Большие, стеклянные, торжественно показывающие все свое убранство витрины магазинов сверкали гирляндами. Синий, красный, золотой, потом все вместе, потом снова золотые огоньки бегут по нитям, пропадая где-то там, в сугробах, подкравшихся к самым подоконникам. Везде елки – во дворах, на улицах, в окошках домов. Они выглядывают из-за шторок, топорща колючие веточки, тренькают стеклянными, хранящимися до поры до времени в старых чемоданах, игрушками, приплясывают от морозного сквозняка.
Детвора, побросав портфели, катается с горки. Лед крепкий, ровный, прозрачный, а под ним – трава! Зеленая, еще не успевшая засохнуть, пожелтеть и рассыпаться в труху. Слишком быстро наступили морозы, только неделю назад Варя носила безразмерное, непонятно-серое, «дежурное» пальто, а теперь пришлось вынуть из шкафа куртку. Та оказалась узковатой.
Варвара, как забеременела, как-то вся раздалась, округлилась, хотя живота еще не было видно.
Это была ее пятая беременность. Первые четыре так и не закончились родами, именно про такие случаи строго, отстраненно ставят пометки в истории болезни: «Сколько было беременностей? А сколько родов?»…
Все обычно заканчивалось на четвертом месяце. Одним махом рубились кем-то жестоким, суровым надежды, мечты, лица врачей напрягались, глаза смотрели в сторону. И Варя понимала – это конец.
Плакала, умоляла все перепроверить, кричала, потом затихала и, закрыв глаза, отворачивалась к стенке.
-Меня здесь нет, — словно говорила она. – Есть мое тело, вы будете делать с ним то, что должно, но меня нет. Я ушла, убежала, потому что с вами больно, я хочу домой…
Пятый раз… Варя уже особо и не надеялась, уговаривала себя вообще не думать о будущем, запрещала мужу рассказывать о грядущем пополнении знакомым, сама просто уволилась с работы и пряталась в квартире, периодически терзая врачей подозрениями. «Кольнуло, потянуло, голова болит, то-сё…»
Доктора уже привыкли, зная прошлое Вари, от того и не сердились.
-Варюша пришла! – улыбаясь, говорила медсестра, увидев сидящую в очереди женщину. – Какая ты румяная, красивая! Здравствуй, Петр Константинович сейчас придет, подожди.
И Варвара ждала. Она грызла сухарики, нервничала, пила воду, вставала, снова садилась. А когда приходил врач, сразу готовила себя к худшему.
-Вы, что, Варвара! – Петр Константинович сердито качал головой. – Как так можно думать! Как вы вообще допускаете мысль, что что-то не так?!
А анализы, между тем, были не ахти, а давление скакало, как будто играло в пинг-понг, вертясь трескучим мячиком по сосудам измотанной переживаниями женщины, а…
-Так, Варя! – наконец оторвался от изучения бумаг доктор. – Скоро Новый год, я понимаю, что ты, наверное, хочешь дома отмечать, но нужно бы полежать в больнице, прокапаться, понаблюдаться. Послезавтра с вещами, вот направление.
Варя все хотела поймать взгляд Петра Константиновича, уловить те тревожные, мимолетные предвестники беды, но не могла. Доктор был спокоен, уверен, как будто и ничего не случилось.
-Все опять плохо? Скоро четыре месяца… — протянула она, убирая в рюкзак направление на госпитализацию. – Да что же это такое?! Ну, сделайте еще анализы, выясните, что не так!
Женщина уже разволновалась, понеслись по ее сознанию тяжелые, черные вагоны, груженные страхами, застучали по рельсам холодные колеса отчаяния.
-Стоп! Что это у нас тут?– Петр Константинович вдруг вынул из ящика стола что-то и положил на стол.
-Что? – по-детски вытянув шею, притихла Варя.
-Это шишка. Мне друг привез. Кедровая, смотри, какая большая!
Разлапистая, отливающая янтарно-коричневым блеском, шишка лежала на столе, кудрявя кончики.
-И? – Варя откинулась назад.
-Да просто шишка, вот и все. И у тебя просто профилактическая госпитализация. Иди, готовься, почитать что-нибудь возьми, ну, ты знаешь.
Варя встала и, накинув лямку рюкзака на плечо, уже направилась к выходу.
-Подожди, шишку возьми! – Петр Константинович подтолкнул подарок к Варе. – Там орешки есть, поковыряй на досуге.
Варя нехотя сунула кедровый оковалок в рюкзак и, кивнув на прощание, ушла…
…-Ну, что врач сказал? – муж Варвары, Митя, ждал ее в машине.
