Мира пообедала, вымыла посуду и прилегла вздремнуть. Муж уехал на дачу к своему другу помочь починить забор. Вернётся только завтра к вечеру, в понедельник ему на работу. Мира год как вышла на пенсию, а Павлу до неё ещё два года работать.
Неожиданный звонок вырвал её из дрёмы. Мира не сразу сообразила, что это телефон.
— Да… – хриплым со сна голосом ответила она, даже не взглянув на экран.
А кто ещё ей мог ей звонить, кроме дочери и мужа? Павел звонить не любил, значит, дочь. Та жила с мужем в другом городе и скоро должна родить.
— Мира? Спала что ли? — раздался в трубке незнакомый женский голос.
— Кто это? – настороженно спросила Мира.
В трубке послышался демонстративно громкий вздох.
— Не узнала меня? Сколько же мы с тобой не виделись?
— Алла?.. Как ты узнала мой номер? – удивилась Мира и почему-то совсем не обрадовалась.
— Это так важно? Встретила несколько лет назад твою мать, она и дала.
Мира вспомнила, что-то такое мама говорила.
— Ты в городе? – Она и сама понимала, что задала глупый вопрос. Зачем звонить, если не из желания встретиться? — Ходили слухи, что ты в Америку уехала, — добавила она.
В трубке раздался смех, который тут же перешёл в стон.
— Что с тобой? Ты где? – встревожилась Мира.
— Я в больнице. Собственно, по этому поводу и звоню тебе. Ты можешь прийти ко мне? Хочу кое-что тебе сказать. Да, ничего не приноси, не нужно.
— В больнице? Ты заболела? – спросила Мира, окончательно проснувшись.
— Мне трудно говорить. Адрес пришлю эсэмэской.
— А в … — начала Мира, но в телефоне раздались короткие гудки.
Следом пришло сообщение с названием больницы. «Боже мой, у Аллы онкология!» – Мира растерянно перечитала сообщение.
Она посмотрела на часы — половина шестого. Пока доберётся до больницы, прием посетителей уже закончится. Она пошла на кухню и достала из морозилки курицу для бульона. Алла сказала, что ничего не приносить, но как идти в больницу с пустыми руками? Домашний бульон – это не еда, а лекарство. Мира положила курицу размораживаться в раковину, а сама села за стол. Дочери двадцать восемь, значит, столько же лет они не виделись с Аллой.
С возрастом все новости, даже хорошие, Мира привыкла встречать с осторожностью. После звонка Аллы она никак не могла избавиться от чувства тревоги. И Павла, как назло, нет дома. Может, это и к лучшему. Завтра с утра она сварит бульон, навестит Аллу и всё узнает. Вот только успокоиться никак не получалось.
Алку с десятилет воспитывала бабушка по отцовой линии. Ласки она не знала и часто допоздна сидела у Миры, вместе делали уроки. Бабка гнала самогон и снабжала им всех местных алкашей. Родители, естественно, тоже пили. Жёны алкашей грозились спалить бабкин подпольный завод. Может, и правда, кто-то приложили руку к пожару, а может, как считала милиция, отец уснул с зажжённой папиросой, но Алкины родители не смогли выбраться из горящего дома. Бабка куда-то ушла, а Алка, как всегда, была у Миры. Они остались живы.
После пожара бабку с Алкой поселили в общежитие. На общей кухне самогон варить запретили. Бабка сразу погрустнела, стала считать копейки и оговаривать внучку за каждый съеденный кусок. Питалась Алка у Миры.
Бабка Алкину мать не любила, звала ведьмой, считала, что околдовала её сына, пропал он из-за неё, проклятой, запил. Что дома стоял дармовой самогон, бабка умалчивала. Мать Алки была красавицей. Редкий мужчина, независимо от возраста, проходил мимо, не обратив на неё внимания. Отец ревновал её страшно, даже бил.
Алка выросла и внешне стала очень похожа на мать. Такая же высокая, стройная, с копной кудрявых рыжих волос, с чёрными глазами и пухлыми губами. Веснушки по всему лицу совсем не портили её, наоборот, придавали золотистый оттенок.
