— Уважаемые невеста и жених! — торжественно, делая долгие паузы и заглядывая в глаза брачующихся, вещала Светлана Григорьевна давно заученный текст. — Сегодня самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. Создание семьи – это начало доброго союза двух любящих сердец! — повысила она голос.
Тут же защёлкали затворы фотокамер, вспышки стали слепить глаза, невеста немного испуганно, но счастливо взглянула на жениха, стоящего рядом и подёргивающего ногой.
Светлана Григорьевна, кивнув в знак особенной важности слов про любящие сердца, продолжила:
— С этого дня вы пойдёте по жизни рука об руку…
Тут в углу, из–за тяжёлой, золотого цвета портьеры, раздалось хихиканье.
— Пойдут они, как же! Ну не надо этих лишних слов! Они не пара!
Света запнулась, сделала вид, что кашляет, извинилась, ловя на себе удивленные взгляды гостей, выстроившихся полукругом, и зашипела: «Не мешайте! Ну совесть–то есть у вас или нет?! Выгоню!»
Ответом ей служило молчание.
— …Извините, извините, дорогие брачующиеся, — смущенно поправила манжетку Светлана и продолжила. — …вместе переживая и радость счастливых дней, и огорчения. Создавая семью, вы добровольно приняли на себя великий долг друг перед другом и перед будущим ваших детей…
« Ага, вот прямо сейчас и принял он на себя долг перед детьми! — опять заскрипел голос в углу. — Ты гляди, как глазки расширились, ножка того гляди из суставчика выпадет!
Но тут его перебил другой, чуть пониже, грудной, напевный: «А может у него просто тик? Бывает, что и дергаются конечности, нервы, знаешь ли…»
«Ой, бросьте! — тоненько встрял третий голосок, будто гном из мультфильма говорил. — Ну что из пустого в порожнее–то?! Светочка, не тяните, велите целоваться, и разойдёмся уже! Два года этот жених продержится, а как жена родит, так и всё – ищи–свищи ветра в поле! Молоденький, ему бы гулять ещё да гулять, а тут свадьба… И чего они, эти молодцы, в петлю лезут?.. «
«Сама же знаешь, чего! У неё папа, у папы – работа, а у жениха – дыра в кармане. Старо как мир. Света, заканчивай! И скрипач пусть не дребезжит тут, надоел!» — рассердился вдруг грудной голос.
Светлана Григорьевна, чуть втянув голову в плечи и сглотнув, ускорилась, предчувствуя неладное, затараторила. Нанятый фотограф принял удобную позу, чтобы снять первый поцелуй супругов, гости открыли рты, чтобы испустить вздох умиления, и тут у скрипача, дяди Миши, порвалась струна.
— Трыньк! — всхлипнул «Мендельсон», дядя Миша, не удержавшись, выругался, погрозил кому–то кулаком.
Жених, растерянно застыв, смотрел на Светлану, та – на угол, а невеста Ирочка, поняв, что вот он, момент, когда она должна действием показать, что действительно приняла на себя долг перед супругом, развернула парня к себе и крепко, как–то даже по–отечески, поцеловала троекратно, потом под аплодисменты белой своей перчаткой вытерла след от помады на губах растерявшегося жениха, улыбнулась и, кивая, стала принимать поздравления.
Света так и не сказала, что искренне поздравляет Ирочку с мужем, что они теперь супруги…
— Да и так ясно, чего воду в ступе толочь! А у Мишки–то глазищи какие были, вы видели, девоньки? — не унимались женские голоса в углу. — Прям дрожь по спинке моей пробежала. Вот бы мне быть лет на …дцать помоложе, я б его, скрипача этого, мигом окольцевала…
— Да ну, Тамарочка, у него за душой – коробок спичек да старый матрас! Нет, не пара он тебе! — захихикал тоненький голосок, потом за портьерой что–то упало, Светлана яростно дернула за бахрому.
— Ой, извините, трость выпала. Бывает! Вот доживёшь до моих лет, так и сама будешь скакать с палками! — обиженно буркнул грудной женский басок в ответ на испепеляющий взгляд Светланы.
А гости тем временем, хлынув из зала, как сгущенка из пакета, слащаво смеялись, поздравляли, дарили невесте букеты, жали руку жениху, потом, побросав на головы новобрачных лепестки роз, которые специально собирал на своем цветочном складе папа жениха, расселись по машинам и укатили, сигналя и выкрикивая бессвязную чушь о вечном счастье и пуде соли…
Светлана Григорьевна, поправив бантик на платье, вздохнула, промакнула лоб платочком, устало бросила папку с речью на стол и направилась к злосчастному углу. Там она протянула руку и пошире открыла форточку, что тут же вызвало бурные протесты женских голосов.
— Света, у меня радикулит! — кричал пискляво один. — Затвори оконце–то! Ох, окаянная, специально ж ведь, чтобы мы ушли!
— Светик, деточка, закрой, тебе велят! Я причёску только что сделала, растреплет, на меня ни один мужчина не посмотрит более! Света, ну нельзя же так издеваться над престарелыми! Это негуманно!
— Да, вот именно – негуманно! Молодец, Тамарочка, слово хорошее подобрала! — грудной закашлялся, стал хрипеть.
Но Света только ещё больше распахнула окно, топнула ногой.
