Я швырял вещи в багажник, то и дело стирая с лица капли назойливого, ледяного дождя. Во мне бурлила обида пополам со злостью, а сверху, как пена на пиве, плавало чувство вины от того, что наорал на жену, хотя сам не безгрешен. Далеко не безгрешен…
Рядом с машиной, то и дело вскакивая, сидел мой пёс, Женька. Овчарка, ещё щенок, она преданно смотрела на меня, ожидая команды прыгнуть в салон машины. А я всё кружил около, ища ключи, хотя они уже давно были в машине.
Лена наблюдала за мной из окна, я отчётливо видел её силуэт на фоне яркого света люстры. Черная, точёная фигурка просто стояла, сложив руки на груди и смотрела сквозь водяные капли на мой мечущийся по двору силуэт.
Я быстро перебегал от подъезда к машине и обратно, даже не догадавшись подогнать автомобиль вплотную к козырьку и погрузить туда свои пожитки. Я тогда вообще мало что соображал. Мы крепко поругались в тот вечер, Лена называла меня никчёмным, пустым, тешащим своё эго мужланом, как обычно, вспоминала мне все прегрешения, а всё из-за того, что я не согласился ехать к её родителям на дачу, чтобы помогать тестю достраивать баню.
Лена знает, что у нас с Виктором Дмитриевичем отвратительные отношения, просто адски напряжённые. Он кажется мне упертым в стену бараном, а я в его глазах – всё еще шестилетний мальчик, которого надо учить уму-разуму. И он учит. Постоянно гундит про то и это, про мою работу, про то, как нужно содержать семью и то, что Лена, он очень на это надеется, во мне не ошиблась…
До меня у Ленки был бойфренд, Игорь. Потенциальные тёща и тесть с него пылинки сдували, таким он был в их глазах идеальным. Напористый, даже нахрапистый, как бойцовская собака, он не лез в карман за словом, мог ответить смело, дерзко, чем, видимо, и подкупил Лениных родителей. Он не стеснялся того, что было в прошлом, даже если это не играло ему на руку. Да, пил, да, баловался чем–то, но не понравилось, перерос это и иду, мол, дальше.
‒ Знаете, Миша, за ним Леночка всегда была как за каменной стеной… ‒ пожимая плечиками, говорила мне Надежда Андреевна, когда заходил разговор об этом Игоре. ‒ С ним мы могли отпустить её хоть на край земли… ‒ добавляла она, оглядывая мою хилую фигуру. ‒ Надеюсь, с вами дочка будет счастлива.
Надежда Андреевна, пустив слезу, отворачивалась, а я, подмигнув насторожившейся Лене, бойко отвечал, что, мол, пусть не беспокоятся, мы с Ленкой будем счастливы. Я был идеальным, главное не распространяться о своём прошлом, а то лена во мне разочаруется, и тогда…
И мне пока удавалось быть безгрешным, хотя по всем фронтам я проигрывал фантомному Игорьку – не так рьяно впахивал на даче Лениных родителей, не так много зарабатывал… Не так… Всё было не так… Но Лена как будто всё же не жалела, что связала свою жизнь с таким бедолагой, как я.
Как-то раз я слышал разговор Надежды Андреевны с Еленой. Они обсуждали мою астму ‒ ещё одно очко в пользу команды Игоря.
‒ Ну вот и что? ‒ шептала Надежда Андреевна, гремя ложечкой в чашке с чаем. ‒ А деткам же тоже передастся! Лена, о чём ты думала?!
‒ Мам, всё проявилось недавно, я не знала. Да и потом, я люблю Мишу, с астмой или без неё! Как вообще можно ставить в вину человеку то, что от него не зависит?!
Три дня назад, на даче, у меня случился первый приступ удушья. Тесть любил баню, покупал туда всякие масла, наслаждаясь ароматами, верил в их лечебную силу. Мне предложили тоже попробовать вдохновиться запахами в душной парилке. Отказываться было неудобно, да и Лена увязалась за мной…
И там я стал задыхаться. Не скрою, я струхнул, да ещё как! Жена сначала думала, что я шучу, смеялась и отталкивала мои руки, а потом закричала и выбежала, оставив распахнутой дверь. Я на коленках выполз в предбанник в чём мать родила, Лена набросила на себя и меня полотенца, позвала мать…
Дальнейшие события я помню плохо, отдельными кусками – скорая, какие-то вопросы, меня перенесли в дом… Но вот что я очень хорошо запомнил, так это приехавшего без предупреждения Игорька. Он якобы был рядом, решил навестить Леночку, привёз большой букет ей и Надежде Андреевне.
