— Эх, вы, — урезонил дед Егор.
Девушки смеялись.
— Ха-ха-ха, — беззлобно передразнил старик. Потом и сам засмеялся, простодушно и почти беззвучно, что ещё больше развеселило подруг.
— И в кого ты такая получилась? А? Верка!
Вера — рослая, крепкая внучка — взобравшись с ногами на диван, рассматривала рисунки подруги, которая только и успевала объяснять, где кто изображён.
— Да что ты все в дверях стоишь? Иди к нам, — позвала, протягивая старику рисунок.— Посмотри.
На альбомном листе одними штрихами простого карандаша изображено было лицо деда Егора. В манере исполнения портретного рисунка не прослеживалось четкой завершенности внешних границ и контуров, зато подчеркивались особенности характера старика немного выделенными вперед скулами, широко поставленными глазами, глубокими морщинами на лбу и узкими в улыбке губами. Рукой художника была отмечена седина в голове и прядь редких волос, упавших на лоб.
— Так это ж я! — узнал себя дед. — Ну, прям как на карточке.
Подошёл к зеркалу, сверил рисунок с отражением.
— А рисовал кто? — спросил с сомнением.
— Ну, дед, ты даёшь. Наташка рисовала, — похвасталась Вера.
Егор с недоверием посмотрел на редкую гостью.
— Долго не показывалась. Что не приезжала-то? — поинтересовался старик.— Что в этом городе хорошего — не пойму. Верка туда же…
— Ну, дед, — Верка слезла с дивана, потянула подругу к дверям.
— Надолго к нам? — не унимался старик.
— На месяц, дедушка.
Наташа забрала свой этюдник:
— Я пойду, меня дома, наверное, заждались.
Заметив, что старик хочет отдать рисунок, опередила:
— Вы себе оставьте. Это я вам нарисовала.
— Идем, идем, — подгоняла Вера, — покажу, что без тебя в центре отгрохали.
Девушки вышли на крыльцо, надели босоножки и, выскочив за калитку, пошли по прямой сельской дороге.
— Совсем сдаёт твой дед, — сказала удрученная Наташа.
— Сдаёт. И меня всё воспитывает. О городе слышать ничего не хочет. Говорит, делать мне там нечего.
— Может, он прав? Здесь лучше.
— Да ты что? — удивилась подруга. — Сравнила тоже: город и деревня!
— Ты же знаешь, — остановилась в терпеливом объяснении гостья, — рисовать я люблю, хотела учиться, а так бы и не уезжала.
Девушки миновали новое здание почтового отделения, вышли к парковой зоне. Наташа остановилась:
— Я, пожалуй, действительно домой. Вечером заходи.
— Не смогу, — Вера обиделась.
— Да не дуйся ты, вечером прогуляемся, всё и покажешь.
Наташа поправила на плече ремень этюдника и свернула с дороги. Пройти решила парком, где росли столетние деревья, потом сократить путь извилистой улочкой, удачно названной «Прямой», там мимо огородов и её дом. Но сама же всё переиначила. Направилась к ближайшей лесополосе, чтобы обогнуть вдоль полей.
Пора полуденной духоты быстро рассеивалась вместе с неосознанной грустью. Наташа скинула обувь, пошла босиком, сопровождаемая стремительными и столь же беспечными играми любопытных стрекоз.
Её обогнал трактор и сразу скрылся за целым облаком пыли. Девушка отбежала в сторону, пошла полем, возвышающимся пологим холмом. Добравшись до вершины, оглянулась. Как на ладони лежало перед ней всё село. Недолго думая, Наташа установила этюдник, закрепила лист, сделала первые наброски. Знакомая местность открывалась в неожиданно новых пленэрных пейзажах. И очень обрадовалась, когда увидела неспешно поднимающегося к ней деда Егора. Захотелось немного похвастаться.
Подойдя, старик встал за спиной, наблюдая за быстрой ее рукой. Сначала молчал, а потом вдруг спохватился:
— Всё хотел спросить, как это рисовать ты научилась? Раньше не было за тобой такого. Вроде как все была — нормальная. Город, что ли, людей меняет? Я вот смотрю, забывать нас совсем стала, уж и знать не хочешь, — городская.
— Ничего и не городская, — улыбнувшись, отозвалась Наташа, — а рисую я давно, забыли вы.
Старик хмыкнул. Нравилась ему эта девушка. Было в ней что-то простое, здешнее.
— Смотрел картинки, что Верке моей оставила, — опять начал дед, — красивые все, но странные. Штришки, линии одни, а в целом хорошо. Как это у тебя получается? Ты что, линии какие выделяешь? Существуют такие… ну, линии главные, на чём картинка держится?
Наташа рисовала, часто поглядывая на село. А старик вконец запутался:
— Ну, черточки такие… не знаю, как их в городе называют, без которых не рисунок получается, а так, мазня.
Девушка повернулась к деду Егору.
— Есть дедушка, — согласилась она, — только не чёрточки… Есть идея, авторский стиль, определенная тема.
— Нет, то другое, я об основной линии узнать хотел. Ну да ладно…
Старик ещё раз сравнил рисунок с местностью и пошёл к огородам.
Наташа, покусывая карандаш, оценивала свою работу. «Всё правильно, — думала она, — ничего не убавить, ни прибавить. И что за черточки такие выдумал».
Дед Егор уходил не спеша. Девушка следила за стариком, пока не скрылся тот в подсолнухах.
Неожиданно она схватила карандаш и нагнулась к рисунку. Там, где отобразила поле, уходящее соцветием трав к аккуратным домикам причудливо извилистой улицы, появилось буквально несколько линий — незамысловатых штрихов — изображающих фигуры старика и девушки с этюдником. Казалось: идут близкие люди, спокойно, не торопясь, возвращаются к себе домой, в родное село.
Автор: Владимир Кириченко.