— Уходите! Слышите? Хватит! У меня впереди ещё пять пар женятся, а вы тут всех только сбиваете! — зашептала она, виновато пожимая плечами, встретившись взглядом с дядей Мишей.
Скрипач, ещё раз как следует выругавшись, да так, что ангелы на лепнинах зарделись от стыда, вынул из кармана пачку сигарет, вышел из зала и нервно задымил, провожая взглядом свадебный кортеж.
К нему подошла регистратор, протянула куртку. Дядя Миша с досадой рванул её из рук женщины, надел.
— Светка, угомони своих старух! Не могу я так работать! Когда нанимался, думал, светло всё будет, радостно, как для нас с моей покойной Алёнушкой играл, всё представлял, как мы с ней входим в зал, как… Эээх! — он рубанул рукой по воздуху. — А теперь что? Я слышу, что они там болтают, хоть не вижу, Бог миловал, но и слушать их противно! Что – не пара эти вот? — Михаил кивнул на хвост удаляющихся машин. — Зря играли?
— Зря, дада Миша, — тоже закурив, как будто только что сделала тяжёлую операцию и теперь переживает, выживет ли больной, ответила Света. — Два года, потом всё…
— Они так сказали? — мотнул головой Михаил Васильевич в сторону зала.
Светлана кивнула.
— Не, ну я так не согласен! Я не хочу знать всё наперед, я не хочу этих вот откровений! Уж увольте! — с досадой он затушил сигарету, выхватил такую же изо рта Светланы, тоже затушил и, рыкнув, пошёл к киоску «Союзпечать».
— Михаил Васильевич, но что же делать?.. — протянула ему вслед Светлана Григорьевна. — Куда вы?!
— За дихлофосом! — рявкнул мужчина. — Я выгоню, выгоню их из нашей священной обители любви, слышите?! Я их изничтожу!
Дихлофоса в «Союзпечати» не оказалось, дали мелок «Машенька» от тараканов.
Скрипач, победно смеясь и потрясая своим приобретением, кинулся в зал бракосочетаний. Он хотел уже закричать, мол, нашёл управу на назойливых старушек ,что мешают работе ЗАГСа вот уже который год, но замер, невольно оробев перед торжественной красотой самого помещения. Залитый ярким, июньским солнцем зал, с золотисто–янтарного цвета паркетом, расчерченным длинными тенями от изящных колонн, подпирающих высокий, уходящий конусом вверх потолок с гипсовыми купидонами, вазами и лозами винограда, был парадной частью старинной усадьбы графа Панькина–Добровского, известного в своё время покровителя любовных дел и счастливых браков N–ского уезда. Граф давно умер, усадьба использовалась потом в разнообразных целях, пока губернатор наконец не изъявил желание организовать тут ЗАГС. Сделали ремонт, помыли огромные, точно соты, состоящие из маленьких квадратиков окошки, обновили витражи, побелили купидонов и стали принимать здесь молодёжь, желающую соединиться узами брака.
Люди любили это место – большой, ухоженный парк с «локациями для фотосессий», беседки, пруд с белыми лебедями, кусты сирени, утопающие в гроздьях цветов, клумбы, где друг за другом распускались бутоны шикарных, сортовых роз, скамеечки, дорожки без гравия или песка, асфальтированные, удобные для изящных туфелек невест и её подружек, и, как венец этого великолепия, усадебный дом, выкрашенный в светло–оливковый цвет и содержащийся в образцовом порядке.
Говорят, граф Паньков–Добровский каждый раз, как в его имении или рядом случались свадьбы, будь то знать женилась или так, простолюдины, устраивал фейерверк на берегу пруда. Поглазеть на это чудо сбегались все местные ребятишки, приезжали в каретах благородные дамы и господа, приходили, держась за руки, крестьяне.
«Праздник – он для всех один, как и горе! — любил говаривать граф в ответ на усмешки приказчика, упрекающего хозяина в лишних тратах. — Людям, брат, что нужно? Хлеба кусок, воды чистой, да любовь рядом. Вон, Матрена Степановна, что у нас служит на кухне, деток своих лелеет, голубит, так и вырастают у неё люди хорошие, добрые. А кузнец, Николка, что без руки теперь ходит, как с войны вернулся, – уж на что жизнь побила, а всё равно улыбается, каждой букашке рад радёхонек! Любовь — это к жизни, к счастью!
— Да чокнутый он просто, ваш кузнец! Не только руку потерял, но ещё и разум! — махал рукой приказчик. — А вот жена его говорит, ночами стонет он, как зверь, одеяло грызёт, от счастья, скажете?
Граф тогда ничего не ответил, нахмурился, потом велел свозить кузнеца в одну из лучших клиник, к своему знакомому профессору Синичкину. Тот в разуме Николы нашёл боль и страх, прописал грязевые ванны, душ Шарко, травки какие–то. Уж помогло ли, нет ли, но жена кузнеца стала ходить по усадьбе улыбаясь, а потом мальчонку родила на радость мужу…
Хороший был граф, хорошее место для имения своего выбрал, построил его, сам туда наведывался, да и трёх тётушек своих поселил – Дарью Андреевну, Тамару Андреевну и Елену Андреевну. Родственницы по матери, они нянчили у себя маленького племянника, учили, как могли, добру и свету, потом наняли гувернёра, чтобы была и мужская рука в воспитании. Родители же мальчика ушли в мир иной от чахотки. Сашенька приходил на их могилки, падал на колени и шептал, как бы хотел, чтобы они были рядом…
Мужья тёток погибли каждый от своего – кто–то на войне, сражённый пулей, кто–то – на дуэли, отстаивая честь жены, а у Елены Андреевны муж утонул в болоте, когда пошёл на охоту… Овдовев, женщины бросили все усилия на воспитание единственного наследника, Сашеньки.