Игорь как будто с усмешкой смотрел на меня, пока я, выпучив глаза, дышал лекарствами, пока приходил в себя. А потом, удостоверившись, что я не умру прямо сейчас, увёл плачущую Лену на улицу, сказав, что ей нужно проветриться.
‒ Останься, ‒ прохрипел я. ‒ Принеси мне рубашку. Лееенааа!
‒ Ну что ты, Миша, пусть они идут. Я сама всё сделаю. Леночка, иди, подыши! Ты бледная вся! — засуетилась Надежда Андреевна.
Я отвернулся.
Помню, как усмехнулся тогда фельдшер со скорой, как улыбнулся и кивнул Игорь, как Лена, виновато пожав плечами, ушла… А тёща, покопавшись в нашей комнате, принесла в итоге рубашку Виктора Дмитриевича, заявив, что все мои давно пора выкинуть. А вот у Игоря сегодня очень красивая сорочка и…
Я скривился тогда, стиснул зубы. Говорить мне не разрешили, надо было просто дышать…
И вот потом, когда я лежал в соседней комнате, Надежда Андреевна громко шепталась с дочкой о том, что та выбрала себе хворого, убогого мужа, что детей теперь рожать не стоит, пока не проверится «он», то есть я. Нет, Лена, конечно, защищалась и меня хвалила, но при фразе матери: «А вот если бы за Игоря пошла, то…» как-то промолчала…
Я не знаю, что развело их – Лену и Игорька, но, кажется, Игорь загулял с другой, а Лена тогда уехала в длительную командировку. Они официально расстались, без каких бы то ни было вариантов, но…
‒ Ничего, ‒ опять шептала Надежда Андреевна. ‒ Жизнь всё по местам расставит. Я так довольна, что он сегодня приехал, так довольна… Пойду, предложу ему чаю…
Игорь в тот вечер уехал поздно, пытался вести со мной светскую беседу, но мне было это неприятно.
‒ Два самца на одной территории не уживаются, да? — бросил он мне, когда собирался уезжать. А потом громко добавил:
‒ Ну, Надежда Андреевна, удаляюсь, а то чувствую, что не ко двору пришёлся… Михаил, вы Лену-то берегите, ей защитник нужен!
Надежда Андреевна, ставившая в этот момент десятый чайник, потому что «Игорек еще не попробовал её пирога», понимающе кивнула и побежала упаковывать угощение гостю.
‒ И вам всего хорошего, ‒ пожал я протянутую руку. ‒ Верность – это же самое главное в супружеской жизни, да? За Лену не беспокойтесь.
Игорь ухмыльнулся, потом потянулся, чтобы поцеловать Ленку, но та отвернулась, схватила меня за руку…
Игорь потом всегда как будто стоял у меня за спиной. Он лучше колол дрова, он больше зарабатывал, его квартира была намного просторнее, а Лена с ним чаще улыбалась.
‒ Лена сделала свой выбор, ‒ как-то ответил я. ‒ Я такой, какой есть, никого не обманывал, никого из себя не строю, живу, как могу, но моя жена выбрала меня, а Игоря вашего прогнала, значит на то были свои причины. Давайте-ка, Надежда Андреевна, перестанем уже сравнивать меня с другими.
‒ Почему же? Разве я не могу высказать своё мнение? ‒ обиженно прищурилась тёща.
‒ Не можете, иначе вы услышите моё мнение, а оно вам не понравится. Давайте закроем эту тему.
Я тогда не стал слушать её ответ, ушёл. А Надежда Андреевна потом не разговаривала со мной месяц…
Игорь пропал из нашей с Леной жизни надолго, я уже обрадовался, но он неожиданно вынырнул из прошлого, появился как чёрт из табакерки. Лена случайно проговорилась, что он приезжает к ним на работу по каким-то своим делам, приглашает Ленку пить кофе.