-Сказал ковырять шишку и завтра явиться пред его очи с вещами.
-Чего? – Митя скривился.
-Кедровую шишку расковырять, взять почитать и ложиться в больницу. Будут беречь и растить твоего наследника.
Варя плюхнулась на сидение машины.
-А как же Новый Год? Хотя, тут уж не до чего! Варюха, ты только не переживай, все будет хорошо! Я тебе твою собственную елочку принесу, я…
-Ладно, я не буду, — кивнула жена. – Поехали домой, я кушать хочу.
-Хорошо! Это очень хорошо! – Митя быстренько завел мотор и помчал по пушистым от выпавшего ночью снега улицам.
Варвара нащупала в рюкзаке кедровую шишку, впилась в нее ногтями, но до орешков так и не достала, а сами они не желали выпадать ей на ладонь.
-Дома молоточком! – предложил Митя.
-Нет! Врач сказал ковырять, — покачала головой Варя. – Ногти жалко только…
…Варя, пережив то, что записано в медкарте сухими, понятными, четкими фразами, уже доверяла всему – приметам, суевериям, гаданиям, приговорам, уговорам, заговорам. Она что-то вечно клала под подушку, шептала, потом, обозвав все «брехней», выкидывала, выискивая новые, осязаемые крючки, за которые цепляла, как альпинист, свою жизнь.
Читала она и молитвы, но Митя как-то высмеял ее за это, стесняясь Вариной наивной веры.
-Но ведь Бог есть, Митя! – удивленно отвечала Варвара.- Как Его не попросить…
-А толку? Если Он есть, то только издевается над нами! То дает детей, то отнимает. Это жестоко. Не надо нам такого!
-Молчи! Пожалуйста, молчи! – Варя прижимала руку к его рту. – Не гневи. Мама говорит, что все для чего-то надо…
-Ага…
-Ну, тогда, в первый раз, я же заболела. А если бы больной ребеночек родился? Страдал бы всю жизнь… Потом ты в аварию попал, как бы я тебя выхаживала? Ты вспомни, как ты двигаться не мог…
-Ты хочешь сказать, что мы заплатили ребенком за мою жизнь? Это ужасно, я не хочу больше слушать такое!
Они все спорили, потом обнимались и шли на кухню пить чай…
…-Все. Готова, могу ехать, — Варвара осмотрела комнату, мысленно пробежалась по квартире, не забыла ли чего.
-Книжки взяла?
-Да. Три толстых книжки.
-Молодец. А бокал взяла?
-Что?
-Бокал, говорю. Шампанское на Новый Год пить.
-Нет. Фу! Митя, какую ерунду ты говоришь!
-Я пошутил, извини.
-Поехали, а то я обед в больнице пропущу.
Супруги вышли из подъезда, сели в машину и стали аккуратно пробираться сквозь ватные, зефирно-белые сугробы. Радио верещало восторженными голосами дикторов, поздравляющими слушателей с наступающим.
-Выключи, пожалуйста, — прошептала Варя.
-Что? Что случилось? – Митя напрягся, щелкнув по кнопке.
-Да как-то тяжело. Пусть будет тишина…
…-Вот, твоя палата, Варюша! Только после ремонта, все новенькое, свежее. Смотри, какие стены нам сделали, какие жалюзи! – нянечка, старенькая, словно пришедшая сюда из детской сказки добрая волшебница, знала Варю давно, с ее первой беременности. Она и в операционную провожала, осеняя девчонку крестом.
-Да, тетя Катя, красота! – кивала Варвара. – Очень уютно, прям жила бы тут!
И вдруг разревелась.
-Ты, что, Варюшенька, девочка моя, цветочек, пушинка моя! Перестань! – запричитала старушка, обняв пациентку. Даст Бог, все сладится! Верить надо, верить!
-А если не сладится? — Варя вскинула на женщину глаза, потом зажмурилась и крепко сжала кулаки. – Страшно как…
-Терпи, надо терпеть. Бабья доля наша такая…
Екатерина Андреевна проработала в отделении всю свою жизнь, как девчонкой после медицинского училища пришла, так и осталась. Сначала медсестрой была, потом, как старость слизала силу и уверенность с ноющих по холоду рук, стала просто доброй тетей Катей, баловала и нянчила девчонок, как мама. А что ей еще оставалось – своей семьи не было, детей и подавно. Была только могила мужа, смотрящая на своих гостей молоденьким, хитрым взглядом рыжего паренька, что ушел воевать, да так и не вернулся. Пустыня давно засыпала песком то место, где он последний раз посмотрел в небо…
-Это кто у нас тут? Варвара! – Марина Сергеевна, дежурный врач, улыбнулась и кивнула. – Ну, ты все знаешь – утром анализы, потом УЗИ, дальше посмотрим. Отдыхай.