Возмужав, Александр решил отстроить своё имение, нашёл архитектора, долго рассматривал планы, чертежи, сам во многом разбирался благодаря учёному гувернеру, поэтому дом и сад вышли не хуже, чем у государственного правителя.
Дарья, Тамара и Елена сочли более южный климат племянниковой усадьбы отличным от болотистой северной местности своих владений, собрали котомки, да и перебрались к Саше. Он не возражал, считая, что места всем хватит.
Жили, не тужили, радовались, старели тетушки, креп Александр. Родственницы всё хотели дождаться, когда и племянник женится, но не дождались, ушли одна за другой в мир иной.
Саша похоронил всех на кладбище недалеко от имения, воздвиг склепик, высадил вокруг любимые женщинами кусты жасмина, в которых стал каждый год петь соловей, услаждая слух спящих под каменными плитами добрых женщин.
С небес они наблюдали, как женился Саша, как родился у него сын, потом внук…
А много лет спустя приехали экскаваторы, прошлись своими зубцами по могилкам, беспокоя усопших, а дальше двинулись к господскому дому. Получен приказ подготовить место под высоковольтную линию…
Тётушки такого святотатства стерпеть не могли. Уж что там было, никто теперь толком и не скажет, но рабочие бежали из имения с глазами, полными ужаса, побросали машины, инструменты, возвращаться отказались. Трассу потом провели в стороне, а усадьба стала сначала школой, потом райисполкомом, дальше – клубом, после – скоплением фирмочек и организаций, названия которых не умещались на фасаде, теснили друг друга, пестря витиеватыми буквами, а полтора года назад организовался здесь ЗАГС.
Дарья, Елена и Тамара, неуспокоенные души, чью могилу так и не восстановили, теперь носились по коридорчикам родного имения, наблюдали за течением времени, иногда вмешивались, проказничали, устав просто так вздыхать по углам. Они передвигали мебель, включали свет, радио, иногда даже танцевали в пустых комнатах, пугая своим топотом сидящих на нижнем этаже работников и заставляя тех увольняться с завидной быстротой.
Не нравилось тётушкам то, что сделалось с прежде тихим уголком их с Сашей существования. Но скоро идея ЗАГСа, когда старушки в ней как следует разобрались, пришлась им по душе. Мило, красиво, празднично, опять же соединение сердец, романтика…
Да и регистратор, женщина, что торжественно выходит к молодым, говорит речь, наставляет на путь супружеского счастья, была мила и великодушна.
— А вы видели родинку на спинке у неё? — как–то утром, присев на лавочку в парке, спросила товарок Дарья Андреевна.
— Фу, Даша, ты подглядываешь?! Это моветон! — зашикали на неё женщины. — Тайна омовения должна соблюдаться неукоснительно!
— Ну я случайно. Так вот, родинка в виде улыбки, как у нашего Сашеньки была… Неспроста это всё, ох, чувствую я, эта Светлана Григорьевна не чужая нам с вами душа!
— Ты думаешь, она… — с сомнением вскинула брови Елена Андреевна.
— Да, потомок наш. Ну и славно… Ну и хорошо… — кивнула Дарья, поправила шляпку и пошла по аллее к пруду, любоваться на купающихся в воде уточек…
Судьба у Светланы Григорьевны, как потом выведали тётушки, была трудная, полная каких–то несуразностей – потеря документов, потом квартиры, жених ушёл к другой, работа в библиотеке давала лишь маленькую зарплату, что, в совокупности, взрастило в Светлане полное разочарование в жизни. Случайно она увидела объявление о поиске работника в новый ЗАГС, пришла на собеседование, блеснув знаниями и о самом имении, где теперь располагается организация, и стройной, мелодичной речью, и готовностью к любым поручениям.
Свету приняли, а чтобы добираться до места работы ей было удобнее, директор ЗАГСа предложил женщине поселиться в гостевом домике на территории усадьбы.
Это было что–то сказочное, фантастическое. Света и не думала, что когда–то уедет из своей угловой, с растущей по стене плесени, комнатки, попрощается с шумными, любящими гулянки и застолья соседями, перестанет делить ванную с чужими людьми и станет владелицей целого домика под выкрашенной в зелёный цвет крышей.
Две комнатки, полностью оставленные и уютно задекорированные, санузел, коридорчик с книжными полками и картинами, кухня с цветком герани в глиняном горшке – это сказка, и пускай квартира служебная, дана только на время работы, зато так приятно было гулять вечером по аллеям имения, смотреть на танцующих над водой стрекоз, слушать песни скворца и вдыхать аромат сосен, растущих по периметру огромного участка.