‒ Лен, тебе не кажется, что это как-то нечистоплотно? ‒ встряла как-то в эти Ленины рассказы моя сестра. Марина, пока сдавала экзамены в институт, жила у нас, поэтому волей-неволей включалась в насыщенную семейную жизнь. Я слышал этот их разговор, очень хотел одёрнуть Маришку, чтобы не лезла, но не стал.
‒ Что именно? ‒ нахмурилась Лена.
‒ То, что ты при муже рассказываешь, как гуляешь с бывшим ухажёром, ‒ пояснила Маринка. ‒ Ты нарочно что ли? Ревновать его пытаешься заставить?
‒ Ну а если так? Ты ещё маленькая, ничего во взрослых отношениях не понимаешь! ‒ осадила ее Лена. Но Марину так просто не заткнуть, она всегда была «за правду» и готова отстаивать её хоть зубами…
‒ Ну куда уж мне до тебя с твоим огромным опытом… Только имей в виду, Миша не прощает предательства. Тот, кто изменил ему, отвернулся, просто перестают для него существовать. Если он узнает о тебе что-то такое, что примет за предательство, всё, Ленка, готовься к разводу!
‒ Мариш, а ты когда уезжаешь? ‒ нарочно громко бухнув кастрюлей по столу, спросила вдруг моя жена.
‒ Нескоро. Пока не буду уверена, что Миша счастлив! Ладно, пойду, а то ещё кое-что подучить надо…
Марина многого про меня не знает, я для неё идеальный брат – благородный, сильный, смелый, правильный. Я не хочу её разочаровывать…
Лена потом полночи бубнила мне на ухо, хорошо бы Марина уехала, что ей трудно с моей сестрой, что…
‒ Ну надо потерпеть. Марина не чужая, двери дома всегда для неё открыты. Она просто очень за всех переживает – за родителей, меня, ‒ вот и не сдерживается… Не обращай внимания, Ленка. Главное, что я тебя люблю…
‒ И я тебя. Ты же веришь?
Я верил. Не мог не верить, но Игорь опять появился в нашей жизни — как будто просто так звонил вечером, писал Лене сообщения. Она, тревожно глядя на меня, отвечала на звонок, нарочно громко рассказывала, как прошёл день, предлагала мне поговорить с её другом.
Я однажды согласился, взял телефон в руки и спокойно попросил Игорька больше не звонить.
‒ Понимаешь, старик, Лена замужем, ты поздно спохватился, не доводи всё до скандала, просто уйди. Женись на какой-нибудь хорошей девочке, угомонись.
Он угукнул, посмеялся и сказал, что пойдёт прямо сейчас искать девочку…
В тот вечер мы с женой в первый раз очень сильно поругались. Она кричала, что сама будет решать, с кем ей говорить, с кем встречаться на обеде, я возражал, упрекая её в том, что она сама не знает, чего хочет, говорил, как мне неприятен этот Игорёк.
‒ Зато он во многом круче тебя, уж извини! ‒ выпалила Ленка, потом, испугавшись, стала извиняться, полезла меня обнимать, но я ушёл.
Я бродил по улицам до вечера, внутри, где–то в глотке, закипала ненависть. Я тогда в первый раз усомнился, правильно ли сделал, женившись. В нашей паре я любил, а Лена… Она позволяла себя любить. Мне казалось, что так можно прожить, но она позволяла себя любить не только мне… Она предатель…
Вернувшись поздно вечером домой, я застал Лену сидящей в прихожей, прямо на полу. Она ждала меня, как верный пёс.
Я снял куртку, ботинки, сел рядом. От Лены пахло духами, я слышал, как она дышит в темноте, чувствовал, как бьётся её сердце. Она позволила мне любить её, и я был этому рад…
Всё как будто успокоилось, Игорь пропал, мы с Леной стали ближе, проводили вместе вечера, пели под гитару, ходили танцевать на набережную с друзьями. Меня повысили, Лена тоже перешла на новую должность, вместе взяли ипотеку, хотели купить квартиру побольше, а ту, в которой жили сейчас, отдать со временем Маринке.
