Нехороший отпуск

Мишка сунул травинку в рот и почесал исцарапанную коленку. Потом сделал страшные глаза.

— Видал, — сказал он, — вон там сухой репей? Там он ее и закопал!

— Кого? — не понял Юрка.

— Жену свою, — ответил Мишка. — Еремей Федорыч тут жил. С женой.

Юрка хмыкнул и промолчал. Пусть себе Мишка треплется.

— Она его yбить хотела, а он yбил ее, — сказал Мишка. — А потом полиция приехала его арестовывать, а он пропал.

— Этот самый Федорыч? — уточнил Юрка.

 

— Ага, — кивнул Мишка. — И могила свежая. Ее раскопали, чтоб эту сделать… как ее… эс-гуманизацию!

— Чего? — удивился Юрка.

— Это когда могилу раскапывают, — объяснил Мишка, — и смотрят, чего там.

Юрка не понял, зачем это, но кивнул.

— А там нету ничего! — Мишка снова попытался сделать страшное лицо, но вышло почти смешно. — Вот, закопали, а на этом месте репейник вырос! А Еремей теперь незримо здесь и напускает гадость всем, кто в этом доме поселится.

Мишка махнул рукой в сторону домика. Юркина мама как раз вышла на крыльцо, махнула мальчикам рукой и пошла в сторону магазина.

— Вот Генка, сын его, там и не живёт потому. А задешево сдает городским, — закончил Мишка свой рассказ.

Юрка улыбнулся. Хотел улыбнуться снисходительно, даже пренебрежительно. В конце концов, он уже не малолетка, чтоб его такими глупостями пугать! Он страшилки и посерьёзнее слышал — про Черную Руку. Или про Сиреноголового.

Но снисходительно не получилось. Потому что…

* * *

Во-первых, вместо теплого моря пришлось поехать сюда. Что-то там у папы не получилось, то ли с работой, то ли с деньгами, то ли с карантином, и он сказал, что здесь тоже есть озеро, и можно купаться. Мама тогда только улыбнулась, и сам Юрка тоже согласился, что можно купаться и в озере. Но…

Во-вторых, почему-то в доме в самом деле было что-то неприятное. Словно все время кто-то мрачно смотрит в спину. И сопит.

Мама этого не слышала, и папа тоже. И может быть, все это было выдумкой, как сказала мама. Но…

В-третьих, и в самых страшных, мама перестала улыбаться. А папа стал больше кричать. Шепотом. Когда они думали, что Юрка уже спит, они разговаривали. Каждый вечер. Мама шипела, как рассерженный чайник, а папа кричал, но очень тихо. Тихо, но Юрка-то понимал, что он не шепчет, а именно кричит, обиженно и зло. Слов было не слышно, только интонации — словно они оба хотели друг друга покусать.

О чем они ругались, Юрка не понимал. Но…

Но от всего этого было очень грустно. И страшно. И хотелось плакать, потому что впереди было ещё две недели такого отдыха, а не хотелось ни купаться, ни загорать.

Мама ходила бледная и с красными глазами. Папа то пропадал в деревне с новыми друзьями, то сидел на веранде и мрачно смотрел куда-то вдаль. А если спросить о чем-то, отвечал сердито и невпопад.

Словно кто-то в самом деле напустил в доме ядовитой гадости.

* * *

Мишка жил у бабушки. Его мама отправила сюда на все лето, но делать здесь было совершенно нечего. Деревенские ребята не очень хотели водиться с городским. Озеро, сад, сорняки в огороде — вот и все развлечения. У мамы были невыносимо важные дела в городе, и Мишка болтался по окрестностям, жадно слушал болтовню и бабушкины сказки — других-то развлечений не было.

 

Вот сейчас в доме по соседству появился Юрка, который был, конечно, намного младше, зато у него был телефон. И он готов был слушать.

Сейчас Мишка немного жалел, что пересказал ту странную историю. Юрка улыбался, но в глазах у него вдруг появилась такая тоска, словно он прямо сейчас побежит к мамочке проситься обратно в город. Вот уедет Юрка, и что останется делать Мишке? Тоска, тоска…

Поэтому он постарался смягчить впечатление. Повел Юрку к земляничной поляне, показал тайную тропку сквозь заросли крапивы. Они собирали мелкие ароматные ягоды, потом кидали друг в друга шишками, потом купались… и только поздно вечером, когда небо над озером залилось алым, а от теней потянуло прохладой, вернулись домой. Мишка дошел вместе с Юркой до его калитки, глянул на пустое кресло, где днем сидел высокий мрачный мужчина — Юркин папа. Потом взгляд сам собой упал на куст сухого репейника, и Мишка непроизвольно поежился — в сумерках тот выглядел мрачно и зловеще.