— Сон, да и только! — шептала Света, принимая утром душ и не слыша стука в дверь и окриков, чтобы поторопилась, или сев с чашечкой кофе на кухне, где кроме неё никого не было…
С тётушками Светлана познакомилась дня через три после своего переезда. Те как–то ночью задумали найти на книжной полке в её комнате одну очень нужную книгу, прокрались внутрь, тенями скользили по помещению, а потом случайно уронили стоящий на полу чемоданчик, из которого хозяйка еще не вынула все вещи.
— Дарья Андреевна! Опять вы своими бедрами мебеля портите! — зашипела Елена. — Ну что, разбудили?
— Нет, спит как будто. Намаялась, устала в городе–то! А тут воздух такой, что сон сам к тебе идёт… Хорошая женщина, нравится она мне! — прошептала Тамара, склонившись над Светой. И вдруг та открыла глаза, испуганно подтянула к подбородку одеяло, хотела закричать, но Дарья Андреевна, подскочив, быстро зажала ей рот своей пухленькой, прохладной рукой.
— Вы, что, видите нас? — спросила она после секундного переглядывания с сестрами.
Светлана кивнула, опять хотела крикнуть, но дамы запричитали, засуетились вокруг. Одна уже наливала женщине воды, вторая распахнула форточку пошире, впуская побольше свежего воздуха, третья шептала, чтобы Света ни в коем случае их не боялась, что они хорошие, хоть и давно бестелесные.
Когда прошёл первый испуг, гостьи в пышных платьях с оборочками показались Светлане даже забавными, будто из спектакля, да и манеры их были как с книги списаны.
— Может быть, выпьем чаю и тогда поговорим? — предложила Елена Андреевна. — Мы, правда, всего лишь за книгой, но…
Накрыли стол, Света, смирившись с тем, что это всё сон, и он скоро растворится в утреннем тумане, сидела напротив трёх женщин, а те, перебирая пальчиками в кружевных перчатках и теребя перстеньки, рассказывали, какой конфуз с ними случился, как потревожили их покой и какой был хороший их племянник, Сашенька…
— А вы случайно, о прошлом своей семьи ничего не знаете? — собрав крошечки на блюдце, спросила Дарья Андреевна. — Просто и видеть вы нас не должны, если не родня мы вам, и родинка эта у вас на пояснице, уж простите, подглядела, каюсь…
— Ничего я не знаю, как у всех прошлое. Вряд ли мы с вами связаны, но мне, правда, очень жаль, что с вами так получилось…
— Нет! Нет, определенно вы с Сашенькой в родстве. И сюда не случайно попали, уж простите, Бога ради, Судьба, Провидение!.. Ну, не смеем вас больше отвлекать. Только позвольте нам теперь присутствовать в зале этом, где раньше балы у нас были. Мы тихонько понаблюдаем, уж очень интересно у вас эти церемонии проходят, свадьбы современные… — Елена Андреевна встала, передернула костлявенькими плечиками, улыбнулась. — Светочка, спокойной ночи!
И растворились все трое в густой темноте сада.
А Светлана так и сидела за столом до рассвета, пила чай и мелко дрожала. Призраки в её планы как–то не входили…
Дамы, как и обещали, теперь тихо подглядывали за брачующимися, потом осмелели, стали отпускать свои реплики, замечания. То невеста одета не так, то жених уж больно волосы распустил, то мать невесты, то отец жениха вызывал у них приступы смеха, женщины прыскали в кулачок, а Светлана, закрыв глаза, вздыхала…
Но самое тяжелое было то, что, побывав в загробном мире, тётушки стали весьма прозорливыми, чувствительными натурами, могли по виду жениха и невесты сказать, вершится ли этот брак действительно на Небесах, или же так, «по расчёту». Говорливые барышни сообщали о своих наблюдениях Светлане, ведущей торжества, искренне не понимая, зачем столь пышные мероприятия, если между молодожёнами нет и в помине того, что называется любовью.
Вот ту было особенно тяжело. За портьерой бубнили, гости смотрели выжидательно, а Светлана разрывалась между желанием тут же прогнать незваных зрительниц и столь же великим желанием бросить бесполезный процесс воссоединения сердец.
Только месяца через три Светлана заметила, что скрипач дядя Миша тоже как–то хмуро поглядывает на вышитую золотыми нитями портьеру.
— Вы тоже их слышите? — как–то набравшись смелости, спросила она мужчину.
— Старух этих? А то! Я, правда, думал, что с головой контакт теряю, знаете ли, с ума схожу, как говорится… А потом понял – нет! В архивах местного музея нашёл я их портрет: три дамочки–хохотушки сидят за столом в саду, чаи гоняют, а рядом, вы не поверите, мой пра–пра– в общем, предок стоит, кузнецом у них служил. Я о нём от бабушки слышал, а она – от своих родных… Я не верю в потусторонний мир, всякие там души, призраков, но эти кошёлки заставили меня крепко задуматься…
Потом Михаил Васильевич отвел Светлану на место, где, судя по старой карте, были могилки сестёр. Там теперь стояла подстанция, обеспечивающая имение электричеством.
Только один куст жасмина остался, привалился густыми ветками–кудрями к стенке железного домика, закрыл стены, усыпал землю под собой белым покрывалом лепестков.
