Юра родился обычным, но Аня сразу поняла, что с ее сыном что-то не то. Она заглядывала в тусклые младенческие глаза и не находила там чего-то важного, что непременно должно было отыскаться, если с ним все в порядке. Боялась она не напрасно – семнадцать лет жизни под крышей с не ходящей и живущей в своем неизведанном мире сестрой научили ее думать о таком.
«Только бы он был нормальным, только бы он был нормальным!» – повторяла Аня как мантру всю беременность, каждую минуту совсем безболезненных родов, тянувшиеся бесконечностью часы его младенчества.
— Попейте валерьяну, — советовал ей каждый врач, к которому она обращалась, неуверенно лепеча что-то про глаза и пустоту в них. – С вашим мальчиком все в порядке.
Не было ничего в порядке. Наверное, она всегда это знала – все детство она втайне радовалась, что именно она нормальная, а Надя нет, хотя родились они с разницей в семь минут, и, в общем-то, обе долго лежали в реанимационном отделении новорожденных, но Ане повезло, а Наде – нет. Несясь вприпрыжку по залитой солнцем парковой дорожке, собирая ягоды спелой малины на даче у бабушки, решая сложные уравнения на уроках алгебры Аня не могла отделаться от смутного чувства торжества, что она нормальная, а Надя – нет. И вот теперь расплачивается за это, таща на себе пятилетнего Юрика, который изо всех сил колотит грязными ботинками, ставя ей синяки и марая только вчера постиранную куртку. Идти было еще две остановки, и Аня старалась не встречаться глазами с прохожими, которые смотрели то с осуждением, то с жалостью, потому что от крика Юры закладывало уши.
— Такой большой, а у мамы на руках – как не стыдно! – говорит женщина в зеленом пальто, и от этого Юра закатывается еще сильнее.
Когда он бывал в хорошем настроении, они ехали на автобусе – его любимая площадка в четырех остановках от дома, так случайно вышло: раз они поехали к нутрициологу и пока ждали, нашли эту площадку с самолетиками и скрипящими качелями, от которых Юра был без ума. Приходилось ездить теперь – это было лучше, чем слушать его требовательный крик.
С годами мантра Ани изменилась – все чаще она ловила себя на мысли о том, что хочет, чтобы он исчез. Испарился, растаял – так не бывает в жизни, но помечтать-то можно. Она представляла, как просыпается утром, а в комнате нет детской кроватки, и Валера все еще живет с ней, занимая свою сторону кровати, смешно раскинув руки, словно даже во сне он пытается кого-то спасать, изображая супермена. Нет, она на него не обижалась – если бы он мог что-то сделать, он бы сделал, не было такого, что могло бы его испугать. Не было, кроме одного – Валера не мог смириться с тем, что иногда и он бывает бессильным.
В те редкие дни, когда Юре удавалось поспать больше пяти часов, она и сама могла выспаться, просыпаясь не от его крика, а оттого, что солнце гладит лицо, оттого что мозг, наконец-то, завершил все необходимые действия по своей перезагрузке и готов работать на полную мощь, что, в общем-то, с ним бывало редко. Тогда она чуть приоткрывала глаза, чтобы кроватка не попадала в область видимого, и притворялась, что ей девятнадцать лет и она только-только вышла замуж. Сейчас она повернется и обнимет Валеру, а потом они вместе позавтракают и пойдут – она на учебу, а он на работу, спасать людей.
Когда до площадки осталось не больше двухсот метров, Юра вдруг успокоился и замолчал, попросился спуститься на землю и неуверенно заковылял в малых ему ботинках (менять на новые, большего размера, он никак не соглашался, и Аня жалела, что не купила тогда все имеющиеся размеры этих дурацких ботинок).
— Ну вот, видишь – вон твои любимые самолетики… Давай сейчас купим булочку в киоске, хочешь?
Юра, в общем-то, был равнодушен к булочкам, но это был ритуал, необходимый им обоим – Аня брала себе большую порцию сладкого капучино, покупала две булочки с белым кремом, и потом сидела на лавочке, получая заслуженную углеводную бомбу после этого ежедневного выматывающего ее мероприятия под названием «поехать на площадку».
Пока она пила кофе, Юра обходил свои владения, закидывая песком соперников, если такие попадались.
— За сыном следите! – недовольно требовали мамочки обиженных чад, и Аня привычно извинялась, даже не пытаясь объяснить, что она не виновата и что она тысячу раз говорила ему так не делать.
