Галина шла домой, еле переставляя ноги, словно к ним были привязаны тяжёлые гири. Целый день она фасовала овощи в магазине, ворочала тяжёлые мешки, ящики. Потом убиралась в подсобных посещениях.
Магазин закрывался в десять часов вечера. Галина шла домой пешком, общественный транспорт уже не работал, а на такси было жалко денег. Её сменщица болела, и Галина работала вторую неделю без выходных. Она уставала, но не жаловалась. Деньги нужны. Очень.
Сегодня она получила зарплату. В своём же магазине купила круп разных, картошки, молока… С тяжёлой сумкой в руках медленно поднялась на третий этаж панельной старой пятиэтажки. Открыла дверь в квартиру, поставила сумку на пол у обувной тумбы и стала расстегивать пальто. Из-под двери виднелась полоска света, значит, Юра дома.
Галина вешала пальто на вешалку, когда в комнате что-то упало с грохотом, да так сильно, что пол под ногами дрогнул. На долю секунды Галина застыла, а потом в два шага оказалась у двери и рывком открыла её.
Посреди комнаты лежал скорчившийся Юра. Стул валялся рядом.
– Юра, сынок, что случилось?! – Галина подбежала, села на корточки и дёрнула сына за плечо.
Его тело откинулось на спину. Галина зажала рот рукой, приглушая крик ужаса. Шею сына обвивала веревка. Галина взглянула на потолок и увидела косо висящую на проводах люстру, которая ещё раскачивалась.
— Не-е-ет! – крикнула она.
Веки сына дрогнули, под ресницами заблестели слёзы.
— Живой! Живой… Юра! Что ты наделал?! — Галина вскочила на ноги и бросилась в прихожую за телефоном.
— «Скорая»? Скорее приезжайте… — Рука сына вырвала телефон.
Галина резко развернулась к нему.
— Не надо «скорую», — хрипло прошептал Юра и закашлялся. – Я в порядке. – Юра пытался снять верёвку с шеи, но она затянулась узлом.
— Пойдём. – Галина усадила сына на диван.
Принесла из кухни нож и разрезала верёвку. На шее остался от неё красный след. Галина отбросила нож, села рядом, обхватила сына руками и затряслась в немых рыданиях.
— Я живой. Всё хорошо. – Юра пытался освободиться от крепких удушливых объятий матери, но она вцепилась в него как клещ, боясь отпустить. — Мам, ты задушишь меня! – прикрикнул Юра и оторвал её от себя.
Галина скользнула с дивана на пол, обхватила ноги сына руками и уткнулась лбом в его колени.
— А как же я? Ты обо мне подумал? Как ты мог…. – повторяла она снова и снова сквозь рыдания.
Юра закашлялся, поднялся с дивана. Голова Галины упала на грудь, потеряв опору.
— Хватит! – крикнул Юра и снова закашлялся. – Надоело. Я не могу так больше жить. Не хочу!
Галина подняла заплаканное лицо, испуганно уставилась на сына.
— Что ты говоришь? Тебе всего семнадцать. Вся жизнь впереди. Я же всё для тебя…
Её мальчик, её сын совсем недавно был ласковым и послушным, а сегодня хотел свести счёты с жизнью. Это не укладывалось в её голове. Галина смотрела на него, не мигая, удивлённо и растерянно. Она растила его одна. Ей тридцать восемь, а она выжатая, постаревшая, уставшая. Кому и сводить счёты с жизнью, так ей, а не ему.
Муж ушёл к другой, когда сыну не было трёх лет. Галина подозревала, что он устроился официально на низкооплачиваемую работу, чтобы как можно меньше платить алиментов, а зарабатывал неофициально. Юра его совсем не помнил.
— Что ты смотришь на меня, словно ничего не понимаешь? У всех крутые телефоны, а у меня старьё. Надоело бегать к друзьям, если нужен компьютер. С девушкой стыдно встречаться. Одет как бомж, денег нет. Надо мной в школе смеются. Лучше умереть, чем так жить! – выкрикнул вдруг Юра срывающимся голосом.
Галина медленно поднялась на ноги и, шатаясь, вышла в прихожую. Она вернулась и протянула сыну карточку.
— Я зарплату получила. Продукты купила, на неделю хватит. Бери, купи, что тебе нужно, — тихо сказала она.
— А-а-а… — Юра обхватил голову руками. — Я не просил тебя рожать меня! – выкрикнул он хрипло и бросился мимо матери в прихожую.
— Куда ты, сынок?! – Галина опустила руку с карточкой.
Пошла было за ним, но входная дверь громко хлопнула. Она вздрогнула и остановилась, обвела комнату мутным от слёз взглядом. Галина подняла опрокинутый стул. Посмотрела на болтавшуюся на проводах люстру. «Нужно повесть её на крючок, а то упадёт», — подумала она.
Зачем-то вышла в прихожую, увидела сумку и отнесла её на кухню. Медленно, словно сил у неё совсем не осталось, распихала продукты по шкафам, в холодильник.
«И что теперь делать? Как дальше жить? Муж вот так же однажды ушёл, хлопнув дверью. Что со мной не так? Почему меня все бросают?» Галина опустилась на стул, сложила руки на столе, уронила голову на них и заплакала, выдавливая из себя по каплям боль, тоску и усталость вместе со слезами.