— Говорят, они любили именно жасмин, вот племянник, некто Сашенька, и высадил тут три таких куста. Ну, два видимо, выкорчевали, а этот остался. Нет, вы, Светлана, не подумайте, я не блаженный, можете сами почитать в архивных рукописях…
Света съездила в музей, попросила записи по усадьбе. Дядя Миша не обманул, так оно всё и было…
И вот теперь они вместе страдали от общительности бедных старушек, а свадебные кортежи всё подъезжали и подъезжали к живописному имению, чтобы кто–то мог сказать своё «да» под куполом с купидонами…
… Дядя Миша, всё еще сердитый за порванную струну на инструменте, отдернул портьеру и стал чирикать на стене белым мелом от тараканов сердечки и летающие вокруг стрелы.
— Видали? А теперь прочь отсюда! Ищите себе другое пристанище, ведьмы! — шептал он, корчил рожи, а потом, вытерев руки носовым платком, ушел перетягивать струну на скрипке.
— Ой, глядите, девоньки, он нам тут рисунки затейливые набедокурил! Ой, озорник, честное слово! — захихикали «ведьмы», но расчихались, разохались, а потом затихли, видимо, всё же ушли к себе на чердачок, где обитали, расставив мебель так, как было при их жизни…
Светлана Григорьевна, скрывшись в кабинетике и сделав глоток воды, посмотрелась в зеркало.
Удачно скроенное, скрывающее все недостатки её фигуры платье подчеркивало хорошенькие округлые бёдра, столь же пикантный, живописный бюст, покатые, делающие женщину на вид слабой, ранимой плечи. Туфельки, купленные «по–дорогой», бархатные, на высоком каблучке, помогали Свете казаться чуть выше и стройнее, чем было на самом деле. Аккуратный макияж, нарядный, изысканный, делал лицо сияющим, он будто позволял всегда носить маску восторженной приподнятости, ведь Светлана работает во ЗАГСе, где без передышки царит атмосфера торжества любви и преданности… Другие функции регистрации различных состояний, в которых может пребывать человек, выполняли филиалы в городе. В Фатынково – только свадьбы.
Светлана вообще–то в свадьбы и браки не верила, разочаровалась в самом замысле соединения чьих–то сердец, но выполняла свою работу тем не менее хорошо, с душой.
Когда–то давно, лет восемь назад, Света стояла по другую сторону всего процесса, надев белое свадебное платье и заплетя пышные, густые волосы в изысканную косу. Друзья и родственники столпились за ней и женихом, было слышно, как они вздыхают, а Юрик, Светин жених, хлюпал носом, потому что на мальчишнике выбежал из дома, который парни сняли где–то за городом, и кувыркался на спор в снегу в одном исподнем.
— Может быть, тебе таблетку? — щупая горячий лоб Юрочки, спрашивала его мама.
— Нет–нет! Я в полном порядке! — уверил жених, отгулял свадьбу, а потом, через месяц, взял, да и бросил свою супругу без объяснения причин. Просто собрал вещи и уехал.
Света ждала его, искала, звонила родным и знакомым, но беглеца так и не нашла, плюнула и подала на развод.
Тётушки, услышав эту историю, утешали её, пичкали уверениями, что найдут нового, хорошего, порядочного жениха.
— А стоит ли? — разочаровавшись в семейной жизни, махнула рукой Светлана. — Не хочу больше!
— Врёшь, Светик! Пока ты замуж не выйдешь, мы отсюда не сдвинемся! — шмякнула кулаком тётя Даша по столу, протяжно застонал графинчик с водой, стал биться о стоящий рядом гранёный стакан. Света только усмехнулась.
— Ну тогда вы вечно будете тут болтаться, на нашем свете, потому как больше в эти глупые игры я не играю! — пробормотала она, включив телевизор и уставившись на бегающих по полю в разноцветных спортивных костюмах футболистов.
Смотреть футбол Светлана начала по примеру Юрика, втянулась, теперь уже машинально делала это, отвлеклась и не поняла, что тётушки говорят серьезно…
По ночам Света иногда плакала, понимая, что её жизнь проходит, а ничего в ней не меняется, нет особой радости, не для кого готовить обед, некого обнимать. Тётушки всё слышали, но утешать не решались, уж очень иногда Светлана была строга, охраняя своё одиночество. И это ещё больше укрепляло в них уверенность: надо помочь Свете, непременно помочь!
… На сегодня было назначено еще три свадьбы, Светлана поправила причёску, улыбнулась своему отражению, увидела, что за ширмочкой прячется Дарья Андреевна, улыбнулась.
— Что, победил вас Михаил Васильевич? Убежали? — спросила она.
— Нет! То есть да… Но и вам бы нас понять! Знать будущее и молчать? Это глупо! Глупо! Половину из этих браков точно можно назвать «браком», неудачным стечением двух судеб! — поправив съехавшую на лоб шляпку, горячо заговорила Дарья Андреевна. — Нельзя ли как–то отменять процедуру, если она… Ну… Пустая, что ли…
Света пожала плечами, подошла к окну, стала следить взглядом за прядущими ушами лошадьми, подъехавшими к крыльцу и приволокшими карету для следующей пары. Красавица–невеста стояла и смеялась над шуткой подруги, потом, спохватившись, посерьезнела, выпрямилась, поискала глазами жениха.
— Вот эта выживет своего мужа из квартиры, заберет все его деньги, а потом… — начала тётушка, но Света подняла руку вверх, веля замолчать.
