину за дверь и не пускала больше. Однако с тех пор так и повелось в их роду: мужья не доживали до старости…
Растила Эльвира Семёна одна. Так и не вышла больше замуж, хотя предложения поступали. Но, видно, одного только мужа своего могла любить Эльвира, никто другой ей не нужен был. Все женщины в их семье были такими: об этом тоже что-то говорила прабабушка…
Пришла пора Семёну жениться. Конечно же, Эльвира Степановна уже пыталась распланировать его будущую жизнь, и у неё на примете была пара достойных кандидаток. Но Семён привёл в дом Наташу: простую, как две копейки, медсестру, плюс немного старше себя. Люблю, говорит, женюсь. Эльвира Степановна «в штыки» восприняла новость: «Только посмей!» — заявила она сыну, переходя на высокие ноты так, что зазвенели подвески на чешской люстре. Голос у неё был поставлен хорошо: всё-таки столько лет учителем проработала! А, пытающейся, было, вставить хоть пару слов Наташе, она ответила:
— А тебя я знать не знаю, и знать не желаю! Вон из моего дома! Вон!!!
Девушка заплакала, а Семён, ненавидящим взглядом посмотрел на мать и заявил, что уйдёт вместе с ней.
И ушёл.
По своим каналам, Эльвира Степановна навела справки о Наташе. Новости её не порадовали: беднота, голь перекатная. Мать и отец — простые люди, работают с утра до ночи, а из бедности никогда не вылезали. Наташа у них старшая дочь, ещё две младшие есть. Недавно она бросила учёбу в медицинском институте, в котором обучалась в соседнем городе, потому что пришлось пойти работать, когда у родителей совсем с деньгами плохо стало — отец ногу сломал, работать не мог. Сейчас работает в поликлинике медсестрой.
Поселились молодые сначала у старенькой бабушки Наташи, Ефросиньи Петровны в частном домишке на краю городка. Отопление печное, огород, туалет на улице. Эльвира Степановна полагала, что сына надолго не хватит, жить в таких условиях. А нет. Видно, и правда, любовь была между ними.
Бабулечка скоро слегла совсем и Наташа за ней ухаживала, а через некоторое время остались они в избушке этой вдвоём с Семёном. Родилась дочка у них, Марина. Наташа ловко управлялась по хозяйству и всё у них было ладно, да гладко. Семён много работал. И время от времени нет-нет, да и слышал, какие сплетни распускает о Наташе его мать. Что ленивая, что не годная, и что, наверное, ведьма. Потому что заколдовала сына, окрутила, заставила бросить все перспективы и теперь он живёт с ней в грязи, голодный и несчастный. Она не готовит ничего, не убирает, а его опаивает чем-то, чтобы не бросил он её и продолжал с нелюбимой жить. И ребёнка обманом родила она, чтобы покрепче к себе привязать.
Семён молчал, на такие сплетни не реагировал никак. Но мать не унималась. Ведь знакомых у неё было, почитай, весь городок их небольшой. Кто-то сам у неё учился, кто-то уже и детей своих привёл. И каждому она про Наташу гадости нашёптывала.
Вышла Наташа на работу, как подросла немного Марина. Там ещё хуже стало. Наташа прямо чувствовала, что за её спиной шепчутся и на неё косятся. А иногда и в открытую посмеиваются. Что дочка у неё растёт «чудная» и, наверное «того», потому что не похожая на остальных, молчаливая какая-то, с детьми не играет, не шалит, а всё книжки разглядывает. Наверное, Наташка и ей какие-то зелья даёт, чтобы она такая росла. И дома у неё грязь, печка чёрная, окна не мытые. Мариночке тоже досталось. Побили её однажды дети в детском саду. А она тоже побила кулаками детей, когда те обозвали маму ведьмой, а её саму — ведьминым отродьем.
Так и закрепилась за Наташей обидная кличка «ведьма». Всё сходилось: жила на краю города, у леса, молчаливая, смурная, травки собирала.
Наталья, и правда, любила травы собирать. И медицину любила. Мечтала восстановиться в институте, доучиться и врачом стать. Домик бабушкин они с Семёном подремонтировали, забор хороший поставили, колодец новый вырыли. А потом взяли и в соседний город уехали. Стали квартиру снимать: Семёну предложили там место хорошее. Он на заводе отличным токарем был, на месте обучился. С тех пор, как ушли они от Эльвиры Степановны с Наташей, стал Семён работу искать. В институт не поступил, а в армию его не взяли: плоскостопие. Явился на завод, взяли учеником токаря, так и пошло. А у него талант к этому делу обнаружился, просто «золотые руки». Даже не хотели его отпускать с завода, да знакомый пообещал ему ещё больше платить. Он хотел частную фирму открыть, вот и сманивал специалистов.
