Седая зима полновластной хозяйкою повелевала в безграничных таежных лесах. В нынешнем году уж больно люто бесчинствовали ее верные слуги морозы, напугав природу дикого края своей удалой разухабистостью. Скованные ледяными узорами, застыли в безмолвии доселе быстрые речки да ручьи, зверь всякий попрятался от бушующей непогоды, а те из таежных жителей, кто прошлой осенью не суетился по запасам на зиму, они ныне испытывали крайнюю нужду и затруднения. Такого не скажешь об старом искусном охотнике Тимофее Алексеевиче Вольнове. Наученный многими годами промысла на разного таежного зверя, да заветами отцов, что тоже охотничьим делом занимались, Тимофей Алексеевич делом своим владел отменно. Знающий природу во всех ее тонкостях и проявлениях, охотник никогда не позволял случаю застать себя врасплох, а потому к завтрашнему дню готовился заблаговременно. Тем и славился он, что никогда не бил раненного да спящего зверя, не брал от тайги более чем надобно, хотя такие возможности имел в полной мере. И еще любил он здешние края, где родился и вырос, — словно мать родную, почитал. С уважением и любовью относился он к каждому деревцу, каждому цветку и былинке, что будто волшебной красоты узорами украшали Русь Великую, — ее бескрайние просторы.
На своей таежной заимке, затерянной в дикой глухомани, Вольнов жил отшельником. Редко когда выходил в родную деревню, да и только для того, чтобы стариков местных, что были еще живы гостинцами таежными одарить, поклониться могилам родителей, да съездить в райцентр – прикупить там пуль, пороху, да еще что надобно по хозяйству. Не мог он долго среди людей находиться — тайга звала его к себе и манила непреодолимо. Задумался он как-то раз о том, что годы его уходят безвозвратно, и лет пять назад в деревню переехал, — думал там старость свою завершить. Ан нет…Не сложилось, — тяжко ему было дышать среди людских разговоров пустых, сплетен, зависти да злобы. Чего уж говорить о городе, где дочка с семьей проживала, и к себе постоянно звала. Если уж в деревне столько пакости набралось, что о городских жителях скажешь. Не все конечно такие, но…Времена нынче плохие, тяжелые и подчас бессмысленные. Молодежь стариков не почитает, обычаи старые да правильные им неведомы, все с заграницы пример берут, во всем подражают. Им глупым да невоспитанным невдомек что дух русский, традиции да обычаи ценнее всего на свете, и подобного ему, словно камню драгоценному невиданной красы, нигде более не сыщешь. А
в тайге духом и мыслями сливался с природой охотник Вольнов, и покоя да тишины душевной более чем есть не желал.
…В избушке было жарко натоплено. В печи потрескивали поленья, вспыхивали искорки, а сверху уж паром свистел чайник. Тимофей Алексеевич очнулся от раздумий, и погладил по голове Гаспара, — большого матерого волка, — того что недавно он спас от неминуемой гибели. Старый волк, бывший вожак стаи, потерпел поражение от молодого и ловкого претендента. Раненый, потерявший много сил и веру в себя, Гаспар как и предписано волчьим законом ушел умирать в одиночестве. И быть бы посему, не набреди на него случайно Тимофей Алексеевич. Старый, справедливый охотник не позволил волку околеть в Богом забытой глуши, и принес на свою заимку. Долго он лечил серого хищника, порой казалось ничего из этой затеи не выйдет, — уж больно большая и запущенная была рана. Однако же смог старик вытащить Гаспара из лап смерти, — не время ему уходить, поживет еще…
…Гаспар поднял голову, и лизнул руку старика, — в глазах дикого зверя, признававшего лишь право сильного, светились доброта, мудрость и безграничная благодарность человеку, — традиционному врагу спасшему ему жизнь.
За окном наступала таежная ночь. Вновь с неба щедро посыпались снежные хлопья, в печной трубе тоскливо завыл ветер, а Тимофей Алексеевич налил себе душистого чаю на листьях брусники. Жизнь шла своим чередом, и что-то новое и неизведанное открывалось перед человеком и волком ставшими друзьями навсегда…
Георгий АСИН