— Слушайте… Они так мило воркуют… Ну же, слышите?
Жених и невеста, подойдя почти вплотную к полуоткрытому окошку дома, шептали друг другу нежности, смеялись, что–то вспоминали.
— Она так долго выбирала это платье, волновалась, понравится ли жениху, а он не решался сделать ей предложение месяца два, ворочался по ночам, не спал, думая, она ли его судьба… — прошептала задумчиво Света. — Знаете, Дарья Андреевна, пусть всё идет, как идёт. Значит им нужно пройти всё это, пережить, перековаться… Если защищать нас от всех ошибок, то рано или поздно нас сразит всё равно, и тогда уж наповал. А так – опыт и практика семейной жизни дадут свои плоды, заставят в итоге быть осмотрительными, бережливыми к своим и чужим чувствам… Да и потом, у судьбы всегда есть несколько дорог, вдруг они пойдут по другой, а вы со своими прогнозами ошибётесь?..
— Дай–то Бог, девочка, дай–то Бог…
— Вы бы потише там, а? Дядя Миша нервничает, да и мне, признаюсь, работать тяжело. Я обычный человек, знать будущее не хочу, я хочу просто видеть их счастливыми, вот и всё. Это вдохновляет…
— Что?
— Ну, не важно. В общем, пусть эти маленькие спектакли семейного уюта и торжества будут без ваших комментариев, я прошу вас! Праздник всё–таки…
— Да… Да… Возможно, ты права, девочка…
Дарья Андреевна, забрав свой зонтик с подоконника, растворилась в воздухе, оставив лишь легкий аромат лавандового масла…
Светлана вздохнула, улыбнулась и поспешила к ожидающим её музыкантам… За портьерой было теперь тихо, то ли мелок «Машенька» оказался действенным средством, то ли Дарья Андреевна усмирила сестёр…
Молчание старушек длилось довольно долго. Да и сами они как будто пропали, не заходили вечерком к Светлане на чай, не сплетничали, сидя в ее маленькой гостиной, вспоминая былое.
— Ушли? — как–то, подмигнув Светлане, поинтересовался Михаил Васильевич. — Вот я их, как тараканов, вывел! Ну уж они мне крови–то попортили!
Женщина пожала плечами. Ей даже стало как–то скучно без трёх славных, румяных бабулек в чепчиках и атласных платьях, дующих на блюдечко с чаем и каждый раз удивленно вздрагивающих при включении телевизора. Как будто само имение опустело, стало бездушным, каким–то холодным, из него улетучилось что–то основательное, что ранее вдохнуло жизнь в побеленных купидонов и стоящих у входа львов. Те загрустили, ведь родные руки не трепали их больше по гриве, не щекотали за ушками, как в былые времена…
Светлана звала своих призрачных знакомых, шепотом приглашала в гости на вечёрки, но те как сквозь землю провалились.
Прошло лето, всё чаще сыпал с неба мелкий, похожий скорее на водяную взвесь, дождь. Запахло осенью. Этот аромат, едва уловимый, но знакомый каждому, вызывает в душе тоску и сожаление. Солнце теперь быстро закатывалось за горизонт, а то и вовсе отказывалось вползать на небо, так и оставив на весь день полумрак и туманную дымку.
Свадеб стало меньше, Свету попросили заняться и другими делами. Теперь она не только соединяла сердца, но и отмечала первый и последний миг существования чьей–то жизни, заполняла журнал по процессам разводов, с сожалением находя иногда в списках тех, кого женила сама… Но это течение жизни, оно всегда движется в одном направлении, его не повернуть, не изменить, можно только лишь наблюдать с берега за реками чужих судеб, иногда присоединяясь к плаванию, а потом соскакивая с лодки, помахав вслед рукой…
О существовании в домике другой жизни помимо Светиной, говорило только перемещение книг на полках, они то исчезали, то те опять появлялись уже с какими–то закладками, пометками. Невидимые дамы в–основном брали книги по психологии отношений, не обошли вниманием и великого Фрейда, прочитав его «Толкование сновидений» от корки до корки.
Света усмехалась, поправляла книги в шкафу, раскладывала оставленные стопки по местам, как заправский библиотекарь, и ждала…
Тётушки появились как–то вдруг, зимой, когда настала очередь регистрировать неких Тихонова и Петрову. У этой пары было совсем мало гостей, родители скромно стояли в сторонке, друзья вели себя отнюдь не вызывающе.
— Вот эти точно созданы друг для друга! — неожиданно услышала Света за спиной, когда уже раскрыла папку и торжественно приподняла подбородок. — Проживут долго, будут счастливы, настоящие супруги!
Света, обрадовавшись таким новостям, радостно начала свою речь. Ну хоть у кого–то тут всё сложится, а то, что ни пара, то неудачный брак…
Но вышла заминка с кольцами… Невеста вдруг вспылила, стала кричать, что жених сэкономил на самом ценном, на обручальном кольце, что она выбирала другое… Парень мямлил и пытался ей что–то объяснить.
— Он потерял его вчера, не смог найти, купил другое, — шепнула Свете Елена Андреевна. — А вообще, Светик, мы очень рады видеть тебя за работой.