В сентябре я с точки зрения тёщи учудил — купил собаку, щенка овчарки. Лена была против такой породы, она считала, что нам нужно кого-то попроще, поменьше…
‒ Ты просто не знаешь, малыш! Овчарки очень умные, они настоящие товарищи! — уверял жену я. — У моего отца овчарка была, так она его спасла, когда ему плохо стало, людей привела. А когда Маринка была маленькая, она потерялась, просто ушла с площадки, пока мама мороженое покупала. Григ нашёл её, потом долго не отходил, караулил. Лена, овчарки – это хорошие собаки!
Щенка назвали Женькой. Конечно, человеческое имя, но как-то так уж получилось.
С Жекой возился только я, Лена то ли боялась, то ли так и не простила мне, что там, в приюте, взяли его, а не йорка, которого она хотела.
Когда у Женьки чесались десны, он сгрыз Ленины туфли, она очень ругалась, даже замахнулась на собаку. Я её еле уговорил потерпеть, пока не закончатся занятия с кинологом, и Женька перестанет вести себя как невоспитанный мальчишка.
А потом случилась эта страшная ссора…
Я вел на поводке нашего пса, Лена позвонила мне, сказала, что в субботу надо срочно ехать на дачу к родителям, что там привезли трубы, надо их перенести, что-то там сделать.
‒ Лен, давай найдём им рабочих, я не хочу сам ехать. Не сейчас, устал очень.
‒ Миш, ну как же так? Я уже пообещала, что ты приедешь! Не надо подставлять меня! Ну почему я постоянно должна уговаривать, оправдываться, что-то доказывать?! Игорь, подожди, я сама налью чай! ‒ вдруг закричала она, раздался звук разбившейся чашки. Лена бросила трубку, а я так и стоял с Женькой на поводке. Мы шли с занятий для щенков, Женю сегодня очень хвалили, он вертелся теперь от радости, тыкался мне в руку, а я даже не замечал.
Я не люблю скандалов, криков, у нас в семье никогда не ругались родители, мы с Мариной тоже не особенно ссорились, даже как-то повода не было, ведь разница в возрасте большая… А теперь меня переполняла злоба ‒ к Лене, к Игорю, к себе.
Когда я вернулся домой, Игоря уже не было. Разбитая чашка лежала в мусорном ведре, а в прихожей пахло его одеколоном. Лена испуганно смотрела, как я бросил куртку на стул, как, пройдя в грязных кроссовках в комнату, открыл балконную дверь, чтобы проветрить квартиру.
‒ Миш, Миша, ты что? Устал? Ну надо же поехать к родителям, собирайся, я обещала. Собаку возьмём тоже. Хочешь?
Она ещё что-то говорила, собирала сумки, кидая туда мои вещи. Я должен поехать на дачу, я должен помочь её родителям.
‒ А Игорь что? С трубами не умеет? Только с чужими жёнами у него хорошо получатся? ‒ сел я на стул, потом, увидев на столе букет от Ленкиного ухажёра, бросил его на пол. ‒ Что не так, а, Лен? Чего тебе не хватает? Ну что надо ‒ кулаками махать, сплёвывать, как твой Игорь, курить? Что не так?
‒ Что не так? А я тебе скажу. Ты не он. Вот и всё. Он себя ценит высоко, и рядом с таким мужчиной чувствуешь себя избранной. А с тобой ‒ такой же, как все. У всех мужья, и у меня. Все собачек заводят, и мы. Все потом детей, и мы. А мы с Игорем с парашютом прыгали, на байдарках сплавлялись, мы…
Я не стал дослушивать эту оду Игорьку, вытащил из шкафа остатки своих вещей, смел их в сумки, схватил упирающегося Женьку и ушёл…
До Лены у меня были отношения. Моя женщина была замужем, мы просто встречались, иногда она оставалась у меня ночевать, никогда не просила ничего большего. Мы даже иногда смеялись над её мужем, которого водим за нос… А теперь сработал закон бумеранга ‒ мне наставили рога, как я когда-то другому парню.
