– Вот всё у вас не так, даже зефир оранжевый!

– Вот всё у вас не так, даже зефир оранжевый! – ворчала свекровь. Рассказ

– Мам, ну ты ж говорила, что внуков будешь в этом доме нянчить. А теперь продавать из-за какого-то самодурства бабушки! Почему так?

Девятиклассница Ксюша недоумевала и не понимала эти странные несправедливые законы.

Этот дом мама с отцом построили практически заново. Раньше на этом месте стояла старая низкая избушка, а теперь возвышался добротный просторный дом с большой мансардой, застеклённый верандой и ухоженным двором.

Старый дом папе достался по наследству от родителей. Но полгода назад папы не стало. Ему было всего 46. Инфаркт. Никто не ожидал. Её мама горевала очень. Они с папой очень любили друг друга.

– Ксюша, доченька, я все понимаю, но выхода у нас нет. Придётся. Мы вынуждены продать дом. Ты же знаешь, он принадлежит не только нам. Так вышло. Бабушка требует долю. Купим квартиру небольшую, всё будет хорошо. Не волнуйся.

Ксюша всегда понимала, что отношения мамы и бабушки – не самые лучшие.

Так оно и было.

Лена, ещё во время первого знакомства с матерью жениха поняла, что с будущей свекровью будет нелегко. Сын – её собственность, её Бог, её смысл жизни. Она рано овдовела и всю себя посвятила любимому сыну.

Когда поженились, Лена видела, как разрывается муж между ею с родившейся дочкой и своей матерью. Усталый, после работы он ехал сначала к матери и только поздно вечером приезжал в свою семью. Свекровь считала, что сын в ответе за неё. При этом Ирена Романовна не была слабой и больной.

Она до сих пор работала, вела чуть ли не светский образ жизни, посещая регулярно театр и выставки, заставляя сына сопровождать её. Сын должен был помогать делать покупки, оценивать в магазине новые наряды, вместе с матерью путешествовать.

В конце концов Лена взбунтовалась. Дочка совсем не видит отца, старый дом требует ремонта, да и она хочет общения с мужем и нормальных семейных вечеров.

В этой схватке Елена победила. Константин понимал, что жена права.

Был грандиозный скандал. Но, муж отвоевал право приезжать к матери дважды в неделю. Спустя какое-то время Ирена Романовна смирилась с этим или делала вид, что смирилась.

Ирена Романовна не была той бабушкой, которой можно доверить ребенка даже на несколько часов. Всего однажды она понянчилась в отсутствии родителей с Ксюшей и сказала, что это для неё слишком тяжело. Но внучку она любила. Утверждала, что она похожа на неё, покупала наряды и вязала ей симпатичные вещички.

Лена с Костей начали строить дом практически заново. Планировали комнаты, коммуникации, отделку. Было нелегко, но они справлялись. Это было их гнездо, обогретое и любовно устроенное в каждой мелочи. Дом, двор поглощал все средства, сбережения были лишь в будущих планах. Как только появлялись деньги – они тратились на дом или постройки двора.

Потом родился Егорка.

Ксюша не любила, когда бабушка Ирена приходила в гости. Она не могла сообразить, что творится между взрослыми, но понимала детским, никогда не ошибающимся, чутьём, что бабушка не любит её маму, высмеивает её хозяйственность, вкус, старается поддеть словцом, зло шутит над тем, как мама говорит. Мама говорила немного не так, как говорили здесь все, она была не местная. И, вроде, бабушка не ругалась, говорила вежливо, но мама огорчалась, а потом плакала после её ухода.

Бабушка критиковала и дом. Нравилось ей что-то редко. Расстраивался и папа.

– Вот все у вас не так, как положено!

Вскоре Константин решил, что они с детьми сами изредка будут ездить – навещать мать.

ВсёКсюша ездить туда не любила. Бескомпромиссность бабушки её угнетала. Ей казалось, что рядом с ней нечем дышать. Бабушка слишком часто была недовольна её внешним видом и манерами. Ирена Романовна к тому времени уже ушла с работы и пыталась взяться, наконец, за воспитание внучки.

Но потом такая трагедия – папа неожиданно умер. На похоронах, в лицо Елене, Ирена Романовна сказала, что это она погубила её сына. Довела до инфаркта бесконечными «надо-надо».

Мир вокруг остановился для Лены. Ей казалось, что она замерла в одной точке и совершенно перестала мыслить. Она не могла собрать себя, не могла заставить ничем заняться. Спасибо двоюродной сестре и коллегам мужа, которые в этот момент были рядом.

Но после того, как Лена застала ночью плачущей в подушку Ксюшу, она взяла себя в руки. Надо жить ради детей, муж так мечтал видеть их счастливыми.