“Зря я слушал ту бабкину сказку, — подумал Мишка. — И пересказал ее зря.”

Глянул, как Юрка медленно идет к дому, и пошел домой сам. Бабка наверняка уже потеряла его.

* * *

Мама почти не ругала Юрку. Она думала о чем-то своем, и Юрка боялся, что она готовится к вечернему спору с папой. О чем? Зачем?

Она почти кинула на стол тарелку с варевом. Каша подгорела и воняла. Юрка здорово проголодался за день, но тут аппетит пропал. Прежде мама готовила вкусно, но это было в городе, где была светлая чистая кухня, микроволновка и электрическая плита. А главное, мама не смотрела пустыми глазами, явно думая о чем-то ядовитом и противном. Юрка молча съел все, что дали, и так же молча отправился в кровать. Сейчас, в темноте, история, что рассказал Мишка, стала внезапно натуральной и ужасающе яркой. Он лежал и смотрел перед собой. На потолке плыли странные и пугающие разводы. За окном слышались непонятные и зловещие звуки. Потом грохнула дверь, пришел папа, и они начали разговор.

— Алкаш! — прошипела мама.

— Дура безмозглая! — прорычал папа.

Юрка зажал уши подушкой, чтобы не слышать, но совсем не слушать не мог. Лежал и ждал, пока не настанет тишина. Пока не стихнет тихий, едва слышный мамин плач. Пока не раздастся негромкий папин храп.

А потом он встал и надел сандалики.

На улице было совсем темно, но тот куст репейника возвышался мрачной тенью, более темный, чем все вокруг. Юрка остановился на дорожке, глянул в сторону дома. Там была теплая кровать, одеяло… Безопасность и покой.

Мама уже спала, а ее подушка наверняка была вся мокрой от слез. И утром она проснется с красными, заплаканными глазами. И она все больше и больше сердится на папу…

 

“Она пыталась yбить его, а он yбил ее. И закопал” — вспомнил Юрка, и сразу стало очень холодно. Может ли мама хотеть yбить пaпy? Может ли папа yбить мaмy?

* * *

“…еще как может” — шепнули тени.

“…так бывает, всегда бывает” — качнул сухими стеблями репейник.

“…yбил, закопал и надпись написал” — беззвучно засмеялись ночные ветерки, шорохи и шелесты.

Юрка замер, не зная, что делать.

* * *

Мишке не спалось. Сказка, глупая сказка, днем так легко отступила, отодвинулась, спряталась за озером, солнцем и земляникой, а сейчас вернулась. Словно бабушка села рядом и забормотала свое:

“Не годится такое малышу слушать, ну да может, хоть опаска какая будет”.

Мама не любила приезжать сюда. Да и бабушка близко к тому дому не ходила. И даже тропинка к станции шла так, чтоб обойти тот дом подальше. Не прямо.

“Просто там же низинка! — разумно объяснил сам себе Мишка. — Наверняка, как дождик, так все в грязи. Потому и дорожка в обход идет.”

Объяснение такое простое, такое понятное… Оно хорошо подошло бы днем, но сейчас слова были бессмысленными. Как шелест сухих листьев репейника.

Мишка почти подпрыгнул на кровати, и понял, что задремал, и ему приснилось что-то. Странное. Ужасное, но непонятное.

— Глупость какая… — пробормотал он шепотом и посмотрел в окно. За окном чернела ночь. Да и выходило окно в другую сторону.

Мишка сел на кровати и прислушался. Показалось или нет, что откуда-то издалека донесся крик ужаса? Показалось, наверняка показалось.

Он поежился, посмотрел на свою подушку… но потом встал и тихонько прокрался к двери.

Уже по дороге он понял, что идет босиком, и ноги мерзнут от росы.

А потом увидел силуэт мальчика, прямо перед кустом репейника, и чуть было не заорал от ужаса.

 

* * *

— Юрка, зачем? — крикнул кто-то сзади, и Юрка немного пришел в себя. Шепотки и тени стихли, отступили и затаились. Выжидали.

— Мишка? — спросил Юрка.

— Ты чего тут делаешь? — Мишка подошел ближе. С каждым его шагом становилось немного легче — вдвоем не так страшно. Отступает цепенящий ужас, на сердце делается теплее.

— Посмотреть пришел, — ответил Юрка. Ему вдруг стало легко и почти весело — он был не один.

— С ума сошел, — сказал Мишка. — А если Еремей придет?

— Вот я и хочу поглядеть на этого вашего Еремея! — твердо ответил Юрка.

— А здесь, здесь Еремей, — прошипел кто-то, и мальчики увидели прямо под кустом мужчину.

Он был толст, в растянутых тренировочных штанах и грязной майке. Из-под майки торчало волосатое пузо. Голова блестела лысиной.