Юра вернулся часа через два. Галина уже лежала в кровати и смотрела в белеющий в темноте потолок. Ждала. Она закрыла глаза, притворившись спящей, когда услышала звук открываемого замка. Когда Юра прошлёпал осторожно мимо неё в свою комнату и прикрыл дверь, она широко распахнула глаза, уставившись в потолок.
Утро не принесло отдыха и утешения. Галина проснулась и сразу все вспомнила. Всё вернулось: крики, слёзы, ужасные слова, Юра с петлёй на шее на полу. Она встала, вскипятила молоко и бросила в него чайную ложку растворимого кофе и сахара. Когда намазывала булку маслом, краем глаза увидела, как сын прошёл мимо кухни в ванную.
— Иди завтракать. Я сварила тебе кофе, как ты любишь, – Галина старалась говорить ровно, словно не было вчерашнего вечера, приснилось.
Юра вошёл, сел к столу, не взглянув на неё. Галина подошла к раковине, сняла с мойки чистую тарелку и стала мыть. Шум воды не давал говорить, а очень хотелось. «Сейчас не время. А когда? Вдруг будет поздно? Мы оба, словно сжатые пружины, готовые при малейшем неосторожном движении выстрелить. Нет, не сейчас. Потом».
— Спасибо, мам. Мне пора. — Юра с шумом отодвинул стул и встал из-за стола.
Галина резко оглянулась, внимательно посмотрела на сына.
— Надень свитер, чтобы след от верёвки никто не увидел, — сказала она и снова отвернулась, сдерживая рвавшиеся наружу слёзы.
Через несколько минут входная дверь хлопнула. Сын ушёл в школу. Галина вздохнула и тоже стала собираться на работу.
— Муж вчера купил новый компьютер. Дорогущий. Он же дома работает. — Говорила одна из продавцов другой в обеденный перерыв в подсобке.
— А старый куда денете? Продадите? – спросила другая.
— Не знаю. Наверное, выбросим. Кто его купит? – ответила беззаботно первая.
Галина оторвалась от фасовки яблок и подошла к женщинам.
— Извините. Я услышала ваш разговор. Не выбрасывайте компьютер, отдайте его мне. У меня сын хочет, а купить не могу. Дорого. – Она теребила в волнении воротник синего рабочего халата.
— Да он устарел. Ему около пяти лет. Но работает. Сын школьник? На первое время пойдёт. Лучше, чем ничего. Напиши адрес. Муж завезёт в выходные, – добродушно сказала полная продавщица.
— Спасибо большое! – Галина счастливая вернулась к фасовке.
Она еле дождалась конца работы. Спешила домой, чтобы обрадовать сына. Разделась и сразу вошла к нему в комнату. Настольная лампа освещала склонённое над книгами лицо. Юра поднял голову и взглянул на мать. Под правым глазом Галина заметила красный вздутый синяк.
— Что случилось? Подрался? – ахнула она, подошла и наклонилась к сыну.
— Не мешай. Уроков много, – буркнул он, уворачиваясь от её пристального взгляда.
Галина отошла к двери, взялась за ручку.
— Я хотела сказать, что в выходные нам привезут компьютер. Не новый, но рабочий. Ты рад?
— Да, — сказал Юра, не поднимая головы и не глядя на мать. — Всё хорошо. Не переживай. Мне нравится девочка в классе. Но не только мне… – начал Юра, но замолчал, не договорив.
— Ты из-за неё подрался? И вчера тоже?
— Мам, прости. Наговорил тебе вчера…
Галина тихо вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь.
«Всё наладится. Значит, он из-за несчастной любви хотел… — Она подняла глаза к люстре. Та висела на крюке, как полагается. — Большой и глупый. Через четыре месяца окончит школу. Если не пойдёт дальше учиться, осенью заберут в армию. – Галина прошла на кухню, свет не включила, села к столу. — Как же тяжело растить сына одной. Ему не с кем поговорить. Меня всё время нет дома. Он думает, не пойму. Как ему помочь?» Она уронила голову на руки, прикрыла глаза и заплакала.
До окончания школы Галина возвращалась домой после работы с замиранием сердца. Боялась неприятных известий, повторения попыток самоубийства. Вздрагивала от звонков. А Юра сидел за компьютером вечерами. Ни о чём таком больше не думал. Галине очень хотелось в это верить.
Юра не стал учиться дальше. Устроился работать на автомойку. Осенью его взяли в армию. Она плакала, провожая его. Как же она устала! От постоянного напряжения, ожидания неприятностей, страха за сына. Она закрывала глаза и видела снова, как он лежит на полу с верёвкой на шее. «А если бы не оборвалась?» — каждый раз думала она.
«Как ты, мой сынок? Пока бьётся моё сердце, оно будет переживать за тебя, болеть, замирать, тревожиться, не знать покоя. Ты береги себя», — шептала она, глядя на ночной спящий город, на беззвёздное тёмное небо, затянутое облаками.
«Много историй сложено о великой силе материнской любви. Но бывает, что мы, занятые своими делами и проблемами, слишком поздно узнаем, как горячо и нежно любили нас матери. И поздно каемся, что нанесли любящему материнскому сердцу неисцелимые раны… Но, кто знает, может быть, откуда-то сверху, наши матери видят наше запоздалое раскаяние и прощают своих поздно поумневших детей. Ведь материнское сердце умеет любить и прощать так, как никто на земле».
Монахиня Евфимия Пащенко