Очень осторожно, понемногу, они стали налаживать свою новую жизнь. Лена вернулась на работу, Ксюша ходила в школу, Егорка пошел в первый класс. Дочь изо всех сил пыталась помочь маме. Она контролировала брата, готовила, убиралась, ходила в магазин за продуктами.

С Иреной Романовной они после похорон не общались, встретились через полгода у нотариуса, когда пришло время вступать в наследство. Часть дома принадлежала свекрови. Как всегда, молодежь не думала о плохом, не страховалась, и Лена не являлась владелицей дома, имела право на долю только, как жена. Такое же право имели и дети.

У нотариуса они со свекровью не поговорили. Та гордо удалилась сразу после оглашения. Но пришла на следующий день, как будто знала, что Лена взяла выходной.

– Здравствуйте, проходите. Чай будете?

– Нет! Я пришла, чтобы решить с тобой, что мы будем делать с домом?

– Вы хотите долю?

– Я хочу всё, что мне полагается по закону. И ты отдашь мне это всё!

– Но Вы же понимаете, что это уже не тот дом, который был раньше. В этот дом вкладывалась и я. И его стоимость гораздо выше прежней. И ещё — очень пострадают Ваши внуки. Если мы продадим дом, отдадим Вам бо́льшую долю, то, всего скорей еле наскребём на маленькую квартирку.

– Я не собираюсь слушать твою ахинею. Я выставляю свою часть дома на продажу. Но лучше, если мы это сделаем обоюдно и продадим дом полностью, поделив деньги. Ты была нищая, когда мой сын тебя приютил. И ничего не изменилось.

Они не заметили, как в дом вошла Ксюша. Она слушала разговор стоя в прихожей. Девочка взорвалась:

– Уходи! – девочка стояла на пороге, сжав кулаки.

– Что? – Ирена Романовна удивленно посмотрела на внучку. – Что ты сказала?

– Я сказала – уходи! И больше никогда не приходи к нам.

– Ты как со мной разговариваешь?

– Не смей! Больше никогда не смей обижать мою маму! Вставай и уходи. А мы подумаем, как сделать так, чтобы больше никогда не видеть тебя, никогда не вспоминать!

Лена подошла к дочке, обняла её за плечи и вывела вон.

– Спасибо, родная, а сейчас иди к себе, я разберусь, – она поцеловала дочь в висок и легонько подтолкнула её по коридору. – Иди!

Плечики юной защитницы дрожали от злости.

Ирена Романовна сидела, как показалось Лене, ошарашенная такими словами внучки.

– Ирена Романовна, я, конечно, проконсультируюсь с юристами и дам вам знать. Вы получите всё, что вам причитается по закону, и после мы с вами распрощаемся. А пока уходите и дайте мне время всё обдумать.

А потом Лена, взглянув на эту отягощенную потерей сына и уставшую от самой себя женщину, другим тоном добавила:

– Мне искренне жаль, что у нас с Вами всё вот так. Мне жаль Вас! Ведь Вы остаётесь совсем одинокой!

– Не твоё дело! – почти взвизгнула свекровь и схватив сумку, кинулась к выходу.

Ксюша, услышав, как захлопнулась дверь, вернулась к матери.

– За что она нас так ненавидит! Вот ведьма! – сжав кулаки, произнесла Ксюша.

Лена была мудрой матерью. Свои, такие взрослые проблемы, нельзя спускать на ребёнка, даже если ему уже пятнадцать. И не была она уверена, что Ирена такая уж – «ведьма». Да сложная, да амбициозная и эгоистичная, но … Горе потери сына надломило ее ещё больше.

– Что бы не случалось в твоей жизни, нельзя так говорить о людях, Ксюша. А уж тем более о родной бабушке. Ненависть губит самого ненавистника. Вот и бабушку мне сейчас жаль. Она губит саму себя.

– Мама, да она всю жизнь нас ненавидит!

– А вот это неправда. Пойдём, что-то покажу.

Они зашли в гардеробную и Лена достала старую коробку. Поискала и достала детское белое платьице и вязаный чепчик. Она расправила мятое платьице на кровати. Это было невероятное ангельское платьице на девочку 1-2-х лет. Оно было с вязаными крючком вставками, пышным вязаным накрахмаленные рукавом, но сшито из хлопковой мягкой ткани. К нему была и шапочка с полями.

– Это тебе на крещение сделала бабушка Ирена.

– Она? Для меня?

– Да! И ещё вязала и шила тебе вещи, когда была ты поменьше. А вот смотри какие пинетки для Егорки.

– Это невероятно! – Ксюша держала в руках и рассматривала платье.

