— Вадик, приходи сегодня пораньше, а? – Оля умоляюще смотрела на мужа, провожая его на работу.
— Котенок, я не смогу, — Вадим торопливо завязывал шнурки на кроссовках. – Сегодня даже возможно позже получится. У нас заказ крупный и срочный, шеф бушует.
— Вадик, я так устала… — Оля понуро села на пуфик у двери, и из глаз ее вдруг хлынули слезы.
— Малыш, ну ты чего, — Вадим растерянно смотрел то на жену, то на часы. – Ну, все же хорошо. Соберись! Ну!
И он потрепал жену по волосам и поцеловал в кончик носа. Оля вытерла слезы и через силу улыбнулась.
И в этот момент из дальней комнаты раздалось хныканье.
— Петька, проснулся, — улыбнулся Вадим. – Бегите успокаивать, уважаемая мамаша. А мне пора.
И он быстро выскочил за дверь.
Оля осталась сидеть на пуфике. Плечи ее были бессильно опущены, из глаз опять лились слезы. В дальней комнате плакал трехмесячный сын.
Когда же это началось? Беременность была желанной и протекала вполне благополучно. Роды были сравнительно легкими.
Но вот когда принесли сына, Оля не почувствовала ничего. Она ожидала восторга, прилива острого чувства нежности и любви. Но вместо этого было лишь тупое равнодушие и немного удивление.
«Это он? – промелькнуло в голове, когда она впервые взяла сына на руки. – Это мой сын?»
А потом они вернулись из роддома домой. И жизнь Оли превратилась в самый настоящий ад.
Нет, она, конечно, знала, что в первый год жизни ребенка родители очень устают. Но все же это компенсируется радостью материнства или отцовства. Она видела, как другие матери умиляются своим детям, с какой нежностью смотрят на них. Слышала их восторженные рассказы о том, как их чадо сегодня покушало, засмеялось, схватило за палец.
Почему она не испытывает этих эмоций?
Все, что чувствовала Оля, можно было описать словами «тоска» и «безысходность». Ей казалось, что она сама исчезла, что ее прежней не стало. А вместо нее теперь есть человек, ее сын Петя, а она просто приложение к этому человеку. У нее не может быть своей жизни и своих интересов. Она не личность, она — функция.
— Оля, ну не выдумывай, — смеялась мать в телефонную трубку. – Ну, хочешь я приеду?
— Хочу, мам, — шептала Оля. – Приезжай, пожалуйста.
— Приеду, дочь. Через полгодика. Вот закончится дачный сезон, капусту засолю и сразу к тебе!
— Мама, я не выдержу столько, — Оля начинала плакать. – Я умру!
— Оль, — голос матери становился строгим и холодным. – Прекрати эти капризы. Не ты первая, не ты последняя ребенка растишь. У тебя хоть муж есть. Некоторые женщины без мужа детей поднимают, и ничего, не умирают. Вот стыдно за тебя! Ей Богу!
И Оля сдавалась и соглашалась, что все это, конечно, ерунда. Нужно просто потерпеть, и все наладится. А потом, когда мать клала трубку, она падала ничком на диван и плакала без остановки. А в соседней комнате плакал маленький Петя.
Кому она могла сказать, что не чувствует даже тени любви к сыну? Что она в ужасе от того, во что превратилась ее жизнь. Что самое ее большое желание в жизни – это вернуться в тот момент, когда они с Вадимом решили, что пора становится родителями, и отменить это решение. Если бы все можно было повернуть назад, она бы не согласилась даже под страхом смерти рожать.
Под страхом смерти… Кому она могла рассказать, что все чаще в ее голове возникают мысли о том, что как хорошо было бы заснуть и не проснуться? И что вполне возможно она сможет подобрать нужную дозу снотворного. А если не сможет, то всегда можно шагнуть из окна.
Муж работал целыми днями, мать далеко, подруги все куда-то разбежались. И Оля осталась один на один с ребенком.
Оля вытерла слезы, встала с пуфика и побрела в комнату.
Сын Петя надрывался от плача.
— Ну что ты от меня хочешь? А? – Оля остановилась в двух шагах от кроватки и смотрела на сына. – Я не люблю тебя, слышишь? Не люблю! Замолчи! Оставь меня в покое!
Но сын не умолкал. Он плакал и плакал. И конца-края этому плачу не было видно.
Оля молча повернулась и вышла из комнаты. Она сама не заметила, как очутилась на кухне, распахнула окно и села на подоконник, свесив ноги на улицу.
— Олька, а я, представляешь, документы забыл! Теперь точно опоздаю! Шеф убьет! – Вадим ввалился в квартиру и замер в двери кухни. – Оль, ты что делаешь?
— Вадик, я его не люблю, — обернулась на мужа Оля. – Ты не переживай, вы с ним и без меня проживете. Я просто не могу больше.
— Оля, Оль… — Вадим осторожно пошел к жене. – Котенок, успокойся, пожалуйста. Мы все решим.
— Ничего не решим, Вадик. Я не люблю своего сына.
Вадим быстро сделал последние два шага до жены и прижал ее к себе. Обоих била крупная дрожь.
— Все решим, все решим… — шептал Вадим.
***
— Послеродовая депрессия, придется госпитализировать, — психиатр грустно смотрел на Вадима. – Но Вы не переживайте, она поправится. Мы таких много видим.
— А из-за чего это произошло?
— Ну, по-разному может быть. Стресс, гормональные перепады, предрасположенность к депрессивным состояниям. Разберемся. Главное, что Вы успели остановить ее и привели к нам.
— Нас никто не предупреждал! – Вадим растерянно смотрел на врача. – Почему ни в роддоме, ни в поликлинике никто ничего не сказал?
— Врачи смотрят на физическое состояние матери. А то, что чувствует мать, никого не волнует. Сами же знаете, какое у нас отношение в обществе. Родила – значит должна сама расхлебывать. Раньше детей всем племенем воспитывали, а теперь мать зачастую остается одна. Муж на работе, родственники далеко, друзья заняты своими делами. И вот она потихоньку и сходит с ума. Иногда, как в вашем случае, малой кровью не обходится. И до суицида доходит.
Вадим беспомощно смотрел на врача.
— Вы сейчас отгул возьмите, — подсказал врач. – И матери ее позвоните. Пусть приезжает. Не переживайте, справитесь. Она же справлялась одна, вот и Вы справитесь.
Оля вышла из больницы через месяц. Возвращалась домой с опаской. Волновалась, что ничего не изменилось, и она все также не любит своего сына.
— Петенька, — охнула она, увидев ребенка. – Петя!
И долгожданная волна любви наконец поднялась в ее сердце.
