Мы заскочили к моей бабушке между школой и тренировкой. Помочь разобраться с управлением новой духовки. Потаскать шоколадных конфет из вазочки. Спросить, как у нее дела, рассказать, как у нас, а то вдруг со вчерашнего телефонного разговора у кого-то кардинально изменилась жизнь. Короче, просто повидаться заскочили.
— А я вам картошки нажарила, будете?
— Конечно!
— И мяско еще будет… такое… не буду говорить, — мнется неожиданно бабушка.
— Ну мяско так мяско, — машу я рукой, — мы голодные, мы всё будем.
Но бабушка пихает меня в спину в сторону ванной. Запирает дверь. Включает свет, воду и Штирлица.
— Это чтоб Матвейка не слышал… — шепчет прямо в ухо, — Я тут язык приготовила, он ест?
— Не знаю, — честно хмурюсь я. Я дома языков не готовлю, но ребенок же не только дома питается, мог уже и гульнуть гастрономически где-то на стороне.
— Тогда не будем ему говорить, что это язык. Вдруг съест, — заговорщицки шепчет бабушка.
Ээээээ… НЕТ! У меня такое яростное внутреннее нет, что даже вовне звучит более резко, чем могло бы.
Я как будто резко проваливаюсь в себя маленькую. Ту маленькую, которая прибежит со школы, плюхнется за стол, голодная, счастливая. Просто потому что маленькая – уже отличный повод для счастья. А потом начнет изучать тарелку. Сначала будет долго принюхиваться к блюду, щуриться недоверчиво, осторожно раздвигать вилкой гарнир.
— Эй, сапёр в бантиках, ты чего там ищешь? – весело спрашивает мама.
А я ищу там… подвох! Рыбную котлету, преподнесенную мне как куриная. Вареную цветную капусту, припорошенную макаронами. Кабачковый оладушек, «случайно» затесавшийся к остальным не кабачковым.
— Мааам!!!! Это печёнкой воняет!
— Не выдумывай, ничего не воняет. И откуда тут взяться печёнке? Ну может, просто на сковородке в прошлый раз жарила печенку, а в этот раз мяско, вот тебе и кажется. Ешь давай!
И я верю истории про сковородку и послушно ем… пока не нахожу замаскированный свининой кусок печёнки. Отодвигаю тарелку, борюсь с тошнотой, иду полоскать рот.
— Да ладно тебе, вкусно же! Так хоть попробовала!
Я до сих пор ем только простые блюда, не вызывающие подозрений. Не доверяю соусам к мясу и сложносочиненным салатам. Ориентируюсь на запах, сапёрю гарниры. Крайне редко пробую новое, а точнее вообще не пробую. Вдруг, печенка? Даже не помню, каким чудом соглашаюсь потом, в сознательном возрасте, снова положить в рот цветную капусту и кабачковые оладьи. Вкусно, оказывается…
Так что, ты не обижайся, бабушка, но НЕТ.
— Матвей, вот картошка, а вот тут бабушка язык приготовила. Ты язык пробовал вообще?
— Пробовал. Пока больше пробовать не готов, мне не понравилось. Буду только картошку.
— Ну вот, я же говорила, — всплёскивает руками старшее поколение, — ну ты маленький кусочек, а? Ну давай я его тебе вот сюда положу, а? А может, всё-таки попробуешь, а? А сейчас не передумал, а?
Матвей закатывает глаза под потолок, потом возвращает их на земную орбиту и многозначительно смотрит на меня – доколе, мать???
Я семафорю в ответ беззвучно – терпи, заяц, прабабушкам и не такое можно. Отказывайся, но не груби. Тренируй силу воли.
В итоге я сама вдруг решаюсь попробовать этот самый язык. Ничего так, есть можно. Не печенка.
Отбиваюсь от предложений теперь съесть всю кастрюлю. Матвей на своем месте ликует – бомбардировка сместилась левее, можно выдохнуть.
Я знаю, что это неправильно — строить свою жизнь «вопреки». Воспитывать из точки «лишь бы не так, как меня». Я очень стараюсь останавливаться и взвешивать на честных весах наши точки зрения. Вот тут вы здорово придумали, дай-ка попробую повторить. А вот тут получилось не очень – я постараюсь иначе.
Как вы поняли, тема еды у меня во второй категории. Пробую по-другому. Пробую говорить, предупреждать, быть честной, предсказуемой и не настойчивой. Пробую верить, что он дойдет до языка чуть быстрее, чем спустя 30 лет.
Потому что он ничего так. Потому что не печёнка.
Автор: Лёля Тарасевич