– Как думаешь, сможет такое сделать человек, который ненавидит?

– Нет, конечно. Но, мам. Может она изменилась?

– Да, вероятно. Но ведь любила она сына, папу нашего, значит любить умеет. Просто она очень сейчас несчастна! Стара и одинока. Очень. Не всегда человек может справиться. Уходит в отчаяние, в темноту, и ему кажется, что все вокруг плохие, потому, что ему плохо. Не злись на бабушку. То, что она сейчас делает… Такое бывает, когда говорит боль… Лучше пожалей её немного. Мы вот вместе, поддержим друг друга, а она совсем одна. Она виновата в этом сама, вот и с бывшей работы со всеми перессорились. Виновата, а сделать ничего не может. Она и прощение-то просить не умеет, как мне кажется.

Ксюша задумалась. А может мама и права? И ненавистная полчаса назад бабка уже не казалась такой уж гадкой.

На следующий день Лена уже искала хорошего и, желательно, недорогого юриста. Нашла, правда недешёвого. Записалась на приём.

А после работы, забрав из школы и накормив сына– первоклассника, она уселась за компьютер – надо было посмотреть цены на жильё. Даже думать об этом было страшно! Дом, такой родной, такой тёплый, надо было выставлять на продажу.

На одном из кирпичей в стене дома они с мужем выцарапали лодку, а в ней четыре головы. И подпись – » Этот наш дом построила семья Чернецовых. Дата.» Лена с тоской посмотрела на это место, где под слоем штукатурки и обоями плыла семейная лодка.

Ну нет, не место слезам! Хватит! Она сильная, она справится. И Лена смело открыла сайты агенств продажи жилья.

Дочка по времени должна быть на тренировке. Так думала Лена.

Но там её не было. Ксюша сразу после школы отправилась к бабушке. Дома Ирена была немного другой. Удивлённая приходу внучки, она открыла дверь, укутанная теплой шалью, с перемотанной поясницей и неубранными волосами. Ксюша не привыкла видеть её такой.

– Ты чего это? Мать что ли прислала?

– Нет, я сама. Вот! – и Ксюша протянула свёрток.

– Что это? – Ирена разворачивала пакет.

– Я знаю – это ты связала и сшила. А значит ты любила нас когда-то.

Ирена рассматривала платьице. Ксюша продолжила волнительно заготовленные слова:

– Любила и заботилась. Очень жаль, что это всё закончилось, я бы хотела иметь такую бабушку, как ты, но добрую и любящую, а не то, что вот сейчас …

Ирена разглаживала помятости платья рукой.

– Надо его крахмалить и отбеливать, тогда будет как новое. А у вас вечно вот так. Бардак!

– Бабушка, ты меня слышишь?

– Да, Ксюша, слышу! Наверное, надо предложить тебе чаю. Но у меня совсем не с чем. Я не ходила в магазин, давно.

И тут Ксюша огляделась. В центре зала у бабушки стоял круглый стол. Всегда на нём красовалась кипельно белая вязаная салфетка и ваза с цветами. Сейчас стол был завален какими-то тряпками, лекарствами, грязной посудой. Ваза лежала на боку, цветы, выпавшие из неё, валялись под столом.

Ирена поймала взгляд Ксюши:

– Я уборку затеяла, не смотри так. У меня всегда во всём порядок! Да! – сказала она преувеличенно уверенно, а потом уже тише добавила, – И сейчас будет … скоро …

***

Лена открыла дверь Ксюше, они поужинали. Лена немного рассказала о поиске нового жилья, погоревав, что, вероятно, придётся переезжать в другой район. Ксюша была слишком задумчива.

– Что-то на секции случилось или в школе?

– Нет, мамуль, всё хорошо. Не волнуйся, просто устала. Но завтра суббота – высплюсь.

Утро субботы у Лены начиналось почти всегда одинаково: завтрак с детьми, уборка, готовка … Но сегодня желания досконально отмыть какой-то угол дома не возникало. Зачем? Он уже практически не наш. Опустились руки. Она лениво встала и побрела готовить завтрак.

Подбодрила Ксюха – предложила отмыть кухню. Всё равно, продажа – дело не скорое. Нашлась работа и для Егора. Потом они решили вместе сесть за поиск нового жилья. А вот выставлять дом на продажу было ещё рановато, надо было проконсультироваться с юристом.

Они уже домывали пол, когда услышали стук в дверь. Пришла Ирена Романовна.

Лена была несколько озадачена. Пришла торопить? Неужели не понимает, что эти дела быстро не решаются. На всякий случай, предвкушая нехороший разговор, она решила отправить детей на мансарду.