Сразу после окончания школы Алка сбежала из дома с каким-то приезжим парнем. «Непутёвая, вся в мать», — говорила бабка, вздыхая.
Маме Миры дружба дочери с Алкой не нравилась, хотя жалела бедную девочку. Когда она сбежал из города, даже облегчённо вздохнула. Всегда боялась, что та собьёт Миру с правильного пути. Что их связывало? Сама Мира тоже не знала, хотя с Алкой было весело.
Мира окончила техникум, стала работать, познакомилась с Павлом и вышла за него замуж. Через год у них родилась дочка. Об Алке слышала только сплетни.
Мама Миры работала, не могла помочь, а вечерами, когда Павел был дома, приходить стеснялась. Так и крутилась Мира сама, от усталости в прямом смысле валилась с ног.
Единственное, о чём она мечтала в то время, выспаться. Стоило во время кормления дочери прикрыть глаза, Мира проваливалась в сон. Встряхивалась, пугаясь, что выронила дочь или та задохнулась под тяжестью большой груди. Дочка, наевшись, мирно спала на руках. Мира перекладывала её в кроватку и шла сцеживать молоко, готовить обед, стирать замоченные пелёнки, заставляя себя не закрывать глаза.
В это сложное для Миры время и объявилась Алка. Она стала ещё больше похожа на свою мать, ещё красивее, хотя куда уж больше.
— Ну и видок у тебя, подруга. Всегда знала, что замужество и материнство женщину не красят. Никогда у меня не будет детей, — как всегда, без привествия и вступления, сказала Алка, увидев Миру.
— Не зарекайся, — усмехнулась подруга.
Потом Алка рассказала, что сделала много абортов и родить уже никогда не сможет. Но материнские чувства в женщине заложены генетически. Алка с удовольствием помогала сидеть с ребёнком, гуляла с ним, пока уставшая Мира готовила обед или тупо спала.
Вскоре Алка бросила парня, с которым сбежала, сделав от него первый аборт. Следующий её мужчина был намного старше. Он снял Алке квартиру в центре Москве, приходил к ней дважды в неделю.
— Жила почти в шоколаде, — вздыхала, вспоминая те дни, Алка.
— Почему почти? – спросила Мира. Слушать про мужиков подруги было скучно и неинтересно, но ради приличия она разговор поддерживала.
— Старый, противный, — скривилась Алка. – Хотя не был жадным, денег давал много, золото дарил, шубы.
— А как же жена, дети?
— Причём здесь они? – отмахнулаась Алка.
Мужчина узнал, что в остальное время Алка встречается с другими, выгнал её из квартиры. Потом были другие, даже иностранец. Вот откуда пошли слухи, что она уехала в Америку. Хотя иностранец был из Норвегии.
— Что я всё о себе? Тебя-то как угораздило так вляпаться, превратиться в молочную фабрику? И это ты называешь счастьем? Не надо мне такого.
Павел отнёсся к Алке настороженно.
— Не знал, что у тебя такая подруга, – сказал он, увидев её впервые.
— Тише ты, услышит, — оборвала его Мира. – Она поживёт несколько дней у нас. Ей некуда идти, у неё никого нет, бабка и та умерла. Она добрая, только выглядит такой. Знаешь, как она мне помогает с Настей?
А потом у Насти поднялась температура, которую ничем не могли сбить. На третий день вызвали «скорую». Насте сделали укол и забрали в больницу. Мира выскочила из квартиры следом в чём была — в халате и тапочках.
Павел растерялся, а Алка принесла в больницу сменную одежду, шампунь, зубную пасту со щёткой… Через неделю их выписали. Мира оглядела чистую квартиру, в холодильнике стояла кастрюля с супом, котлеты в контейнере.
— Нежели ты сам приготовил? И полы помыл, – удивилась Мира.
— Алка это, — сказал Павел, отведя глаза в сторону.
— А ты говорил, шалава, – укорила мужа Мира. – А где она?
— Не знаю, уехала. Да что ты все о ней? Как дочка, расскажи.