-Да уж, отдохнешь тут у вас! – пробурчала Варя. Она терпеть не могла рано вставать, но больница расправляла свои крылышки часов в семь, а то и раньше, будя пациентов веселыми голосами медсестер.
Ночью Варя долго не могла уснуть. Соседки по палате давно посапывали, накрывшись по подбородок хиленькими, шерстяными одеялами, а Варвара не могла.
Сначала женщина переписывалась с мужем, потом пожалела его, пожелала спокойной ночи и включила музыку в наушниках, выключила, вздохнула, поворочалась и, встав, подошла к окошку.
А там – сказка. Пустырь за зданием больницы весь в снегу, елки мохнатыми часовыми выстроились впереди, за ними – притихшие, нагие березки под тонкими снежными шалями, на краю неба – оранжево-красное зарево от огней бурлящего города.
И снег… Он падал, вихрился, танцуя и плавая в хрустале морозного воздуха, снежинки липли к окну, таращились слепыми глазенками на Варю и, отцепившись, снова улетали.
Варвара вдруг почувствовала, как сон меховым пледом навалился на спину, голос мамы откуда-то изнутри тихо, нежно поет колыбельную, а Митя как будто сидит рядом, запах его одеколона, смешанный с любимым шампунем, успокаивал, заставлял разомлеть, закрыв глаза и улыбнувшись…
…-Ну, как ты, Варюха? Как спала? – Митя бодро поздоровался, разбудив жену звонком.
-Хорошо спала. Вот, кровь пришли брать, я тебе потом наберу! Целую!
И закрутилось, понеслось больничное утро, заструился по коридору аромат какао и овсяной каши, зашуршали пакетиками пациентки, доставая домашнее, вкусное, иногда запретное, и от того еще более желанное; заходили врачи в веселых, то голубых, то розовых, то беленьких костюмах, шлепая по полу одинаковыми, модными тогда, сабо.
-Привет, — соседка с кровати напротив улыбнулась Варе. – Я Аня.
-Привет, а меня Варей зовут. Ты здесь уже давно?
-Нет, скоро выпишут, к праздникам дома буду! – Аня радостно погладила свой живот. – У нас уже все хорошо.
-Молодцы, — Варя улыбнулась. – А меня, похоже, надолго упрятали сюда.
-Ну, что ты! На Новый Год всех отпускают!
-Посмотрим, — пожала плечами Варвара…
…Петр Константинович, поднявшись из амбулатории, вошел в ординаторскую.
-Как там Варя Куликова? Что с анализами? – спросил он у жующей шоколадку Марины Сергеевны.
-Не сказать, чтоб хорошо. Я думаю, и эту беременность она не выносит, — отхлебнув кофе, Марина вынула из стопки карту Варвары. – Не принимает ее организм ребенка, а против природы не пойдешь!
Петр Константинович сел, одним движением руки расчистив себе место на столе, и заскользил глазами по строчкам, цифрам, словам.
-Против природы, говоришь? – он угрюмо посмотрел на коллегу.
Марина кивнула на кофемашину.
-Хотите кофе?
-Нет. Против твоей природы, право, не попрешь, Марина. Ты бы уволилась, желательно еще вчера…
-Не начинай, Петя. Я, в отличие от тебя, не мню себя Богом, зато и надежд напрасных не раздаю. А ты… Вот что эта Варвара тут делает? Дал бы ей отгулять праздники, и пусть приезжает на аборт.
-Замолчи! – Петр вскочил. – Какая же ты гадюка, Маринка! Тебе не здесь надо работать, а…
Он не договорил, потому что стайка студентов, надевая на ходу халаты, ввалилась в ординаторскую и замерла, уставившись на Марину.
Та, быстро моргнув и натянув улыбку, представилась, сунула Пете грязную чашку и увела практикантов за собой….
…-Что, Петр Константинович, все плохо? Я вижу, да и таблетки мне дают какие-то…
-Ничего, Варюшка, нормально все, — уверенно, даже с ухмылкой, ответил врач. – Просто надо перестраховаться, как раз четвертый месяц, переживем его и выдохнем. Как ты себя чувствуешь?
-Нормально. Поясницу тянет иногда, лежать надоело, страшно, а так – ничего. Вот, — она обвела глазами палату. – Всех выписали, я одна осталась, фильмы смотрю, читаю. Курорт!