Светлана, кивнув, улыбнулась, потом, велев всем замолчать, командирским тоном приказала жениху четко и ясно изложить причину подмены кольца. Он, смущенно покраснев, рассказал, как оставил колечки на столе, а его кот их разбросал…
— Кота они оставят родителям, — тихонько просветила Свету Елена. — Но вообще, в данном случае, такой поступок свидетельствует о…
Но Дарья Андреевна уже шикнула на сестру, та затаилась, а молодые тем временем уже во–всю целовались, забыв о существовании людей вокруг.
Светлана выдохнула, расслабленно опустила плечи…
Да и все остальные пары в этот день как будто действительно соединялись на Небесах, никаких возражений со стороны тётушек не вызывали.
Света, дождавшись перерыва в счастливых событиях, подошла к портьере, юркнула за неё и столкнулась нос к носу со своими подсказчицами.
— А что такое? Мы разве мешаем? — забегали глазки Елены Андреевны.
— Светлана, вы что–то хотели спросить? — поджала губки Тамара Андреевна.
Дарья же, вздохнув, села на подоконник.
— Ну и что это такое? — спросила, укоризненно оглядев кружавчики и рюшечки, Света.
— Ничего… Это позитивный взгляд на мир. Мы нашли у тебя книгу, некое руководство… — задумчиво ответила Тамара. — Вот, учимся видеть хорошее в этих…этих событиях. Вот.
— Хорошо! Очень хорошо! Мне кажется даже, что от этого у нас атмосфера в зале стала намного добрее. Вы вечером приходите, чайку попьём, а!
— Нет, Светик, мы тут решили… — Елена Андреевна посмотрела на Дарью, та кивнула. — Мы уйти решили, мир посмотреть, ну а что мы всё на одном месте… Всё уж сто раз по–другому, а мы и не знаем. Коль уж в покой нас не пускают, то хоть не праздно время проведём. Куда нам сперва поехать? Что посоветуешь?
Светлана погрустнела, отвела глаза. От чего–то не хотелось расставаться с этими странными женщинами, бестелесными, но с огромной, наполненной любовью душой…
— В столицы надо, а там уж и расширять горизонты… — прошептала она, повернулась и вышла из–за портьеры.
Дядя Миша удивленно заметил слёзы на глазах сотрудницы.
— Что такое?! — испуганно спросил он.
— Они уходят, — пожала плечами Света. — Их больше здесь не будет… Не будет наших посиделок вечером, а так уютно было…
— Это как же – уходят?! Это немыслимо! Гражданки! — рыкнул скрипач в угол. — Ну мы с вами ссорились, но Света–то чего?! Как она теперь?!
Зря он старался, уговаривал, просил прощения, тётушек уже не было в этом зале, да и в имении тоже.
Подойдя вечером к своему домику, Света увидела три цепочки следов, уходящих к воротам…
Взять бы эти следы, согреть в руках, авось вернулись бы тётушки, но нет – тают ледяные корочки, рассыпаются в руках. Не вернутся они больше… Всё.
…Дарья, Лена и Тамара сидели в ресторанчиках, прислушивались к беседам людей, потом, тихо выскользнув, бродили по улицам, опять слушали, смотрели на раскрасневшиеся лица прохожих, как будто искали кого–то.
— Нашла! —Елена Андреевна, запыхавшись, ворвалась как–то в их тихую комнатку на третьем этаже заброшенного дома. — По всем параметрам, что там пишут, нашла!..
Дамы зааплодировали, засобирались куда–то, потом, пробежав несколько улиц и свернув вслед за Леночкой в тупик на Смоленском бульваре, приникли к стеклам кухонного окошка одной из квартир. Тётушки наблюдали за мужчиной, что, стоя у плиты, заваривал себе кофе в турке. Потом он, перелив напиток в чашку, плеснул себе молока, сел, положив ноги на соседний стул и, прикрыв глаза, точно довольный кот, стал маленькими глотками отхлёбывать горячий кофе.
— И что? Так делают тысячи мужчин и женщин в этом городе, да что в городе! В мире! — покачала головой Дарья Андреевна. — Лен, это осечка.
— А вот и нет! Он слушает такую же музыку, что она, на полках много книг, как у неё, а в ванной, я уж заглянула, шампунь точь-в-точь, как у нашей Светы.
Сестры сочувственно посмотрели на воодушевленную, разрумянившуюся Лену.
— Ленусик, ты всегда была из нас самая… Как это сказать… Наивная, вот, точно! Да он, видимо, просто женат. Вот и всё. У него женский шампунь в ванной, Лена! Пойдёмте, а то холодно…
Они уже развернулись, чтобы слезть с пожарной лестницы и пройти на цыпочках, в тонких ботиках, по снегу к своему укрытию. Но тут в кухню вошла девушка, улыбнулась сидящему мужчине, тот кивнул, лениво убрал ноги со стула. Они о чём–то говорили. Лена сняла шапочку и стала подслушивать через щелку в открытой форточке.
— Да идём уже! Ну не он, и ладно! — звали её сестры, но женщина не сдавалась, а через минуту уже победно вскричала.
— Это его сестра! Сестра! Я оказалась права! Он тот самый, он Светин!..
