Как-то закончился у деда Митрофана сахар. Делать нечего, надо идти в магазин. Ну, надо, так надо, пошёл. И надо же было такому случиться, что во всём магазине осталось всего пять килограмм этого продукта. Следующий привоз только через два дня.
И вовсе это была бы не беда, если бы перед дедом Митрофаном в очереди не оказалась бы бабка Маша, которую в деревне за глаза называли Пистимеей за её неуёмную жадность и злой язык, которой срочно понадобился сахар на бра&жку. Как дед Митрофан ни просил её, оставить хоть полкило, та в – никакую, мол, надо ровно пять, и всё тут!
Ну, дед Митрофн, конечно, не помрёт без сахара, купил «Школьных» конфет, но на том не успокоился. Такая жадность и вредность должны быть наказаны. И дед Митрофан задумал мстю.
Бабка Маша к изготовлению народного продукта подходила со всей ответственностью. Делала она это не только для собственных нужд, но и приторговывала втихаря, поэтому аппарат имела справный, не ведро с крышкой. Аппарат был сделан из новенькой скороварки одним народным умельцем, и стоил бабке Маше весомую сумму. Зато это было её гордостью, да, к тому же, потраченные целковые уже давно были бабкой «отбиты».
Вот и задумал дед Митрофан нанести бабке «удар ниже пояса». Сговорившись с дедом Григорием, благоверным бабки Маши, с которым она была в постоянных контрах, дед приступил к делу. Дело провернул спустя несколько дней после инцидента в магазине.
Дед собрал в большую коробку запчасти от своего аппарата, сложил в авоську несколько баночек дефицитных балтийский шпрот, которые в своё время были ему привезены его сестрой из города, да так и стояли в холодильнике без дела, и с этой ношей направился прямиком к деду Григорию, который его уже с нетерпением поджидал после обязательного ежеутреннего скандала со своей бабкой.
Бабка Маша возилась на летней кухне, дед Григорий крутился рядом. Двери в кухню были открыты и занавешены ситцевой занавеской от мух.
– Здорова, Гриша. Ты мине не подмагнёшь? – Приветствует своего друга дед Митрофан, входя во двор. – Прикрой за мной калитку, а то руки заняты.
– Здорова, Митрофан, чаво енто ты так нагрузилси?
Деды остановились в аккурат напротив двери в кухню. Стучавшая посудой бабка моментально притихла.
– Да тут таки дяла, Гриша. Прибягает нынче до мине Нюрка с запиской от председателя. Мол, так и так, дядь Митрофан, наслышан от мужиков, что аппарат сама&гоннай у тибе дюжа хорошай, а у мине пряма бяда. Светка замуж собраласи через месяц, а на беленькаю разве талонов напасёшси? Пишеть, мол, дай мине напрокат. Ага, а я, мол, тибе пятьдесять рублёв за енто дело, ну, за пользование.
– Пятьдесять рублёв!
– А чаво, у ниво кака экономия будить, пятьдесять рублёв – енто так, юрунда. Да вот тольки бяда приключиласи. Я было уже понёс, как вовремя заметил, шланг перетёрси. А у себе я подходящева не нашёл. Можа у тибе поищим?
Бабка Маша пережила бурю эмоций – сначала досаду от упущенной возможности, аж за сердце схватилась, потом радость от возможности опередить деда Митрофана и предложить председателю свой чудо-аппарат, тем более что он в разы лучше дедова, от такого предложения грех отказаться.
Но концерт был ещё в самом разгаре.
– Да поищим, конешна, а чаво енто у тибе в авоське?
– А енто я мимо магазину шёл, а Петровна мине навстречу, говорить, мол, шпроты балтийския выкинули, бяги, говорить, пока усё не разобрали. Вот я и забяжал, отоварилси, так сказать, дефицитом.
Бабка Маша напряглась, дефициту тоже было охота, заметалась по кухне от аппарата – к кошельку и обратно, но быстро взяла себя в руки и приняла единственное верное решение.
Деды, переговариваясь, пошли в сарай искать подходящий шланг, а бабка Маша быстро сложила в коробку свой аппарат, сунула в карман деньги выбежала со двора, пока мужики в сарае.
Услышав, как хлопнула калитка, дед Григорий предложил другу пойти на кухню и снять пробу с дефицитного товара, благо и заначка под это дело имелась, и заговорщики приступили к приятному времяпрепровождению, ожидая какой-никакой развязки.