-Давай считать это командировкой, надо поработать, а потом домой, ладно? – Петр Константинович помассировал пальцами уставшие глаза. – Варь, на этой стене, — он ткнул пальцем на нежно салатовую, оштукатуренную стенку, — есть черная точка? Вот здесь, посередине.
-Нет, — уверенно ответила Варвара.
-Значит, это мне надо на курорт, совсем глаза плохими стали. А у тебя командировка! Работай! – скомандовал доктор. – Ковыряй шишку. Где, кстати, она?
-Да тут, в тумбочке, — Варя раскрыла дверцу и показала кедровую шишку. – Вы серьезно?
-Очень! – врач развел руками. – Я всегда серьезен с тобой, Варя. Ладно, пойду. И вот еще что, ты же знаешь, все болезни от головы. Так что сиди и добывай себе кедровые орешки, и ни о чем не думай.
-Ну, хорошо. До свидания…
Варя вынула из тумбочки сибирский подарок, потрясла, постучала. Орехи никак не хотел выпадать из своих норок.
-Да что ж это такое! – Варя стала усердно ковырять лепестки шишки, забыв о том, что нужно бояться…
…До Нового Года оставалось совсем немного, Митя притащил елочку, маленькую, с гномом внизу и разноцветными шариками на ветках. Варя поставила ее на тумбочку и любовалась по утрам, пододвигая под лучи декабрьского солнца.
Пациенток потихоньку выписывали, этаж пустел, в столовой уже не было очереди, даже давали добавку.
Но Варя этого не видела. Три дня назад ей запретили вставать, ставили капельницы, о чем-то шушукались.
-Вылеживай, слышишь! – Тетя Катя назидательно поднимала палец. – Не смей тут мне ходить.
-Ладно. Болит у меня, тетя Кать, и капельницы эти… Надоели!
-Терпи, так надо!
Варька терпела, глядела на врачей, ездила с комфортом на кровати в кабинет УЗИ, ела в своей палате, лежа пластом и мечтая помыть голову.
-Так, душа моя, — в палату вошла Марина Сергеевна. – Последнее УЗИ из рук вон, но мы еще понаблюдаем. А так, вообще, по-хорошему, надо прерывать.
-Что? — Варя вскинулась, было, но удержалась, вспомнив веления Екатерины Андреевны. – Да как вы только такое можете говорить?!
— Варя, — Марина села на стул, положив на колени папку бумагами. – Ты взрослый человек, все понимаешь. Есть, видимо, врожденные особенности, которые мешают плоду нормально развиваться. Можно искусственно тянуть, чего-то добиваться. А зачем? Чтобы потом бегать по реабилитациям? Всю жизнь свою положить на больного ребенка?
Варвара широко распахнула глаза и, закусив губу, смотрела на сидящую женщину.
-Я требую, — наконец, прошипела Варя, нажимая на кнопку вызова медсестры. – Я требую, чтобы вы больше никогда не подходили ко мне, никогда!
Ее крик заставил Ирочку, молоденькую медсестру, замереть на пороге.
-Убирайтесь вон! — раздухарилась Варя. – Как только таких во врачи берут!
Марина Сергеевна усмехнулась и спокойно вышла.
-Ты потом поймешь. Но будет уже поздно, — бросила она.
-Ты не обижайся на нее, Варюш, — Ирочка подоткнула одеяло, поправила подушку. – Она ж такая несчастная… Всех от себя оттолкнула, ее родители почти забыли, заботясь о младшем брате-инвалиде. Замуж Марина так и не вышла, потому что любить не научили, видимо. Вот и страдает теперь…
-Я не хочу, чтобы она занималась мной. Ир, передай, пожалуйста, Петру Константиновичу! Нет, я сама ему позвоню!…
…Митя заехал в обед тридцать первого декабря, посидел с женой, как мог, веселя ее и развлекая. Он все уговаривал медперсонал разрешить ему остаться на ночь, но те категорически отказывались.
-Ладно, я под окошком постою, — шепнул он Варе, поцеловал ее и стал собираться.
-Брось, холодно! И мне вставать нельзя…
-Я все равно буду рядом! – пожал он плечами.
-Ой, Митенька, — Екатерина Андреевна забежала мелкими шажками в палату. – Как хорошо, что ты еще не ушел. Я тут украшения принесла. На окошко бы повесить. Помоги!
Она вынула из пакета нежно-розового, стеклянного, с милым, ребячьим личиком, ангелочка и положила на стол. Потом рядом лег такой же, только это был мальчик. Еще были мишки с барабанами, покрытые глазурью елочки, конфеты и фонарики.