Я быстро выехал за город, мчался по трассе, сам не знаю, куда. Жеку укачивало, он скулил, но я как будто одеревенел, меня вообще ничего не заботило сейчас. Все чувства парализовало, все, кроме одного. Злость. Она кипела внутри, заставляя давить на газ, она гнала меня в темноту, в дождь. Пару раз машину заносило на поворотах, но я не сбавлял скорости. В голову закрадывалась мысль, что Игорь бы не сбавил, вот и я не буду. Я не думал, что буду делать дальше, тогда, когда кончится бензин, когда я наконец врежусь во что-то или меня остановит патрульная служба. Я не смотрел на спидометр. Какая теперь разница – сто, двести?! Всё равно.
… Я не понял, что произошло, ощутил только удар в плечо, потом машину два раза перевернуло, она снова встала на колёса. Лобовое стекло лопнуло и пошло тонкими трещинами, скрыв от меня то, что было впереди. А там и не было ничего. Мы слетели с трассы в какое-то поле, не заметив знака поворота. Я, чувствуя, что выбил себе плечо, морщась и постанывая, выбрался из машины, стал оглядываться по сторонам, но тут раздался дикий грохот. Где-то справа как будто взорвалась земля, потом ещё и ещё раз. Ступнями можно было почувствовать, как вибрирует почва. Это учения на полигоне. Так было у нас в деревне, где я жил летом с бабушкой. Окна терраски, состоящие из мелких квадратных стекол, держащихся на ржавых гвоздях, сотрясались и, окончательно разболтавшись, выпадали, усыпая тропинку осколками…
Сегодня, как и тогда, на полигоне отрабатывали какие-то манёвры, выла тренировочная сирена, разносясь далеко вокруг тревожным гудением, прерывающимся, а потом снова будто вздыхающим. А я стоял и испуганно озирался. Женька, взвыв, ринулся мимо меня и помчался в темноту.
‒ Назад! Ко мне! Жека! ‒ заорал я, но собака не вернулась. Он был ещё маленьким, он очень старался быть послушным, но сегодня страх затмил в его маленькой, наивной голове всё, чему учили…
Я побежал следом, думая, что двигаюсь в правильном направлении. Поле с прокопанными вдоль бороздами, было почему-то без травы, под ногами хлюпала грязь, налипала на подошвы кроссовок, заставляя поскальзываться. Пару раз я упал. Когда приложился лицом к мокрой земле в третий раз, наконец одумался, вспомнил, что в багажнике есть фонарь, пошёл назад, но тут услышал визг Женьки, такой, будто он увидел медведя или волка. Я снова побежал вперед, вынул из кармана телефон, кое-как набрал Пашке, своему другу, но тот не отвечал. Я попробовал дозвониться до других приятелей, но связь постоянно обрывалась. Ну, или Вселенной было нужно, чтобы единственным человеком, который услышал тогда меня, стала Лена. Я не хотел ей звонить, было противно, но так уж получилось: палец дернулся, когда я упал, почувствовав, как в ногу, прямо через подошву, вошло что-то острое. Я заревел, опрокинулся навзничь, в глазах потемнело, а когда очнулся, рядом со мной, прямо рядом с лицом, повернутым набок, лежал телефон и мигал ярко-серебристым экраном. Надпись «Жена» то и дело появлялась и исчезала, как и пульсирующая боль в моей ноге.
‒ Алло, Лена… ‒ промямлил я, потом догадался, что надо сначала провести пальцем по экрану. ‒ Лен, ‒ захрипел я.
Она стала кричать, что я сошел с ума, что патологический ревнивец, и что она разведется со мной, но, услышав, видимо, как я, кусая кулак, постанываю, замолчала, потом испуганно спросила:
‒ Миш, что случилось? Ты где?
‒ Я не знаю. Ехал, попал в аварию, Женька испугался полигона, убежал. Я слышал, как он скулит, с ним что-то случилось. А я ногу порвал. Лен…
В трубке засвистело – это заплакала Лена, потом раздался мужской голос.
‒ Так, старик, по какой трассе ехал?
Я узнал Игоря, чертыхнулся, но в ноге опять полыхнуло, к тому же стало трудно дышать. Проклятая астма не вовремя напомнила о себе. Я судорожно вздохнул, что-то ответил.
