За мгновение до Нового года. Рассказ.

Большие, стеклянные, торжественно показывающие все свое убранство витрины магазинов сверкали гирляндами. Синий, красный, золотой, потом все вместе, потом снова золотые огоньки бегут по нитям, пропадая где-то там, в сугробах, подкравшихся к самым подоконникам. Везде елки – во дворах, на улицах, в окошках домов. Они выглядывают из-за шторок, топорща колючие веточки, тренькают стеклянными, хранящимися до поры до времени в старых чемоданах, игрушками, приплясывают от морозного сквозняка.

 

Детвора, побросав портфели, катается с горки. Лед крепкий, ровный, прозрачный, а под ним – трава! Зеленая, еще не успевшая засохнуть, пожелтеть и рассыпаться в труху. Слишком быстро наступили морозы, только неделю назад Варя носила безразмерное, непонятно-серое, «дежурное» пальто, а теперь пришлось вынуть из шкафа куртку. Та оказалась узковатой.

Варвара, как забеременела, как-то вся раздалась, округлилась, хотя живота еще не было видно.

Это была ее пятая беременность. Первые четыре так и не закончились родами, именно про такие случаи строго, отстраненно ставят пометки в истории болезни: «Сколько было беременностей? А сколько родов?»…

Все обычно заканчивалось на четвертом месяце. Одним махом рубились кем-то жестоким, суровым надежды, мечты, лица врачей напрягались, глаза смотрели в сторону. И Варя понимала – это конец.

Плакала, умоляла все перепроверить, кричала, потом затихала и, закрыв глаза, отворачивалась к стенке.

-Меня здесь нет, — словно говорила она. – Есть мое тело, вы будете делать с ним то, что должно, но меня нет. Я ушла, убежала, потому что с вами больно, я хочу домой…

Пятый раз… Варя уже особо и не надеялась, уговаривала себя вообще не думать о будущем, запрещала мужу рассказывать о грядущем пополнении знакомым, сама просто уволилась с работы и пряталась в квартире, периодически терзая врачей подозрениями. «Кольнуло, потянуло, голова болит, то-сё…»

Доктора уже привыкли, зная прошлое Вари, от того и не сердились.

-Варюша пришла! – улыбаясь, говорила медсестра, увидев сидящую в очереди женщину. – Какая ты румяная, красивая! Здравствуй, Петр Константинович сейчас придет, подожди.

И Варвара ждала. Она грызла сухарики, нервничала, пила воду, вставала, снова садилась. А когда приходил врач, сразу готовила себя к худшему.

-Вы, что, Варвара! – Петр Константинович сердито качал головой. – Как так можно думать! Как вы вообще допускаете мысль, что что-то не так?!

А анализы, между тем, были не ахти, а давление скакало, как будто играло в пинг-понг, вертясь трескучим мячиком по сосудам измотанной переживаниями женщины, а…

-Так, Варя! – наконец оторвался от изучения бумаг доктор. – Скоро Новый год, я понимаю, что ты, наверное, хочешь дома отмечать, но нужно бы полежать в больнице, прокапаться, понаблюдаться. Послезавтра с вещами, вот направление.

 

Варя все хотела поймать взгляд Петра Константиновича, уловить те тревожные, мимолетные предвестники беды, но не могла. Доктор был спокоен, уверен, как будто и ничего не случилось.

-Все опять плохо? Скоро четыре месяца… — протянула она, убирая в рюкзак направление на госпитализацию. – Да что же это такое?! Ну, сделайте еще анализы, выясните, что не так!

Женщина уже разволновалась, понеслись по ее сознанию тяжелые, черные вагоны, груженные страхами, застучали по рельсам холодные колеса отчаяния.

-Стоп! Что это у нас тут?– Петр Константинович вдруг вынул из ящика стола что-то и положил на стол.

-Что? – по-детски вытянув шею, притихла Варя.

-Это шишка. Мне друг привез. Кедровая, смотри, какая большая!

Разлапистая, отливающая янтарно-коричневым блеском, шишка лежала на столе, кудрявя кончики.

-И? – Варя откинулась назад.

-Да просто шишка, вот и все. И у тебя просто профилактическая госпитализация. Иди, готовься, почитать что-нибудь возьми, ну, ты знаешь.

Варя встала и, накинув лямку рюкзака на плечо, уже направилась к выходу.

-Подожди, шишку возьми! – Петр Константинович подтолкнул подарок к Варе. – Там орешки есть, поковыряй на досуге.

Варя нехотя сунула кедровый оковалок в рюкзак и, кивнув на прощание, ушла…

…-Ну, что врач сказал? – муж Варвары, Митя, ждал ее в машине.