Ночью Мира прижалась к мужу, соскучившись. Молоко от переживаний за дочку пропало. Теперь грудь не болела, а то она всегда вскрикивал от боли, когда Павел сильно обнимал её по ночам.
Но Павел пробубнил что-то бессвязное и отвернулся от неё. Так повторилось и на следующую ночь…
— Павел, что случилось? Ты разлюбил меня? Я уставала, спать хотела смертельно, но никогда не отказывала тебе в близости, — обиженно сказала Мира.
Он что-то говорил, оправдывался. Но со временем у них всё наладилось. Мира похудела, теперь не надо было много есть, чтобы прибывало молоко.
Выросла дочь и вышла замуж. Они с Павлом живут вдвоём, спокойно и дружно, как не жили в молодости.
И вот теперь этот звонок…
Мира не могла представить Алку смертельно больной. Ошибка какая-то. Ночью заснуть не могла, всё думала и вспоминала. Устав ворочаться, она встала и начала варить бульон.
Не стала ждать часов приёма, налила бульон в термос и поехала в больницу. Надеялась уговорить охранника, чтобы пропустил. В крайнем случае, предложит денег.
В узкой палате вдоль стен стояли две койки. На одной лежала худенькая женщина в платке. Из-за него она показалась Мире старушкой.
Она хотела спросить, не перепутала ли палату, как женщина открыла глаза, и… Мира узнала Аллу. Как же она изменилась! Личико маленькое, бледное, обтянутое кожей. Даже веснушки исчезли. Поверх одеяла лежали худые, как ветки, руки. Куда делась яркая цветущая Алка? Чёрные глаза потухли.
Видимо на лице Миры отразилась вся буря чувств.
— Не узнала, – сказала Алла.
Мира постаралась взять себя в руки, улыбнулась и подошла к постели.
— Что с тобой?
— Что заслужила. Присядь, — Алла скосила глаза на край кровати.
Мира присела. Вспомнила про бульон, начала торопливо доставать термос.
— Убери, не буду, – сказала Алла, не спуская с Миры тревожного взгляда.
— Я поставлю на тумбочку. Свежий, только что сварила. Может, потом поешь.
Алла не ответила.
— Как ты себя чувствуешь? – спросила Мира, не зная, о чём можно спрашивать, чтобы не обидеть.
— Для последней стадии вполне.
— А операцию делали?
— Поздно. Не будем тратить время. Моих сил надолго не хватит. Я хотела сказать тебе…
— Что?
— Не перебивай, — оборвала её Алла и закашлялась.
— Всегда тебе завидовала,- сказала она, отдышавшись после натужного кашля. – Квартира, муж хороший, дочка, родители живы. Даже когда ты от усталости сидя засыпала, завидовала тебе, — Алла замолчала.
— Столько мужиков было, денег, а счастлива не была ни минуты. Хотя нет, была. Помнишь, ты с дочкой в больницу попала?
— Конечно. Ты мне тогда одежду принесла, — Мира улыбнулась.
— Думала, унесу свой секрет в могилу… А сейчас так страшно стало… Ты в больнице лежала, а я с Павлом… осталась. – Голос Аллы становился всё тише, она часто прерывалась, борясь с одышкой, выглядела еле живой.
Мира и тогда всё поняла, только не хотела сама себе признаваться. Кому от этого было бы лучше? Да и наладилось у них с Павлом тогда быстро.
— Я ведь так завидовала тебе, что решила… прикоснуться к твоему счастью… хоть чуточку… Соблазнила Павла… Стоило мне только захотеть, бросил бы он тебя… Уверена. – Алла прикрыла глаза.
— Всегда помнила те наши с ним несколько дней, — заговорила она через несколько минут. — Мне их надолго хватило…
— Почему сейчас сказала? — Мира смотрела в окно, не могла видеть тревожные, жаждущие прощения глаза.
— Я умираю. — Алла легонько дотронулась до руки Миры, словно бабочка села.
Мира отдёрнула руку, вскочила с кровати так резко, что легкое тело Аллы подпрыгнуло на распрямившихся пружинах.
— Прости, — прохрипела Алла.
Мира, не оглядываясь, выбежала из палаты.
