Светланка в белом платье была еще красивее.
— Ба, правда, красиво?
— Красиво. – Согласилась бабушка.
Варвара Семеновна была прабабушкой Светы. Она не всегда жила с ними, а только тогда, когда её домик на окраине города решил перестроить для себя разведенный младший сын. Ей жалко его было, потому и подписала ему старенький саманный домик, с удобствами во дворе. А он как та лиса и дом оттяпал, и мать выгнал.
— Я сама ушла, зачем мешать. – Оправдывала она непутевого отпрыска. Да и то правда, сама ушла, только перед этим, Алексей сделал невыносимой её жизнь. Он не кричал, не ругал и не бил её. Просто приходил домой пьяным, с друзьями и продолжал попойки до утра, а то и несколько дней. Так как у бабы Вари было пятеро детей, девять внуков и уже пятеро правнуков, проблем с жильем у неё не было. Она гостила по очереди у детей и внуков и все были рады. Больше месяца она не жила ни у кого. Говорила: «Месяц, я гость. Вы мне угодить стараетесь. Потом надоем».
— У меня не было платья на свадьбе, да и свадьбы никакой не было. Я с шести лет в людях. – В «людях» означала то, что она за чужими детьми присматривала. Куда подевались её родители, она не говорила. Уже потом мы узнали, что отец был казаком, из элитных, которые царя охраняли. И стало понятным, почему бабушка стала сиротой. – Хозяйка была строгая, но кормила. Сами-то они хлеб белый ели, с маслицем, с медом. А мне давали то, что на столе осталось. Дети у них избалованными были, исковыряют еду и бросят. А я неприхотливая. Одна-то когда побиралась, совсем есть нечего было. Рада была любому куску. Дети тяжелые были для меня, тогда, наверное, и надорвалась. – Баба Варя всегда говорила что-то. Её скрипучий голос слышался во всем доме. Слушали её с удовольствием. Истории были необычными, и казалось, что все это происходило до нашей эры. А для неё было будто вчера.
— В соседском доме Марфа жила, тоже за детьми смотрела. Мы с ней в Ташкент убежали. Там говорили, что сытно живут. – Сытно, по мнению бабушки, было, когда вдоволь хлеба. – Да только сняли нас с поезда на соседней станции и вернули хозяевам. Так и не удалось нам счастья в жизни познать. Сейчас вы хорошо живете, сами не знаете, как хорошо. С десяти лет мы в поле работали и пряли, наравне с взрослыми. Зимы холодные были, а мы без штанов ходили. Штаны-то уж позже появились. Юбки длинные наденем и валенки. Мороз выше валенок ноги жжет, потрескались все в кровь. Больно, но работали.
— Перед самой войной я замуж вышла за вдовца. Какая любовь? Ему баба в хозяйстве нужна была, а мне крыша над головой. У него уже Шурка была. Я ему родила Настьку и перед самой войной Ваньку. Справно жили. Он хоть и суров характером был, но работящий, бригадир колхозный. Люди его уважали. Плакала я, когда на войну его провожала, чувствовала, что последний раз вижу. Так и случилось. В сорок втором пришло письмо, что без вести пропал. А это значило, что помогать не будут. Мне теперь троих детей прокормить надо было. Если без вести, то ведь и предателем быть мог. Уже в сорок седьмом открылось, что ехали они в грузовике, немцы его разбомбили. Видно разбираться некогда было, в братской могиле всех похоронили. И Петра моего.
— Тогда уж я ждать перестала, посватался ко мне Николай. Он с войны пришел, инвалидом. Устроили его учетчиком в колхозе. Хорошо мы жили. Я ему Райку родила. У него до войны детей не было, так он к моим хорошо относился. Они его тятей звали.
— Баб, а как вы хорошо жили? Это же сразу после войны?
— Так и жили, мы работали, дети старшие по хозяйству помогали. Николай хоть и строг был, а меня не бил никогда, не голодали.
— А ты любила его?
— Любила, конечно. Он же с добром ко мне и я как могла, платила. Только прожили мы недолго, пять лет всего. Помер он. Осколок возле сердца довел его. Зашевелился, думали на непогоду, в больницу не пошел. А утром подхожу, он холодный уж. Во сне помер или меня будить не хотел. Теперь уж не узнаю.
— Баб, а Сергей тебе мой нравится?
— Ой, Светланка, главное, чтобы тебе нравился. А уж если быть честной, я бы не пошла за него. Глаза у него хитрые. Не могу сказать, что злой он, но что-то есть такое. Да ты не слушай меня. Мой ум тебе впрок не пойдет. Ты сама должна свои ошибки сделать и сама их разрешить. Иначе винить будешь других в своей жизни.
— Ой, не пошла бы, — Света рассмеялась, — как будто он бы к тебе посватался.
— Может и посватался бы. Не сейчас, тогда. Я ведь многим нравилась. Последний раз замуж выходила, когда мне 40 лет было. И взял, я ему Лешку родила. Все говорили старая, старая. В больнице пальцем показывали. А ведь вырастила.
— А где он сейчас? – спросила Света, — муж твой последний?
— Лешке уже 12 лет было, когда помер. Упал с рыдванки пьяный. Долго болел. Видно судьба моя такая. Меня и сейчас замуж зовут. Павел Петрович сколь раз сходиться предлагал.
— Так он же лет на 15 тебя моложе?
— И что? Раз зовет, значит, жить со мной хочет. Только не пойду я.
— Что так? Тоже хитрый?
— Нет. Я с детьми доживать буду, они меня и похоронят. Три раза выходила замуж, хватит.
Через год после свадьбы Света разошлась. Вспоминая слова бабы Вари, она думала, не надо было за Сергея замуж выходить, и правда по глазам его было видно, что ненадежный. Но думала, что любовь это.
И как все просто у бабушки: хлеб был, значит, хорошо жили. Не обижал, значит любил. Хорошо относился, значит и она его любила. Все просто.