-Сказал ковырять шишку и завтра явиться пред его очи с вещами.

-Чего? – Митя скривился.

-Кедровую шишку расковырять, взять почитать и ложиться в больницу. Будут беречь и растить твоего наследника.

Варя плюхнулась на сидение машины.

-А как же Новый Год? Хотя, тут уж не до чего! Варюха, ты только не переживай, все будет хорошо! Я тебе твою собственную елочку принесу, я…

-Ладно, я не буду, — кивнула жена. – Поехали домой, я кушать хочу.

-Хорошо! Это очень хорошо! – Митя быстренько завел мотор и помчал по пушистым от выпавшего ночью снега улицам.

 

Варвара нащупала в рюкзаке кедровую шишку, впилась в нее ногтями, но до орешков так и не достала, а сами они не желали выпадать ей на ладонь.

-Дома молоточком! – предложил Митя.

-Нет! Врач сказал ковырять, — покачала головой Варя. – Ногти жалко только…

…Варя, пережив то, что записано в медкарте сухими, понятными, четкими фразами, уже доверяла всему – приметам, суевериям, гаданиям, приговорам, уговорам, заговорам. Она что-то вечно клала под подушку, шептала, потом, обозвав все «брехней», выкидывала, выискивая новые, осязаемые крючки, за которые цепляла, как альпинист, свою жизнь.

Читала она и молитвы, но Митя как-то высмеял ее за это, стесняясь Вариной наивной веры.

-Но ведь Бог есть, Митя! – удивленно отвечала Варвара.- Как Его не попросить…

-А толку? Если Он есть, то только издевается над нами! То дает детей, то отнимает. Это жестоко. Не надо нам такого!

-Молчи! Пожалуйста, молчи! – Варя прижимала руку к его рту. – Не гневи. Мама говорит, что все для чего-то надо…

-Ага…

-Ну, тогда, в первый раз, я же заболела. А если бы больной ребеночек родился? Страдал бы всю жизнь… Потом ты в аварию попал, как бы я тебя выхаживала? Ты вспомни, как ты двигаться не мог…

-Ты хочешь сказать, что мы заплатили ребенком за мою жизнь? Это ужасно, я не хочу больше слушать такое!

Они все спорили, потом обнимались и шли на кухню пить чай…

…-Все. Готова, могу ехать, — Варвара осмотрела комнату, мысленно пробежалась по квартире, не забыла ли чего.

-Книжки взяла?

-Да. Три толстых книжки.

-Молодец. А бокал взяла?

-Что?

-Бокал, говорю. Шампанское на Новый Год пить.

-Нет. Фу! Митя, какую ерунду ты говоришь!

-Я пошутил, извини.

-Поехали, а то я обед в больнице пропущу.

 

Супруги вышли из подъезда, сели в машину и стали аккуратно пробираться сквозь ватные, зефирно-белые сугробы. Радио верещало восторженными голосами дикторов, поздравляющими слушателей с наступающим.

-Выключи, пожалуйста, — прошептала Варя.

-Что? Что случилось? – Митя напрягся, щелкнув по кнопке.

-Да как-то тяжело. Пусть будет тишина…

…-Вот, твоя палата, Варюша! Только после ремонта, все новенькое, свежее. Смотри, какие стены нам сделали, какие жалюзи! – нянечка, старенькая, словно пришедшая сюда из детской сказки добрая волшебница, знала Варю давно, с ее первой беременности. Она и в операционную провожала, осеняя девчонку крестом.

-Да, тетя Катя, красота! – кивала Варвара. – Очень уютно, прям жила бы тут!

И вдруг разревелась.

-Ты, что, Варюшенька, девочка моя, цветочек, пушинка моя! Перестань! – запричитала старушка, обняв пациентку. Даст Бог, все сладится! Верить надо, верить!

-А если не сладится? — Варя вскинула на женщину глаза, потом зажмурилась и крепко сжала кулаки. – Страшно как…

-Терпи, надо терпеть. Бабья доля наша такая…

Екатерина Андреевна проработала в отделении всю свою жизнь, как девчонкой после медицинского училища пришла, так и осталась. Сначала медсестрой была, потом, как старость слизала силу и уверенность с ноющих по холоду рук, стала просто доброй тетей Катей, баловала и нянчила девчонок, как мама. А что ей еще оставалось – своей семьи не было, детей и подавно. Была только могила мужа, смотрящая на своих гостей молоденьким, хитрым взглядом рыжего паренька, что ушел воевать, да так и не вернулся. Пустыня давно засыпала песком то место, где он последний раз посмотрел в небо…

-Это кто у нас тут? Варвара! – Марина Сергеевна, дежурный врач, улыбнулась и кивнула. – Ну, ты все знаешь – утром анализы, потом УЗИ, дальше посмотрим. Отдыхай.