Бабка Маша неслась по деревне, таща на себе нелёгкий коробок с ценным грузом, направляясь прямиком к своей заклятой подруге, бабке Дуне.
– Дунька, Дунька, – орала на весь двор бабка Маша, открыв калитку, предварительно поставив на лавку свой ценный груз. – Дунька, подь сюды!
Бабка Дуня выглянула из курятника.
– Чаво тако, подруга, чаво орёшь, как резаная? Али случиласи чаво?
– Случиласи, случиласи. У магазине шпроты выбросили, бяги быстрее, вот тибе деньги, прикупи и на мине.
– А сама чаво?
– Ой, Дуня, долга рассказывать. Предсядатель к сибе срочна вызываить, вот бягу, аж запыхаласи.
– Да иди ты! Чаво?
– Ой, Дунька, потом расскажу, бяги до магазину, а то усё поразбирають, ты жа знашь, какой народ у нас, хватаить всё подряд и ртом, и жо&пай, бяги, а то ничё и не достанется.
Отдав эти ценные указания, бабка Маша подхватила коробок и помчалась прямиком к правлению в надежде опередить деда Митрофана, который, собственно, никуда и не собирался.
Путь в кабинет Ивана Семёновича бабке решительно перекрыла Груня, секретарша председателя.
– Куда? Нельзя туда, он с районом по телефону разговаривает. Освободится, тогда пройдёшь! – Тоном, не терпящим возражений, остановила резвую бабку Груня.
Бабка вынуждена была смириться. Время тянулось безбожно, бабка была как на иголках и на каждый скрип двери вздрагивала, ожидая увидеть коварного деда Митрофана, который пришёл посягнуть на её будущую прибыль.
Тем временем в магазине разворачивались не менее интересные события.
Продавщица Зиночка скучала. Наплыва народа не было. Естественно, рабочий же день. А тут вихрем влетает бабка Дуня и без всяких лишних слов интересуется, почём шпроты.
Зиночка, слегка опешив, начинает вспоминать и вспоминает.
– Здрасте, баб Дунь, по рубель восемьдесят.
Бабка бросает на прилавок два червонца и требует шпрот «на все».
– Да ты чаво, баб Дунь, каки шпроты? Шпроты последний раз на моёй памяти завозили два года назад, перед шестидесятипятилетием Великай Октябрьской!
– Ни бря&ши!
– Да клянуси тибе!
– Ты мне ежели сичас шпротав не выдашь, то жалаваца на тибе буду, до председателю дойду. Нибось под полу спрятала, спекулянтничать собраласи! – Орала на обалдевшую Зиночку бабка. А ну, показывай под прилавкам, считай я – народнай контроль! А, ну…!
У Зиночки под прилавком, по счастливой случайности, в три горки по десять штук в каждой стояли консервы «Завтрак туриста», ну, помните, такие рыбные фрикадельки в томатном соусе. А Зиночка тоже была ещё из тех, кому палец в рот не клади. Да и бабку эту, мягко сказать, недолюбливала.
Тут Зиночка чуть ли не в ноги бабке кидается.
– Баб Дунь, не губи, энто я для сибе припасла. Тама всего тридцать баночек и не шпротав, а «Завтрак туриста». Шепнули мне по секрету, что завод их сымает с производства, теперича шпроты будут делать, вот я и решила их припасти впрок. Больше же уже никогда не доведётся попробовать. А оно, знаешь, как – когда полно, не хочется, а как дефицит, то хочь плачь! А шпротав теперича этих у нас будет, как го&вна.
У бабки Дуне на лице отразился весь мыслительный процесс, за которым Зиночка с интересом наблюдала.
– А ну, показывай!
– Да смотри, баб Дунь, хочешь я с тобой поделюся? Только председателю не рассказывай, прошу, не губи.
– Скольки стоють?
– Так шестнадцать копеек за баночку.
Бабка быстро в уме что-то подсчитала и удовлетворённо кивнула головой.
– Все отдавай, мине ещё с Машкай делитьси. – Вынесла вердикт жадная бабка.
– Ой, баб Дунь, ну а мне-то хоть чуток-то оставь? – Канючила Зиночка.
– Все отдавай, а не то – пойду до Семёныча, будишь потом знать, как простой народ обкрадывать и дефицит от яво прятать.
Зиночка тяжело вздохнула, смахнула воображаемую слезинку и нехотя начала выкладывать банки на прилавок.
– Четыре восемьдесят с тебя, баб Дунь. А, может, всё же оставишь, хоть баночку?