Долго до этого изучали старушки научные труды, вычисляли, кто кому подходит, учились считывать характеры, темпераменты, связывать их, добиваясь удачного решения, а вот теперь им предстоит как будто сдать экзамен – если найденный Леной мужчина действительно окажется «тем самым», то можно считать, что миссия трёх сестер на этой земле благополучно выполнена.
Они написали ему письмо с приглашением исследовать архитектурные особенности усадьбы в Фатынково, в частности гостевой домик, подсунули конверт под дверь и стали ждать.
Николай, а именно так звали мужчину–искусствоведа, сначала направился в архивы по имениям, потом всё же собрался, выехал. Он сидел в электричке, смотрел в окошко, а на соседнем сидении устроились, затаив дыхание, три старушки. Он не видел их, но аромат лавандового масла всё же доносился до его чувствительного обоняния. Женщины сопровождали его как самый ценный груз, какой только мог быть в этой жизни…
А Светлана, ничего не подозревая, затеяла наряжать ёлку. Само дерево ей дали в питомнике, а вот игрушки женщина привезла от матери — старинные, из стекла, с росписью, фигурные, прозрачные…
Николай, поднявшись по ступеням на крыльцо, долго топтался там, впервые подумав, что он скажет маячившей в окне хозяйке. Звонок затренькал вдруг сам собой, дверь распахнулась, и Света, с мишурой на шее и в шапочке Снегурочки уже стояла и рассматривала незнакомца.
— Вы что–то хотели? — просила она, потом заметила, как у крылечка разрастается цепочка перемешанных следов тётушек, покачала головой. — Вас Дарья Андреевна прислала?
Мужчина замялся, потом вынул письмо, показал его Свете.
— Ну… Вот, получил такое приглашение… Это шутка такая, да? — начал, было, возмущаться он, но потом замолчал на полуслове, разглядывая гостевой домик изнутри, сохранившиеся перекрытия, узоры под потолком, люстру в виде распустившихся цветков роз. — У вас прекрасный дом…
Светлана растерянно пожала плечами, готовясь объяснять, что дом не её, что…
Но Николай вдруг качнулся, влетел в прихожую.
— Извините, как будто толкнул кто–то… — испуганно прошептал он.
Светлана, покачав головой, показала кому–то кулачок, захлопнула дверь и задернула шторы…
Через полчаса, когда была наряжена ёлка и говорено о тайнах подмосковных усадеб, Светлана и Николай уже сидели на кухне, пили чай и ели припасённые Светой для праздничного стола пирожные. Коля не любил сладкого, но ради хозяйки съел парочку корзиночек с разноцветным кремом. Тамара Андреевна доложила, что всё идет хорошо, кажется, нашёл горшочек крышечку, а милый невестушку, но это пока не точно…
… Их свадьба состоялась в последний день зимы, когда солнце уже во всю облизывало висящие на крыше сосульки, а рыхлый, ноздреватый снег осыпался с забора легкой вуалью. Тройка белых лошадей несла сани с молодыми по укатанной дороге к главному дому усадьбы. Сегодня Светлана не будет работать, да и ближайший месяц тоже. Сегодня она невеста. Она – по другую сторону праздника, в его гуще, она – царица и королева.
Перед тем, как сказать: «Да» регистратору, Света оглянулась, нашла глазами стоящих чуть в стороне от всех других гостей трёх старушек в элегантных шляпках с цветами и платьях нежно–кремового цвета, кивнула им, прошептав одними губами «спасибо». Тётушки, вытирая глазки кружевными платочками, кивнули, умиленно переглянулись, а потом медленно, пока длился поцелуй, растворились в золотом свете люстры.
Светлана, потомок их Сашеньки, стала счастливой, обрела любовь и радость, теперь она не будет плакать по ночам, а станет улыбаться, слушая, как рядом дышит муж. У неё обязательно будет всё хорошо, уютно, нежно, а тётушкам можно отправляться на покой, теперь уже навсегда. Они поняли это, когда, рыская в библиотеке в поисках книги о правильной любви, нашли какую–то мистическую рукопись. Там, на последней строчке, было указано, что, сделав кого–то счастливым, можно обрести утраченный когда–то покой. Получилось…
Напрасно дядя Миша все поглядывал на портьеру, водя смычком по струнам.
— Они ушли навсегда, Михаил Васильевич, — улыбнулась Светлана. — Сделали всё, что могли, и ушли… Мне их не хватает…
— И мне, признаться, тоже. Хоть я их и не видел, но, судя по голосам, колоритные были женщины…
— Не просто колоритные! — Светлана кивнула. — Они были особенные! Три самые теплые души, какие я знала в своей жизни… Но они устали, шутка ли, болтаться между мирами… — тихо продолжила женщина. — Теперь, небось, гуляют по Раю и едят клубнику… Счастливые!
Скрипач улыбнулся и заиграл что–то нежное, трепетно–утончённое, что сочинил специально для Дарьи Андреевны, да так и не решился изобразить…
Через три года Света добилась пусть и чисто номинального, но восстановления места захоронения тётушек. Над их могилками опять разрослись три жасминовых куста, три белых водопада, скрывающие в своей листве гнездышки с птенцами. Света и Николай часто гуляли мимо этого места, кивали и здоровались с теми, кто когда–то нашёл их друг для друга, будучи только лишь душами. Добро и свет не требуют многого, зато сами они разливают вокруг столько тепла, что хватит на всех…
Зюзинские истории