-Да уж, отдохнешь тут у вас! – пробурчала Варя. Она терпеть не могла рано вставать, но больница расправляла свои крылышки часов в семь, а то и раньше, будя пациентов веселыми голосами медсестер.

Ночью Варя долго не могла уснуть. Соседки по палате давно посапывали, накрывшись по подбородок хиленькими, шерстяными одеялами, а Варвара не могла.

 

Сначала женщина переписывалась с мужем, потом пожалела его, пожелала спокойной ночи и включила музыку в наушниках, выключила, вздохнула, поворочалась и, встав, подошла к окошку.

А там – сказка. Пустырь за зданием больницы весь в снегу, елки мохнатыми часовыми выстроились впереди, за ними – притихшие, нагие березки под тонкими снежными шалями, на краю неба – оранжево-красное зарево от огней бурлящего города.

И снег… Он падал, вихрился, танцуя и плавая в хрустале морозного воздуха, снежинки липли к окну, таращились слепыми глазенками на Варю и, отцепившись, снова улетали.

Варвара вдруг почувствовала, как сон меховым пледом навалился на спину, голос мамы откуда-то изнутри тихо, нежно поет колыбельную, а Митя как будто сидит рядом, запах его одеколона, смешанный с любимым шампунем, успокаивал, заставлял разомлеть, закрыв глаза и улыбнувшись…

…-Ну, как ты, Варюха? Как спала? – Митя бодро поздоровался, разбудив жену звонком.

-Хорошо спала. Вот, кровь пришли брать, я тебе потом наберу! Целую!

И закрутилось, понеслось больничное утро, заструился по коридору аромат какао и овсяной каши, зашуршали пакетиками пациентки, доставая домашнее, вкусное, иногда запретное, и от того еще более желанное; заходили врачи в веселых, то голубых, то розовых, то беленьких костюмах, шлепая по полу одинаковыми, модными тогда, сабо.

-Привет, — соседка с кровати напротив улыбнулась Варе. – Я Аня.

-Привет, а меня Варей зовут. Ты здесь уже давно?

-Нет, скоро выпишут, к праздникам дома буду! – Аня радостно погладила свой живот. – У нас уже все хорошо.

-Молодцы, — Варя улыбнулась. – А меня, похоже, надолго упрятали сюда.

-Ну, что ты! На Новый Год всех отпускают!

-Посмотрим, — пожала плечами Варвара…

…Петр Константинович, поднявшись из амбулатории, вошел в ординаторскую.

-Как там Варя Куликова? Что с анализами? – спросил он у жующей шоколадку Марины Сергеевны.

-Не сказать, чтоб хорошо. Я думаю, и эту беременность она не выносит, — отхлебнув кофе, Марина вынула из стопки карту Варвары. – Не принимает ее организм ребенка, а против природы не пойдешь!

 

Петр Константинович сел, одним движением руки расчистив себе место на столе, и заскользил глазами по строчкам, цифрам, словам.

-Против природы, говоришь? – он угрюмо посмотрел на коллегу.

Марина кивнула на кофемашину.

-Хотите кофе?

-Нет. Против твоей природы, право, не попрешь, Марина. Ты бы уволилась, желательно еще вчера…

-Не начинай, Петя. Я, в отличие от тебя, не мню себя Богом, зато и надежд напрасных не раздаю. А ты… Вот что эта Варвара тут делает? Дал бы ей отгулять праздники, и пусть приезжает на аборт.

-Замолчи! – Петр вскочил. – Какая же ты гадюка, Маринка! Тебе не здесь надо работать, а…

Он не договорил, потому что стайка студентов, надевая на ходу халаты, ввалилась в ординаторскую и замерла, уставившись на Марину.

Та, быстро моргнув и натянув улыбку, представилась, сунула Пете грязную чашку и увела практикантов за собой….

…-Что, Петр Константинович, все плохо? Я вижу, да и таблетки мне дают какие-то…

-Ничего, Варюшка, нормально все, — уверенно, даже с ухмылкой, ответил врач. – Просто надо перестраховаться, как раз четвертый месяц, переживем его и выдохнем. Как ты себя чувствуешь?

-Нормально. Поясницу тянет иногда, лежать надоело, страшно, а так – ничего. Вот, — она обвела глазами палату. – Всех выписали, я одна осталась, фильмы смотрю, читаю. Курорт!