‒ С какой скоростью ты ехал? ‒ пытал меня Игорь. ‒ Что видел по дороге? Магазины, поезда, что?!
‒ Двести гнал, ‒ прошептал я.
‒ Понятно, ты не отключайся, понял? Песни знаешь?
‒ Какие?
‒ Жалостливые, про рогатых мужей! ‒ как будто весело ответил Игорь.
Я обложил его матом.
‒ Нет, брат, надо петь. Иначе мы тебя не найдём. А ну давай, что там любишь? Лен, что он любит? Цоя? Ну начали! «Белый снег, серый лёд…» Ну же! А то я безбожно вру слова!
Голос Игоря то удалялся, то приближался, потом на его фоне добавились другие голоса, я пел, точнее шептал, потому что было почему –то очень холодно и тяжело шевелить языком.
‒ И кому умирать молодым… Слышишь, бедолага?! А ну отвечай, мальчишка! Жену я всё-таки у тебя уведу, понял? Уведу, потому что ты слабак! ‒ кричал Игорь, а я скрежетал зубами и пел…
А потом наступило Ничто. Я сначала падал куда-то вверх, это было странное, крутое чувство. Дальше меня раскручивало, или это кружилось в голове, я так и не понял. И всё вообще перестало быть. Я не спал, не дремал, меня просто не было. Закончился дождь, на востоке лизнул облака ленивый, серо-оранжевый рассвет, где-то истошно закричал петух, потом, сам испугавшись своей дерзости, смолк. Тучи огромной флотилией подались на север, а с земли стал подниматься плотный, молочно-голубой туман, сетью ловящий солнечные лучи и топящий их в своём мраке…
Но я этого не видел. Я перестал быть. Я наделал много ошибок в своей жизни – в детстве воровал с лотка на базаре черешню, потом с местной шпаной лазили на лако-красочный завод, беря то, что плохо лежит; на какое-то время, будучи выдранным отцом, притих, как будто одумался, нянчился с Мариной, а когда уехал учиться, познакомился с одной девчонкой. Мы встречались, гуляли, потом я переночевал у неё… С последствиями. Она решила не оставлять нашего ребёнка, потому что я испугался и оттолкнул её… Я её не любил, это была игра. Но ставки оказались высоки, и я спасовал. Я помню, как стоял в комнате перед её родителями, как комкала в руках платочек её мама, повторяя, что дочке всего восемнадцать, как отец, полковник, выдвинув вперед нижнюю челюсть, с презрением смотрел на меня, отказавшегося от его дочери. Мне тогда было страшно. Но ничего не произошло. Они просто уехали через неделю, больше я о Тане и её семье ничего не слышал. Ну а дальше, сразу после института, я познакомился с Аней. Она была опытная, немного разнузданная, ей наскучил её муж, а со мной она говорила, что летает, не дотрагиваясь до земли ногами. Аня ушла через полтора года, когда перестала летать и со мной…
И появилась Лена. Я помню, как всё не решался подойти к ней, познакомиться, как маялся в стороне, но кто-то будто толкнул меня в спину, я шагнул в перед и…
‒ Фёдоров! Фёдоров, глаза открываем! ‒ кто-то светил мне прямо в зрачки фонариком и бил по щекам. В нос ударил запах нашатыря, ногу опять пронзила боль. Я снова существую…
Они нашли меня по телефону, спутник, Игорь и его связи помогли отыскать мою тушку в этом проклятом поле. Я вяло стонал, мне что-то вкалывали, спрашивали, потом подняли и положили на носилки. Сотрудники автоинспекции уже держали в руках мои документы… А рядом скулил Жека. Лена держала его, уже немаленького, грязного, со слипшейся шерстью щенка, на руках, прижав к своей белой футболке. Он вернулся сам, нашёл меня и преданно сидел рядом, пока не пришли люди. Он позволил им подойти, он смирно отступил, пока чужие, пахнущие лекарствами, что—то делали со мной, а потом, увидев Лену, подошёл к ней и устало посмотрел вверх, на её лицо.