– Нет, нет! Мне как раз Ксюша нужна, я её измерить должна, – Ирена доставала из сумки измерительную ленту.

– Это ещё зачем? – Лена решительно ничего не понимала. Квадратные метры жилплощади с размерами детей у неё в голове никак не вязались.

– Я ей такое платье выпускное свяжу – все просто лопнут от зависти. Иди сюда, моя хорошая.

И, как ни странно, Ксюша не нагрубила в ответ, не отмахнулась, а подошла к бабушке, позволив себя обмерять. Когда она оказалась лицом к Лене, а Ирена, наклонившись измеряла длину, Ксюха непонимающе развела руками и сделала большие глаза.

Свекровь бормотала цифры и записывала их в блокнот, Егор притих, а Лена, ничего не понимая, молча накрывала чаепитие.

Наконец, Ирена Романовна закончила. Убрала свои вещи в сумку и села за стол, явно волнуясь.

– Егорка, ты же хотел мне ролики смешные показать. Пойдём-ка, – Ксюша понимала, что бабушка пришла не просто так, им с мамой, наверняка, нужно поговорить.

Ирена сидела прямо, высоко подняв подбородок.

– Какой зефир интересный. Никогда не видела оранжевый зефир, – начала она.

– Ирена Романовна, – наливая чай, начала Лена. Этот спектакль ей уже начал надоедать. – Вы о доме пришли поговорить? Я нашла юриста, записалась на приём. Мы уже подыскиваем квартиры. Но дело это – нескорое. Вы же должны понимать!

Лена говорила чуть жёстче, чем обычно. Нервы последних дней, переживания за дальнейшую судьбу детей сделали своё дело. Она была на пределе.

И тут случилось то, что Лена никак не ожидала. Ирена Романовна вдруг ссутулилась, уронила голову в ладони и заплакала. Никогда, на протяжении всей её жизни в этой семье, Лена не видела, как плачет свекровь. Это не могли быть показные слёзы, Ирена не могла играть — хотя бы потому, что она не умела плакать вообще. Она рыдала по-настоящему. Лена дала ей полотенце, поставила перед ней стакан воды и села рядом. Она не успокаивала эту женщину, ничего не говорила, просто сидела, положив ей руку на плечо. Лена понимала – со слезами выходит чувство вины.

Вскоре Ирена, будучи всё же женщиной сильной и достаточно амбициозной, взяла себя в руки, выпрямилась, утёрла глаза, высморкалась, выпила воды.

– Я зефир этот есть не буду. Странный у него цвет, – вылила на безобидный зефир она последние капли обид.

А потом посмотрела на Лену и твердо констатировала:

– Ты очень хорошая мать своим детям, Елена. Они у тебя – золотые. Мои внуки! Консультация у юриста у тебя когда?

– В понедельник, в шесть вечера.

– Давай вместе пойдём. Надо проконсультироваться как дом на вас оформить полностью. Отказаться мне от наследства или переписать на вас…Ну, в общем, как лучше и дешевле, пусть посоветует.

Лена молчала. Верить — не верить? Ирена понимала сомнения невестки. Она глубоко вздохнула и заговорила:

– Лен, я старая, дурная и капризная женщина. Ну, такая вот! Куда меня девать? Всех вокруг изведу и одна останусь. Но … Я не хочу так. Понимаешь? Сегодня всю ночь не спала, всё думала. Сколько ж я тебе крови попила, а ты … Ты детей против меня не настроила, а наоборот … , – Ирена опять засопела носом, – Вчера ко мне Ксюша приходила, а я совсем одна … Ничего не хочу, жить не хочу. А Ксюша пришла – с платьем детским. Я его в руки взяла, а в нём столько, столько … тепла столько…

Ирена опять плакала.

– Не плачьте, Ирена Романовна, ну, что Вы! Хотя, иногда слёзы тоже на благо. Я и не знала, что Ксюша была у Вас. Она мне ничего не сказала.

– Да я уж догадалась. Она, она, – просопела свекровь, утирая слёзы, – Она мне вчера и в магазин сходила, и даже уборку сделала. Но больше не будет! Что я сама не справлюсь что ли? Теперь справлюсь! Вот только дом на вас переписать надо. И Костя там, – она показала пальцем вверх, – Благодарен будет.

Потом они пили чай и весело болтали. Дети ели ярко-оранжевый зефир, а взрослые – печенье.

– Вот всё-то у вас не так, как надо! Даже зефир не белый, как положено, а оранжевый! – сердито ворчала бабушка.

А потом подняла глаза на невестку, развела руками: такая вот она – не переделать!

И дети так и не поняли, отчего дружно рассмеялись мама и бабушка.

источник