-Давай считать это командировкой, надо поработать, а потом домой, ладно? – Петр Константинович помассировал пальцами уставшие глаза. – Варь, на этой стене, — он ткнул пальцем на нежно салатовую, оштукатуренную стенку, — есть черная точка? Вот здесь, посередине.

-Нет, — уверенно ответила Варвара.

-Значит, это мне надо на курорт, совсем глаза плохими стали. А у тебя командировка! Работай! – скомандовал доктор. – Ковыряй шишку. Где, кстати, она?

-Да тут, в тумбочке, — Варя раскрыла дверцу и показала кедровую шишку. – Вы серьезно?

-Очень! – врач развел руками. – Я всегда серьезен с тобой, Варя. Ладно, пойду. И вот еще что, ты же знаешь, все болезни от головы. Так что сиди и добывай себе кедровые орешки, и ни о чем не думай.

-Ну, хорошо. До свидания…

 

Варя вынула из тумбочки сибирский подарок, потрясла, постучала. Орехи никак не хотел выпадать из своих норок.

-Да что ж это такое! – Варя стала усердно ковырять лепестки шишки, забыв о том, что нужно бояться…

…До Нового Года оставалось совсем немного, Митя притащил елочку, маленькую, с гномом внизу и разноцветными шариками на ветках. Варя поставила ее на тумбочку и любовалась по утрам, пододвигая под лучи декабрьского солнца.

Пациенток потихоньку выписывали, этаж пустел, в столовой уже не было очереди, даже давали добавку.

Но Варя этого не видела. Три дня назад ей запретили вставать, ставили капельницы, о чем-то шушукались.

-Вылеживай, слышишь! – Тетя Катя назидательно поднимала палец. – Не смей тут мне ходить.

-Ладно. Болит у меня, тетя Кать, и капельницы эти… Надоели!

-Терпи, так надо!

Варька терпела, глядела на врачей, ездила с комфортом на кровати в кабинет УЗИ, ела в своей палате, лежа пластом и мечтая помыть голову.

-Так, душа моя, — в палату вошла Марина Сергеевна. – Последнее УЗИ из рук вон, но мы еще понаблюдаем. А так, вообще, по-хорошему, надо прерывать.

-Что? — Варя вскинулась, было, но удержалась, вспомнив веления Екатерины Андреевны. – Да как вы только такое можете говорить?!

— Варя, — Марина села на стул, положив на колени папку бумагами. – Ты взрослый человек, все понимаешь. Есть, видимо, врожденные особенности, которые мешают плоду нормально развиваться. Можно искусственно тянуть, чего-то добиваться. А зачем? Чтобы потом бегать по реабилитациям? Всю жизнь свою положить на больного ребенка?

Варвара широко распахнула глаза и, закусив губу, смотрела на сидящую женщину.

-Я требую, — наконец, прошипела Варя, нажимая на кнопку вызова медсестры. – Я требую, чтобы вы больше никогда не подходили ко мне, никогда!

Ее крик заставил Ирочку, молоденькую медсестру, замереть на пороге.

-Убирайтесь вон! — раздухарилась Варя. – Как только таких во врачи берут!

 

Марина Сергеевна усмехнулась и спокойно вышла.

-Ты потом поймешь. Но будет уже поздно, — бросила она.

-Ты не обижайся на нее, Варюш, — Ирочка подоткнула одеяло, поправила подушку. – Она ж такая несчастная… Всех от себя оттолкнула, ее родители почти забыли, заботясь о младшем брате-инвалиде. Замуж Марина так и не вышла, потому что любить не научили, видимо. Вот и страдает теперь…

-Я не хочу, чтобы она занималась мной. Ир, передай, пожалуйста, Петру Константиновичу! Нет, я сама ему позвоню!…

…Митя заехал в обед тридцать первого декабря, посидел с женой, как мог, веселя ее и развлекая. Он все уговаривал медперсонал разрешить ему остаться на ночь, но те категорически отказывались.

-Ладно, я под окошком постою, — шепнул он Варе, поцеловал ее и стал собираться.

-Брось, холодно! И мне вставать нельзя…

-Я все равно буду рядом! – пожал он плечами.

-Ой, Митенька, — Екатерина Андреевна забежала мелкими шажками в палату. – Как хорошо, что ты еще не ушел. Я тут украшения принесла. На окошко бы повесить. Помоги!

Она вынула из пакета нежно-розового, стеклянного, с милым, ребячьим личиком, ангелочка и положила на стол. Потом рядом лег такой же, только это был мальчик. Еще были мишки с барабанами, покрытые глазурью елочки, конфеты и фонарики.

-Повесь на крючки. Вон там!