Сегодня повезло – площадка была пустая, и можно было спокойно пить кофе, жмурясь от неожиданно яркого солнца, которое хоть и не согревало промозглый октябрьский воздух, но все равно создавало иллюзию тепла, которое вместе с пухлой зимней курткой и горячим сладким кофе убаюкивали Аню, заключая в свои ласковые объятья…
Она вздрогнула, открыла глаза и сначала ничего не увидела от яркого солнца. Она силилась отыскать голубую курточку – в одном самолетике, в другом, потом на качелях… Нигде нет.
Первое, что она почувствовала – это стыдная радость. Она же хотела, чтобы он исчез, и он исчез. Но тут же на Аню обрушилось новое чувство, прежде ей совсем незнакомое – липкий, цепко опутывающий ее страх, даже дышать, не то что пошевелиться, было невозможно. Медленно, словно ее тело было деревянным, Аня поднялась на ноги и позвала:
— Юра!
Тишина.
— Юрочка!
Никакого ответа.
Впрочем, на имя он редко отзывается.
Способность двигаться вернулась к Ане – она побежала, кидаясь из одной стороны в другую, выкрикивая имя сына, с трудом подавляя в голосе истерические нотки, чтобы не напугать его. Но Юры нигде не было. Вскоре к ней присоединились сердобольная бабушка и двое подростков, которые побежали смотреть по соседним дворам.
Аня набрала номер Валеры.
— Юрочка потерялся, – выдохнула она в трубку.
Эта задача была Валере под силу – он даже воодушевился, в кои-то веки мог что-то сделать для сына и для Ани, чтобы хоть немного оправдать свое трусливое бегство.
Он и нашел Юру – в одном из дворов на другой стороне улицы. И как мальчик перешел дорогу? Почему никто не остановил его, такого маленького, совсем одного? Когда Валера передал ей на руки затихшего Юрку, сладко посапывающего на отцовском плече, Аня, наконец, расплакалась. Слезы бежали по лицу как вода, смывая безжизненные лучи осеннего солнца и ее стыдную надежду на то, что все решится само собой. Не решится. Юра всегда будет с ней, и только от нее зависит то, как они будут жить. Никто не сможет их спасти, даже Валера.
— Давай я отвезу вас домой, – предложил он.
Аня покачала головой.
— Отвези меня к маме.
Она говорила к маме, но это означало еще к Наде, которой, в общем-то, повезло куда меньше Юрки. А это значит, что ей, Ане, опять повезло, только она раньше этого не замечала.
В машине у Валеры привычно чисто, но пахнет по-новому – чем-то приторно-сладким, удушающим. Духи? Явно не мужские. Что же, значит, он кого-то себе завел – стоило ожидать. Аня не стала об это спрашивать – поблагодарила за помощь, взяла смятые купюры, хотя алименты в этом месяце он уже платил, и с Юрой на руках пошла на пятый этаж (он не любил ездить на лифтах, а истерик на сегодняшний день ей уже хватило).
Пока Юра разговаривал с Надей на их непонятном птичьем языке, показывая ей картинки в новой книжке, подаренной бабушкой, Аня пила на кухне чай с мелиссой, ела мамину шарлотку и почти улыбалась.
— Куртка опять вся грязная, – заметила мама. – Давай я застираю, успеет высохнуть.
Аня согласно кивнула. Здесь ей хорошо и спокойно. Мама – единственный человек, который может ее понять. Только Аня не знает, хотела ли она когда-нибудь, чтобы Надя исчезла. Об этом она никогда не спросит маму, как не спросит и о том, кого она любит больше. Раньше ей казалось, что, конечно, ее, она ведь нормальная, но сейчас, чувствуя, как сжимается сердце, когда она смотрит на нездешнее Юркино выражение лица, Аня начинает сомневаться в этом своем убеждении. Она прикрывает глаза и притворяется, что ей пятнадцать лет, и все у нее еще впереди – и встреча с Валеркой, и первое шевеление малыша под сердцем, и его первый слабый крик.
— Мама…
Это слово вырывает ее из задумчивости, и Аня открывает глаза. Сын стоит рядом и дергает ее за руку. Она не поминает, что ему нужно, и идет вслед за ним. В ванной слышится шум льющейся воды – это мама застирывает куртку. Они идут мимо ванный в комнату Нади. Та сползла с подушки, ей неудобно, и Юра показывает Ане – нужно поправить. Впервые за эти пять лет Аня видит в глазах сына что-то важное, что она так долго искала. Поправив подушку и приподняв сестру, чтобы ей удобно было смотреть книжку с Юрой, Аня обняла сына и проглотила накатившие слезы. Все же, ей очень повезло с ее мальчиком. Очень.