— Напоследок решила отравить мне жизнь. Прощения она хочет. Даже сейчас завидует, умирает и завидует. Я буду жить, у меня есть муж, скоро будут внуки, а к ней и прийти некому. Скольким женщинам она испортила жизнь, путаясь с их мужьями, отбирая у семьи и детей деньги?
Раньше бы простила, а сейчас не могу. Не для своего спасения она рассказала, а чтобы мою жизнь разрушить напоследок… – Мира, задыхаясь, бежала по улице, не замечая слёз и того, что говорит вслух.
— Надеется, что устрою Павлу скандал. Поссорить нас решила. Всё рассчитала… – Мира остановилась, осмотрелась по сторонам и побрела дальше уже медленно, словно к ногам привязали гири.
Она увидела скамейку и опустилась на неё.
— Да что я, в самом деле? Она же умирает. Я ещё тогда догадалась обо всём, почувствовала. Молчала, потому что боялась одной остаться с дочкой на руках. Ты уехала, а я осталась. Прощу или нет, ты уже наказана. Умирать в таком возрасте страшно. Господи, что же я… — Мира вскочила со скамейки, снова села.
Потом решительно встала и пошла прочь. У ворот больницы стояла часовенка. Мира зашла, купила свечки, написала записочку о здравии тяжелоболящей Аллы.
— Как раз восьмого апреля будет день памяти святой мученицы Аллы Готфской, — улыбнулась ей женщина за свечным ящиком. – Родственница ваша? Сорокоуст закажите. Господь милостив, все наши грехи прощает… Домой Мира шла медленно, буря внутри улеглась.
Когда вернулся Павел, она накормила его и сказала, что была у Аллы в больнице.
— У какой? – спросил муж.
— Помнишь, приезжала к нам, когда я в больницу с Настей попала? Она умирает. Позвонила, просила прийти, я ей бульон отнесла.
Ей показалось или Павел действительно напрягся? Смотрел на неё внимательно, ожидая продолжения, вопросов.
— Ну, а ты как? Забор поставили? – перевела разговор Мира, убирая со стола посуду.
Павел шумно выдохнул и стал рассказывать.
— Слушай, а может, купим небольшой домик за городом? Посадишь цветы перед окнами, клубнику будем выращивать, по ночам соловьёв слушать… Внуков брать на лето будем. Собаку заведём. Грибы будем собирать в лесу, на рыбалку ходить… – мечтательно говорил Павел, лежа ночью рядом с Мирой.
— А что? Прекрасная идея, — сказала Мира, улыбнувшись
Она чувствовала себя легко и спокойно.
«Зачем ворошить прошлое? Столько лет прошло. Мы с мужем одно целое. А у кого не было ошибок? Не ушёл же, не бросил меня с ребёнком. А мог бы. Мог бы? Наверное. Что ж, не увела мужа, и на том спасибо…» — думала, засыпая Мира, прижавшись к тёплому боку Павла.
Через два дня ей позвонили из больницы и сообщили, что Алла умерла.
— Вы родственница? Хоронить вы будете? – спросили в трубке.
«Нет!» — хотела крикнуть Мира, но промолчала.
Она поехала в больницу, заказала всё, что нужно для похорон. Одна стояла у могилы. Потом, должен же кто-то проводить Аллу в последний путь по-человечески.
«Бог велит прощать, — вспомнила она слова женщины из часовни при больнице. — Не простишь – себе навредишь…»
«Алка завидовала мне, может, не мне одной. И что с ней стало? Я, может, в сто раз хуже была бы, если бы без родителей росла, с бабкой-самогонщицей…» — думала над могилой Мира.
«…Обида тоже душу выжигает, тоску и болезни притягивает…»
— Вот и всё. Я простила, а с Богом сама разбирайся, — сказала Мира, бросая в могилу горсть земли.
Она шла с кладбища, вдыхая весенний апрельский воздух. На деревьях набухли почки, вдоль дорожек пробивалась молодая трава. «Скоро придёт с работы Павел, нужно успеть приготовить ужин…» Мира увидела подъехавшее к воротам кладбища такси и поспешила к нему…