Она показала на раму, как будто специально утыканную незатейливыми крючками-гвоздиками.

Митя аккуратно развесил украшения.

-Вот теперь хорошо! Теперь все пойдет на лад! – довольно кивнула тетя Катя. – Варь, чай будешь?

-Нет, спасибо. Какая же красота, ваши украшения! – Варя смотрела, как игрушки крутятся в потоке теплого воздуха, как искрятся их грани, пуская по стенам солнечные зайчики.

-Это что такое?! – Марина сунула нос в палату. – Немедленно снять, это не положено!

-Марина! –вдруг гаркнули в коридоре. – Зайдите ко мне!

 

-О! – тетя Катя усмехнулась. – Начальство сейчас ей расскажет, что положено, а что нет. Все, ребятки, побежала я. Митя, с наступающим! Дай Бог, с ребятенковым годом!

Так и сказала, «с ребятенковым»…

…На улице взрывали петарды, по стенам ползли блики от самопальных фейерверков, кто-то кричал и смеялся.

А Варвара лежала, свернувшись калачиком, и уговаривала живот перестать болеть.

-Что, Варюша, что? — Петр Константинович стоял рядом. – Давайте ее на УЗИ.

Каталка прогромыхала по кафельному полу, замелькали лампы, гирлянды, елочные игрушки.

-Ничего, все в пределах. Добавьте магнезии. Ничего, слышишь, Варя. Пока нормально! Сердечко прослушивается очень хорошо…

А страх подступал, мешая слышать, лизал сердце, гудел в голове, бегал по телу противными мурашками.

-Я боюсь, — Варя вздохнула и заплакала. – Я боюсь остаться одна…

-Я посижу, я никуда не уйду, — Петр Константинович пододвинул стул. – Встретим с тобой Новый год, все чин чинарем. Муж не заревнует?

-Заревнует, конечно! Если б его не было, я бы за вас вышла замуж! – постаралась улыбнуться Варвара.

…На экранах телевизоров шли «Огоньки», телефоны принимали сообщения от знакомых, мама позвонила несколько раз, Митя прислал видео их с Варькой кота с красном колпаке и шарфике…

А малышу было плохо, что-то мешало, тревожило, он ворочался и вздыхал, слушая мамино дыхание…

Варвара уснула. Магнезия всегда вгоняла ее в оцепенение, потом в сон, только липкий, гадко-тревожный.

Петр Константинович вышел, чтобы попросить взять у Вари анализы.

Форточка вдруг распахнулась, впустив в палату холодный, наполненным дымом фейерверков, воздух. Варя вскрикнула во сне.

А маленькая душа, расправив крылья, выпорхнула и уселась на край подоконника. Ей так хотелось улететь ввысь, где было просторно, где мерцали загадочные звезды, провожая взглядом летящий куда-то самолет, где не было суеты и страха… Мама почему-то всегда боялась, и это делало ее чужой, странной, малыш съеживался в ее утробе, обхватывая коленки маленькими ручками.

Страх убивал, он цеплялся, душил своими толстыми, жестокими лианами…

 

-Улететь! Надо просто убежать, пока форточка открыта! – подумала маленькая душа.

А потом над ее головкой что-то звякнуло.

Подняв голову, малыш увидел улыбающегося мишку с полосатым, как арбуз, барабаном, блестящие конфеты, обезьянку со связкой бананов…

-Останься, — вдруг слышал малыш Варин голос. – Смотри, как красиво. Тебе понравится со мной, с папой. Останься, пожалуйста, на этот раз! Я люблю тебя! Мы будем все вместе кататься с горки, поедем на море, папа научит тебя плавать и играть в мяч. Мы будем читать сказки и рисовать… Останься!

Варя сидела на кровати и смотрела на маленькое тельце, полупрозрачное, пухленькое, на личико с румяными щечками и чуть приоткрытыми от удивления губками.

Она протянула к призраку руки, тот, помедлив, полетел к ней.

Малышу понравились тетины игрушки, понравилась мама, она больше не будет переживать, и тогда все станет хорошо!

-Ты не бойся, мама! – прошептал малыш.- Я никуда не уйду, ты только не бойся, а то мне становится больно…

-Хорошо, милый…

…Ночь сыпала звезды вперемешку со снегом на праздничный город; Митя, стоя под Вариным окошком, вдруг увидел, как снежинка юркнула в окно, вспыхнула внутри нежным, желтоватым светом и исчезла, а Варя улыбалась во сне, расслабленно откинувшись на подушки.

Ее новогоднее чудо только что произошло…

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.88MB | MySQL:70 | 0,491sec