– Обайдёшси! – Оборвала Зиночку бабка и стала складывать банки в тряпичную сумку.
В это время в магазин зашла Нюра, так, поболтать, и очень удивилась такому количеству закупаемого бабкой «Завтрака туриста».
– Баб Дунь, а ты енто чаво?
– А ничаво, иди сибе, куды шла, лезуть тута сваим носом, куды ни просять, – ответила бабка, потом пересчитала свою сдачу и гордо удалилась из магазина, довольная таким раскладом дел.
– Зина, а чаво енто она? На кой ей стольки?
– Говорит, что бабка Машка помираит, консерву просит, скольки помирать ещё будет – никому не известно, ну вот, чтобы за каждым разом в магазин не бегать.
– Да ты чав-о-о-о?
– Ага, так и сказала, мол, не набегаишси, пока помрёт. Да тьфу на них, Нюрка!
***
В это же время бабка Маша, наконец, получила доступ к председателеву телу. Иван Семёнович допивал уже остывший кофе и изрядно удивился визиту бабки Маши с каким-то весомым грузом в руках.
– Ой, баб Маш, да поставь ты этот коробок, чего ты в него вцепилась?
Бабка решила начать издалека.
– Вот, кака же хороша у тибе дочка выросла, Иван Семёнович, — начала лить мёд в уши председателя бабка. – Вот жа, как время-то быстро лятить, уже и свадьба через месяц.
Иван Семёнович чуть не поперхнулся от неожиданности. А он и понятия не имел. Это чего – он узнаёт последним? Да вряд ли такое могло быть. А тем временем бабка продолжала.
– А я вот тута невзначай подумала, чаво тибе с Митрофановым аппаратом мучиться? Возьми напрокат лучша мой. Лучша маево в деревни не сыщешь, правду тибе говорю, как есть правду.
У Ивана Семёновича потихоньку начали округляться глаза.
– Баб Маш, а про какой ты аппарат говоришь?
– Да как жа, про какой, про сама&гон&най. Сам жа говорил, что талонов не напасёшси. Лучша взять напрокат на месяцок за пятьдесять рублёв.
– Ага, ага, баб Маш, так, стало быть, ты говоришь, что твой лучше?
Иван Семёнович уже всё понял, но, что вот делать с этими неугомонными стариками, просто не знал. Не губить же их на старости лет, вот уж точно – что старый, что малый.
Он еле сдерживал смех, но делать нечего и игру нужно как-то доиграть, а потом, как уляжется, провести со стариками разъяснительную беседу по поводу подобных аппаратов и о том, чем могут закончиться такие шутки. Ни много, ни мало – статья 158 УК РСФСР за изготовление и хранение, и это только без цели сбыта, – исправительные работы или штраф до 100 рублей.
– Вот спасибо тебе, баб Маш, вот это поступок, вот это я понимаю. Так возьму у тебя на месяцок? А ты как же?
– Да чаво для хороших людей-то не сделашь? – Гордилась собой бабка Маша.
– Ага, спасибо тебе, спасибо. Ты, знаешь, сейчас иди до хаты, а я на днях к тебе зайду, деньги занесу.
И счастливая бабка поскакала домой задами, чтобы ненароком не встретить деда Митрофана.
А дома оказалось, что Митрофан ещё никуда и не ходил. Они с дедом Григорием мирно беседовали на кухне, закусывая шпротами. Бабка мысленно перекрестилась, может, Митрофан сегодня и не дойдёт до председателя. На предложение угоститься шпротами бабка отказалась, мол, и свои теперь найдутся, взяла рябиновку и поскакала к своей заклятой подруге, бабке Дуньке хвастаться своей ловкостью и смекалкой.
Там бабка Дуня рассказала ей про вероломную Зиночку и, как она у этой заразы отжала весь заныканный от трудящихся «Завтрак туриста». Бабка Маша, которая своими глазами видела шпроты, решила, что Зиночка всё же и шпроты припрятала, но, если «Завтрак туриста» уже такой дефицит, то дело очень неплохо повернулось, а шпрот они ещё наедятся.
Несколько месяцев бабки закусывали рыбными тефтелями и сильно удивлялись, что на прилавках их не становится меньше, но отчаянно ждали этого момента.
Иван Семёнович провёл со стариками разъяснительную беседу, а чуть позже, бабке Машке пришёл штраф, который она молча оплатила из вырученных своим уже теперь канувшем в Лету аппаратом. Но деду Мирофану эту шутку она не забудет до гробовой доски.
Вот такие деревенские развлекушки.