И он был почти прозрачным, но все же непостижимым образом виднелся очень отчетливо. И ясно было, что он здесь, но в то же время он и в доме, и в огороде, и повсюду вокруг. Не уйти, не спрятаться.

— Мальчик спит-поспит, — сказал Еремей. — Утро идет, а с утром и вечная ночь.

— Нет, — твердо сказал Юрка, — отстань от нас!

— Глупый, глупый мальчик, — прошипел, проскрипел Еремей, — попались, попались…

— Бежим, — прошептал Мишка.

— Нельзя бежать, — ответил Юрка едва слышно, а потом громко и весело сказал:

— Сам ты глупый! Толстый, глупый Еремей!

На первом слове голос почти дрогнул, но все же выдержал. Получилось.

Еремей зашипел и начал подниматься.

— Мальчик спи, спи, — сказал он, — ночью спи, днем уснешь совсем!

— Еремей, Еремей, вырастил в саду репей! — крикнул Юрка. — В заду!

— Юрка, давай в него шишкой кинем! — крикнул Мишка и в самом деле кинул, чем-то, что подвернулось под руку. Кусок земли рассыпался уже в руке, и в сторону призрака полетела только пыль, но Еремей зашипел низко и страшно, почти зарычал.

— Вот я вас! — сказал он и поднялся на ноги.

— Не поймаешь, не догонишь! — закричал Юрка и тоже кинул куском земли в сторону призрака.

 

Еремей постоял, потом вдруг топнул ногой, отчего дрогнула сама земля под ногами. Юрка еле устоял на ногах. Мишка стоял дальше, но тоже пошатнулся.

— Дети, дети, глупые дети, — сказал призрак. — Умирайте, умирайте, зачем дергаться?

— Глупый Еремей, — Юркин голос снова слегка дрожал, — слабак и трусишка, жену свою yбил, потому что боялся!

— Заткнись! — теперь призрак уже отчетливо рычал.

— Уходи! — ответил Юрка.

Глаза Еремея загорелись красными огнями, злыми и безжалостными. Мишка подошел и встал рядом с Юркой.

— Ладно, — сказал Еремей. — Победишь меня — уйду.

Перед ним вдруг появился небольшой стол, на который призрак поставил руку, как для борьбы на руках.

— Положишь мою руку, — сказал он, — и победишь.

И вдруг его ладонь вспыхнула холодным пламенем. Сквозь огонь виднелись кости, покрытые ядовитой слизью, а кое-где — острыми шипами. Ясно было, что стоит лишь взяться за эту руку, как все это пламя, яд и слизь вольются в твою кровь, отравят плоть и мысли, пожрут изнутри саму суть…

— И победю! — ответил Юрка и хихикнул. Слишком уж смешное слово получилось.

— Я победю, — повторил Юрка.

— А ты побежи! — воскликнул Мишка и засмеялся.

— Побежи! — повторил Юрка и тоже засмеялся. В нем внутри словно что-то лопнуло и теперь со смехом вырывалось наружу. Страх за себя, за маму, за папу — все это отошло в сторону.

— А я победю! — крикнул Мишка. — Я тебю победю!

— А тебя победя! — подхватил Юрка.

— Подебя, потебя! — смеялся Мишка. И смеялся Юрка.

Смеялся и шел к столу — бороться.

Еремей вздрогнул и побледнел. Рука его на миг окрасилась алой кpoвью, а потом…

* * *

Юрка проснулся.

Несколько минут он лежал, пытаясь понять, что за странный сон ему снился. А потом он почуял запах.

Пахло яичницей, на кухне мама мирно и спокойно разговаривала с папой.

 

Юрка вскочил и побежал туда. И увидел, что папа держит маму за руку. Рядом с ними стоят чашки с кофе, как было дома по утрам.

И только в глазах у обоих тень непонимания, словно оба они задаются вопросом «что это на меня нашло?»

— Папа! Мама! — воскликнул Юрка, но не придумал, что можно сказать еще.

— Бодрое утро, Юрище! — воскликнул папа. — Айда на озеро все вместе!

— Вода, наверное, ледяная с ночи-то, — засмеялась мама, но по голосу ясно было, что она хочет, очень хочет вместе. В ледяную воду, на озеро, в лес, на Марс — вместе.

Юрка засмеялся от облегчения.

Все это было кошмаром, просто глупым ночным кошмаром.

Когда они шли через двор, Юрка увидел, что сухой репейник исчез. Рассыпался прахом.

А еще — около дома, где жил Мишка, стояла машина, и высокая незнакомая женщина рядом с ней обнимала Мишку.

Автор рассказа: Пашка В.

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.91MB | MySQL:68 | 1,150sec