Так и переехали в большой город. А домик свой, со временем, продали. Нашлась семейная пара, желающая его купить, он ведь добротный был, хороший.
С Эльвирой Степановной так и не общались.
Та частная фирма знакомого разорилась, дело не выгорело. Семён поискал-поискал место, да быстро нашёл, хорошо устроился. На другой завод, оборонного значения. А Наташа исполнила свою мечту — восстановилась в медицинском институте, ведь доучиться ей всего ничего оставалось. Мариночка росла хорошей, толковой девочкой, тоже мечтала, когда вырастет, врачом стать, как мама.
***
— Вам надо ехать в областную больницу на консультацию. Здесь таких специалистов нет, — сказала врач и стала выписывать направление. — Идите в регистратуру, поставьте печать. Всё. Потом ко мне опять придёте, будем думать с вами.
Эльвира Степановна брела по коридору поликлиники, еле переставляя ноги. «Странный врач. Почему нельзя здесь, на месте всё проверить? Зачем куда-то ехать?! — негодовала она. — Да и вообще, зачем всё это? Намучилась уже. Не поеду. Чему быть — того не миновать. Буду пить свои таблетки, как и раньше. И ждать конца»
Совсем расстроилась Эльвира Степановна, заплакала. И когда она достала свой номерок, чтобы взять из гардероба куртку, её заметила та врач:
— Поставили печать? — строго спросила она, сверкнув стёклами очков.
Эльвира Степановна отрицательно замотала головой, не в силах ничего сказать.
— А чего так? Ну-ка…
Врач взяла из рук пожилой женщины бумажку и решительно шагнула за дверь регистратуры:
— Девочки! Тут мне нужно…
Эльвира Степановна бессильно опустилась на мягкий пуфик, который стоял в холле поликлиники.
— Вот! Обязательно езжайте! Там, говорят, хорошие специалисты, проверят всё, разберутся! — через пару минут врач вручила Эльвире бумажку с печатями.
***
— Невозможно, как долго принимает врач! — посетовала полная женщина, отдуваясь и обмахиваясь толстой папкой с разными медицинскими документами. — Ну и жарища, духота…
— Да вроде как, быстро было, — ответила маленькая аккуратненькая старушка, которая тоже сидела в очереди. — Это вот та женщина зашла и застряла прямо! Полчаса, наверное, уже не выходит…
В кабинете сидела Эльвира Степановна, а напротив неё — Наташа. Вернее, Наталья Романовна, врач, специалист. Эльвира плакала.
Наташа сразу её узнала. Эльвира была всё такая же статная и красивая, только постарела сильно. Да и что ж, уже почтенный возраст — семьдесят семь лет ей было. А болезнь у неё оказалась не опасная. Наташа хорошо разбиралась в этом. Но то, что она приехала, проконсультировалась, — это хорошо. Назначила ей Наталья лечение, но Эльвира не спешила уходить. Она плакала и очень просила простить её.
— Эльвира Степановна! Здесь не место для разговоров, меня ждут пациенты! Да и не за что мне вас прощать, всё в прошлом. Это было так давно, что быльём поросло. А внуки… Всё хорошо с ними, живём, не жалуемся. Да. Маришка школу закончила, поступила, Серёжа учится ещё. Семён на заводе работает, шестой разряд получил. Денег у нас хватает. Вы идите себе, лечитесь…
— Понятно… — тихо сказала Эльвира Степановна и поднялась со стула, — Я бы тоже не простила…
***
— Наташ, жалко её… Всё таки мать… — проговорил Семён вечером, обнимая жену за плечи. Наташа рассказала ему, как Эльвира Степановна приезжала сегодня к ней на консультацию.
— А ей было нас не жалко? Зачем она сплетни распускала? Мстила? Чего она хотела добиться? Жизнь нам испортить? Как так можно, а? Ты ведь сын ей родной.
Семён ничего не ответил, только вздохнул и взял в руку пульт от телевизора. С Наташей он нашёл своё счастье и ни о чём не жалел. Она родила ему двух чудесных детей, она прекрасная жена и мать. А его мать… Ну это её выбор. Ведь она сама выгнала их. Точнее Наташу. А он просто ушёл вместе с ней. Как было её бросить?
