Ольга не помнила, когда она перестала ждать мужа из командировок. Вроде вот только что ждала, зачеркивала числа в календаре, а сегодня только раздражается оттого, что из-за его возвращения все планы летят коту под хвост. Да, она сама вызвалась встретить его в аэропорту, хотя знала, что у Маши вечером отчетный концерт. Но где концерт, и где утренний рейс, что тут может не сложиться?
Сначала они попали в пробку, потом Маша позвонила и истеричным голосом сообщила, что Лика порезала ее красные ленты на мелкие кусочки. Ольга нервничала, пыталась договориться с кем-нибудь из родительниц, чтобы купили злосчастные ленты, отчаянно сигналила наглым водителям, которые норовили выехать вперед, игнорируя ее маленькую синюю машинку, а Витя все это время висел на телефоне, сыпал фразочками про закупки, тендеры и отгрузки. И даже когда пробка рассосалась, а красные ленты были найдены у одной из тревожных родительниц, которая купила аж три комплекта на всякий случай, и Ольга спросила, на какой фильм они завтра пойдут, он безразлично ответил:
— Решай сама.
Это было его любимой фразой, что бы Ольга у него ни спросила, он отвечал: «Решай сама», даже если решать особо было не из чего.
А она ведь несколько раз ему напоминала и даже сбросила афишу, обведя в кружочек фильмы, которые ее интересуют.
Маша и Лика повисли на отце, принялись требовать подарки. Он достал из чемодана по мягкой игрушке и флакон духов для Ольги – явно все куплено в последний момент в дьюти-фри.
На отчетном концерте он писал что-то в телефон и улыбался. Ольге даже пришлось пихнуть его вбок, когда выступала Маша, иначе бы он все пропустил. Ольга снимала оба номера на телефон и не могла отследить его реакцию.
— Ну как тебе? – спросила она.
Витя виновато улыбнулся и ответил:
— Они такие похожие все – одинаковые костюмы, одинаковые шишки. Я не понял, где Маша.
Очки он, конечно же, оставил дома.
Почему-то Ольга ждала, что вечером, когда девочки, наконец, уснут, они сядут на кухне, как это бывало раньше, и будут пить чай, обмениваясь забавными случаями, строя планы… Она ждала, что он похвалит ее новую прическу, спросит, как ее курсы по копирайтингу. Но Витя сказал, что ужасно устал и завалился спать. Она долго глядела в потолок, стараясь не замечать соленые ручейки, стекавшие по ее щекам.
В кино пошли на трех мушкетеров с Венсаном Касселем, к которому Ольга всегда испытывала нечто похожее на влюбленность. Раньше Витя ревновал, а сейчас даже не заметил. Возможно, потому, что Венсан постарел и был не похож на самого себя.
Ольга надела красное платье, которое казалось ей слишком нарядным для простого похода в кино (и мама именно так и сказала, когда заехала за детьми), но комплимента так и не дождалась, пришлось выпрашивать его:
— Как тебе мое платье? – спросила она и поморщилась от того, как жалобно прозвучал ее голос.
— Тебе идет, – ответил Витя, не отрывая глаз от телефона.
Осадок, похожий на сгустки прокисшего молока, из которого решили сварить кашу, привычно опустился куда-то вниз ее уставшего сердца. Сегодня Витя попросил погладить лиловую рубашку, которую они привезли из свадебного путешествия по Италии, а она не нашла ее в шкафу. Когда Ольга спросила, где может быть эта рубашка, он только пожал плечами: валяется где-то в ящиках. Но Ольга знала, что никакой рубашки в ящиках не было, она недавно их разбирала.
Перед стиркой она обнюхала его рубашки, хотя и чувствовала себя при этом гадко: щеки горели румянцем, сердце колотилось. Но рубашки пахли ее духами, и Ольга успокоилась.
Вечером она поняла, что это ее новые духи, которые он купил перед обратным рейсом, проходя через ряды магазинов в аэропорту. Осадок поднялся на поверхность, вызывая кислый привкус во рту.
— У мамы через три недели день рождения, – сказала она за ужином.
— Да-да, я помню, – ответил он, хотя Ольга видела – не помнит.
— Что подарим?
— Решай сама.
Она специально это сделала. Поймала его в ловушку.
— А я уже решила, – сказала она и рассердилась, что голос звенит от подступающих слез. – Хочу купить ей путевку в Турцию, ты как думаешь?
— Давай, – согласился Витя, не поднимая глаза от телефона. – Ей же пятьдесят лет, круглая дата.
Все же помнит.
— Только она одна боится лететь. Я полечу с ней.
— Хорошо, – опять согласился муж.
— Тебе придется взять отпуск.
— Что?
Он оторвался, наконец, от своего телефона.
— Зачем?
— С детьми я не полечу, какой отдых. И потом, у Маши школа.
— Так пусть прогуляет!
— Я не хочу с детьми. Я хочу с мамой.
Она не собиралась лететь ни в какую Турцию, она просто хотела, чтобы он возразил, а она в ответ припомнила ему рубашку, чужие духи, вечные командировки и улыбки в экран телефона. Ей нужен был повод, чтобы высказать свои подозрения, чтобы произнести вслух: «Я подаю на развод».
Витя молчал. Он отложил телефон, потер переносицу.
— А, может, вместе рванем? – вдруг спросил он. – Обещаю, что буду сам заниматься девочками. Ну, по большей мере. А если мама иногда за ними присмотрит, съездим с тобой на экскурсию или сходим на танцы. Как тогда, в Италии, помнишь?
Она заморгала глазами – часто-часто, чтобы он не заметил ее слез.
— Ты серьезно?
— Конечно, серьезно.
— А как же школа?
— Ой, что она там такое пропустит в третьем классе!
Через три недели, когда Ольга собирала чемоданы, в одном из них, во внутреннем кармане, заметила что-то лиловое. Потянула за край и вытащила рубашку, которую они купили в свадебном путешествии по Италии…