-Повесь на крючки. Вон там!
Она показала на раму, как будто специально утыканную незатейливыми крючками-гвоздиками.
Митя аккуратно развесил украшения.
-Вот теперь хорошо! Теперь все пойдет на лад! – довольно кивнула тетя Катя. – Варь, чай будешь?
-Нет, спасибо. Какая же красота, ваши украшения! – Варя смотрела, как игрушки крутятся в потоке теплого воздуха, как искрятся их грани, пуская по стенам солнечные зайчики.
-Это что такое?! – Марина сунула нос в палату. – Немедленно снять, это не положено!
-Марина! –вдруг гаркнули в коридоре. – Зайдите ко мне!
-О! – тетя Катя усмехнулась. – Начальство сейчас ей расскажет, что положено, а что нет. Все, ребятки, побежала я. Митя, с наступающим! Дай Бог, с ребятенковым годом!
Так и сказала, «с ребятенковым»…
…На улице взрывали петарды, по стенам ползли блики от самопальных фейерверков, кто-то кричал и смеялся.
А Варвара лежала, свернувшись калачиком, и уговаривала живот перестать болеть.
-Что, Варюша, что? — Петр Константинович стоял рядом. – Давайте ее на УЗИ.
Каталка прогромыхала по кафельному полу, замелькали лампы, гирлянды, елочные игрушки.
-Ничего, все в пределах. Добавьте магнезии. Ничего, слышишь, Варя. Пока нормально! Сердечко прослушивается очень хорошо…
А страх подступал, мешая слышать, лизал сердце, гудел в голове, бегал по телу противными мурашками.
-Я боюсь, — Варя вздохнула и заплакала. – Я боюсь остаться одна…
-Я посижу, я никуда не уйду, — Петр Константинович пододвинул стул. – Встретим с тобой Новый год, все чин чинарем. Муж не заревнует?
-Заревнует, конечно! Если б его не было, я бы за вас вышла замуж! – постаралась улыбнуться Варвара.
…На экранах телевизоров шли «Огоньки», телефоны принимали сообщения от знакомых, мама позвонила несколько раз, Митя прислал видео их с Варькой кота с красном колпаке и шарфике…
А малышу было плохо, что-то мешало, тревожило, он ворочался и вздыхал, слушая мамино дыхание…
Варвара уснула. Магнезия всегда вгоняла ее в оцепенение, потом в сон, только липкий, гадко-тревожный.
Петр Константинович вышел, чтобы попросить взять у Вари анализы.
Форточка вдруг распахнулась, впустив в палату холодный, наполненным дымом фейерверков, воздух. Варя вскрикнула во сне.
А маленькая душа, расправив крылья, выпорхнула и уселась на край подоконника. Ей так хотелось улететь ввысь, где было просторно, где мерцали загадочные звезды, провожая взглядом летящий куда-то самолет, где не было суеты и страха… Мама почему-то всегда боялась, и это делало ее чужой, странной, малыш съеживался в ее утробе, обхватывая коленки маленькими ручками.
Страх убивал, он цеплялся, душил своими толстыми, жестокими лианами…
-Улететь! Надо просто убежать, пока форточка открыта! – подумала маленькая душа.
А потом над ее головкой что-то звякнуло.
Подняв голову, малыш увидел улыбающегося мишку с полосатым, как арбуз, барабаном, блестящие конфеты, обезьянку со связкой бананов…
-Останься, — вдруг слышал малыш Варин голос. – Смотри, как красиво. Тебе понравится со мной, с папой. Останься, пожалуйста, на этот раз! Я люблю тебя! Мы будем все вместе кататься с горки, поедем на море, папа научит тебя плавать и играть в мяч. Мы будем читать сказки и рисовать… Останься!
Варя сидела на кровати и смотрела на маленькое тельце, полупрозрачное, пухленькое, на личико с румяными щечками и чуть приоткрытыми от удивления губками.
Она протянула к призраку руки, тот, помедлив, полетел к ней.
Малышу понравились тетины игрушки, понравилась мама, она больше не будет переживать, и тогда все станет хорошо!
-Ты не бойся, мама! – прошептал малыш.- Я никуда не уйду, ты только не бойся, а то мне становится больно…
-Хорошо, милый…
…Ночь сыпала звезды вперемешку со снегом на праздничный город; Митя, стоя под Вариным окошком, вдруг увидел, как снежинка юркнула в окно, вспыхнула внутри нежным, желтоватым светом и исчезла, а Варя улыбалась во сне, расслабленно откинувшись на подушки.
Ее новогоднее чудо только что произошло…