***
— Бабушка, а это кто? Ты что ли? Красавица какая! — Маришка разглядывала старый альбом и, улыбаясь, с трепетом переворачивала жёлтые страницы.
Вот уже три раза она приезжала к Эльвире Степановне в гости. После учёбы в институте садилась на автобус и через час была на месте. В тот вечер она слышала разговор родителей. Она давно задавалась вопросом, где бабушка и как она живёт. Мама всегда отвечала, что бабушка живёт в другом городе и видеть их не хочет. Маришка не понимала, отчего так? А мама не любила говорить на эту тему.
Девушка на следующий день отыскала среди старых писем и документов адрес бабушки и отправилась к ней, ничего никому не сказав.
Пожилая женщина была очень рада внучке. Они обнялись, и потом пили на кухне чай. А потом долго разглядывали семейный альбом. Маришке безумно нравилось всё это, она была убеждена, что каждый человек обязан знать свои корни, своих предков. И этот семейный альбом многое для неё открыл…
Врачом она быть давно передумала, и поступила на филологический факультет. Эльвира Степановна была рада за внучку, она любовалась ею и с улыбкой слушала, как по-умному та рассуждает. «Молодец, девочка! — всё повторяла она. — А как на Семёна похожа…»
***
— Мам, пап! У меня сюрприз!
— Маришка! Где тебя носит?! Мы ждём, за стол не садимся, обещала же, что к трём вернёшься! И куда моталась? Что за секреты? — мама вышла в прихожую и набросилась на Маришку с вопросами.
У Натальи был день рождения. В большой комнате стоял стол с угощениями и четыре стула вокруг него.
— Мам! А у нас есть ещё один стул? — заглянула в комнату Маришка.
Эльвира Степановна стояла за дверью квартиры на лестничной площадке и ужасно смущалась. Глупо как-то, по детски… И зачем она повелась на уговоры Маришки и поехала с ней?
— Всё, ухожу, — решила Эльвира, но тут приоткрылась дверь и высунулась Маришкина голова:
— Заходи, бабуль! — произнесла она заговорщическим шепотом.
— Мама?! — Семён был изумлён, когда увидел Эльвиру Степановну, робко снимающую обувь в коридоре.
— Что там у вас? Мы за стол сегодня сядем или нет? — спросила Наташа из кухни, нарезая хлеб и выкладывая его на тарелку. — И при чём тут пятый стул, Маришка?
— Знакомься, Серёжка! Это твоя бабушка. Правда, классная? — сказала Маришка брату и подмигнула. — Она бывший учитель! А ну!!! Показывай свои тройки!
Маришка, шутя, надвигалась на брата с угрожающе поднятыми над ним руками и выпученными глазами.
— Бывших учителей не бывает, — улыбнулась Наташа, входя в прихожую и вытирая руки о кухонное полотенце.
— И бывших врачей тоже, — произнесла Эльвира Степановна и обняла невестку.
— Может… всё-таки, за стол сядем? — спросил, наконец, Семён, неловко переминаясь, с ноги на ногу.
Пауза затянулась. Каждый думал о своём. И только на кухне тихо тикали часы, а за окном шумела проезжающая электричка.
Пятый стул принесли из кухни, и тарелку, и вилку тоже. Сначала Эльвира Степановна чувствовала небольшую неловкость, но потом понемногу расслабилась. Они с Маришкой заранее обговорили, выбрали и купили Наташе подарок — серебряный кулон и он ей очень понравился.
— Ну, Маришка! Ну, учудила! Помирить нас вздумала! — всё повторял отец.
— А то! — хорохорилась девушка. — Так нельзя! Живём рядом и не общаемся. Это же глупо! И надо знать свои корни, своих предков, поддерживать родственные отношения, но… это я уже говорила… Таак! Что тут у нас? Бекончик, колбаска… Серёжка! Ты всю красную рыбу съел, оставь сестре хоть чего нибудь! — Маришка потирала руки и смотрела на стол, выбирая, что бы положить себе на тарелку.
Эльвира Степановна улыбалась, глядя на Маришку, а в глазах её снова заблестели слёзы. Наташа заметила это, тепло улыбнулась и ободряюще положила ладонь на её сухонькую ручку. И покивала головой: ничего, мол, всё же хорошо!
Она больше не обижалась и не сердилась на пожилую женщину. Какой в этом смысл? Всё уже в прошлом.
Жанна Шинелева