Жека ободрал себе бок, угодив в колючую проволоку, но помощи ждать не стал, сам вырвался… Его зашивали в ветклинике хирурги, чертыхаясь и ругая хозяев за недогляд, грозились даже отобрать собаку, но Лена не дала. Женька был нашим мальчиком, нашим милым хулиганом, который единственный верил в то, что нам уготовано быть вместе…
Игорь нарисовался передо мной дня через два, когда я уже мог связать вместе пару слов. Я их связал, благо медсестры тогда в палате не было.
‒ Дурень ты, Миша, ‒ выслушав мою тираду, спокойно ответил Игорь. ‒ Лена хотела тебе сюрприз сделать, организовать путешествие. Мы как раз согласовывали план, но тут позвонил её отец, стал ныть про трубы, про тебя. Ленка твоя, как могла, отнекивалась, но папа гнул своё… В общем, в тот день всем было тяжело. А больше всех тебе, видимо. Я не знаю, что Лена нашла в тебе, но если уж ты с ней, так будь самым-самым, понял? Я уезжаю, меня зовут великие дела, а тебе вот что скажу: тут есть один врач, травматолог, тебя штопала, кстати. Молоденькая совсем, даже не врач, наверное, учится ещё. Но представляешь, воспитывает дочку. Слышишь, Миша? Твою дочку. Я не скажу, как и что узнал, просто умею найти подход к людям. Но имей в виду, я знаю, что ты не безгрешен, давай не будем делать так, чтобы и Лена это узнала.
Он нарочно задел тогда мою ногу, я скривился от боли. Я, старающийся быть идеальным и спокойным, домашним, хозяйственным, бесконфликтным и добрым мужем, я уже имел столько грехов, и мой соперник об этом знал. Он опять победил…
Лена навещала меня в больнице, потом поехала вместе со мной в реабилитационный центр, гуляла по аллеям, пока я трудился в спортзале. Она никогда не спрашивала меня, что за женщина и девочка однажды приходили ко мне в палату, сделала вид, будто не заметила, как похож на меня ребёнок. Она вообще мало со мной разговаривала.
‒ Ты хочешь уйти от меня? ‒ не выдержав, прямо спросил я её.
Она сидела на балконе, что-то рисовала в альбоме. Лена вообще любила рисовать. Её карандашные наброски, живые, объёмные, были тем хобби, которое не надоедает.
Жена отложила карандаш, обернулась на мой голос, пожала плечами.
‒ Пожалуй, что нет. Пусть хоть один из твоих детей растет с отцом. Я думаю, он это заслужил.
Я обалдело замер, выставив вперед костыль, потом зашатался, ухнулся в кресло.
Когда прошёл первый шок, спросил:
‒ А я? Я заслужил? Ну… Жить с тобой…
‒ Время покажет. Миш. Ушел, тогда уж навсегда. Я не сторонник этих игр. Давай как–то по–взрослому жить, давай договариваться, говорить, что нравится, а что нет. Возможно, надо рассказать то, что было в прошлом, потому что это тянется и в настоящее. Ты спрашивал, чем Игорь меня привлёк? Прямолинейностью. Он сразу говорил, что и как у него на душе. И прямо сказал тогда, что увлёкся другой. Мы расстались, но так честно, как–то чисто что ли… Я не могу выгнать из своей жизни Игорька. Он – моё прошлое, из которого я черпаю силы. Я честно тебе говорю это, чтобы ты понимал. Но я хочу, чтобы и ты стал моим источником силы. Я тебя люблю, я тебе доверяю.
В тот вечер я рассказал ей всё – и про Татьяну, и про Анну, и про то, что я неидеален. Женька, сидя у моих ног, поскуливал, как будто сочувствуя. Он уже научился давать лапу и смирно ждать миску с едой. Он очень нас любит, всем своим большим маленьким сердцем. И мы его любим.
… У нас с Леной родился сын, Роман. Женька сторожил и оберегал его, не позволяя никому обидеть Ромку. Стоя у кроватки, я смотрел на сына и думал, что у него всё впереди, всё начисто, все набело. Он не повторит моих ошибок. У него будут свои. И я помогу ему пережить их, Лена научит меня, как это сделать…
Зюзинские истории
