Зинаида Николаевна молча слушала невестку. Она плотнее закрыла дверь в кухню, чтобы внуки не слышала крики своей матери. Женщина накапала себе успокоительного в стакан с водой, по-прежнему не говоря Анжеле ни слова.
— Почему вы молчите? Вам нечего сказать? Вы согласны с его поведением?
— Вы воспитали отвратительного сына!!! Просто бездушное отвратительное чудовище!!! — в истерике кричала Анжела на свекровь, — вы должны били на него повлиять! Вразумить! То, что он сделал просто ужасно! Разве так поступают нормальные мужчины!? О, н-е-е-е-е-т!!! Какой же он нормальный! Безответственное бесполое существо! Вот кто он!
— Я не знаю, что сказать тебе… Ты в таком состоянии сейчас. Не думаю, что ты готова слушать моё мнение по сложившейся у вас ситуации, — тихо ответила Зинаида Николаевна.
— Вот как? То есть у вас такое мнение, которое даже высказать мне нельзя сейчас? Думается, что вы поддерживаете своего сына. Да? — кричала Анжела, — скажите, вы знали, что у него есть другая?
Свекровь, опустив взгляд, ответила девушке:
— Незадолго до того, как тебе во всем признался сам Максим, он мне сказал, что собирается подать на развод.
— Чудесненько. Вы узнали раньше меня… И он все равно ушёл. Значит вы ему не вправили мозги? Вы взрослая мудрая женщина должны были убедить сына остаться в семье!!! Бросить троих детей по-мужски, как считаете?
— Анжела, он не бросал детей. Он ушёл от тебя, но не от них…
— ЧТО-О-О? — Зинаида Николаевна не успела закончить свою мысль, как Анжела снова вспылила. — Вы так просто об этом говорите? Уйти от женщины, с которой он жил пятнадцать лет, которая родила ему троих детей… Вы так спокойно говорите об этом? Что вы ему сказали, когда узнали о его намерении развестись?
— Детка, ему сорок лет. Он взрослый мужчина. Он поделился со мной своими мыслями и переживаниями. Он не просил совета! Он просто хотел высказаться, предупредить меня о предстоящих переменах… Я не могла, да и, по правде сказать, не хотела его переубеждать. Тебе сложно это понять, — сказала свекровь.
— Сложно… Что же сложного. Вы из тех матерей, для которых их дитя лучше всех на свете, невзирая на поступки… Я считаю, это подло. У вас тоже трое детей! Вы бы чувствовали себя нормально, если бы Пётр Семёнович вас решил бросить? — Анжела продолжала кричать сквозь слёзы.
Зинаида Николаевна тяжело вздохнула, посмотрела в окно и коротко ответила:
— Возможно так было бы лучше…
— Что? Вы бредите? Кому лучше? — переспросила Анжела.
— Всем, детка. Всем.
— Семья должна держаться вместе! Ради детей супруги должны быть вместе! А у вашего сына напрочь отсутствуют понятия семейных ценностей, моральных принципов… Вы понимаете? И не осуждаете его за это? Он изменял мне!!! От ушёл от меня!
— Ради детей? А может как раз и ради детей не стоит держаться вместе, если хотя бы у одного из супругов прошли чувства и любовь? — рассуждала Зинаида Николаевна.
— Понятно. Вы защищаете своего сыночка. Или я вам противна?! Вы знакомы с его новой женщиной? Она лучше меня?
— Что ты говоришь такое! Я отношусь к тебе как к родной дочери. Я обожаю тебя и внуков. И ни с кем я не знакома, — начала оправдываться свекровь.
— Тогда как вы могли допустить, чтобы ваш сын бросил детей?
— Хватит, Анжела. Максим не бросает детей, я же тебе уже сказала. Он в них души не чает! Разве ты можешь сказать мне обратное? Он плохой отец?
Анжела замолчала. Она нервничала. Упрекнуть мужа в том, что он равнодушен к детям она не могла. Максим был отличным отцом. Для своих троих сыновей он никогда не был уставшим, он с удовольствием проводил с ними время, в меру баловал.
— Нет. Я не могу сказать, что он плохой отец. Но какой пример он им приводит своим уходом? Что семья — это несерьёзно? Что можно поиграться и свалить, забыв про обязательства и женщину, которой он обещал всегда быть с ней и в горе, и в радости? Почему вы его не отговорили уходить? — Анжела продолжала обвинять свекровь.
— Детка, я не рада вашему разрыву. Не могу представить, как тебе сейчас плохо. Но с уверенностью могу сказать, что детям не будет от этого хуже. У них остаются оба родителя. Они не будут обделены ни вниманием, ни заботой. Не рассказав тебе о своих истинных чувствах к другой женщине, не уйдя от тебя, могло бы быть все наоборот. Дети все видят и чувствуют…
Анжела с недоумением и злостью смотрела на Зинаиду Николаевну. Неужели свекровь действительно желает своим внукам расти в неполноценной семье?
— Твоя печаль и обида пройдут со временем. Ты сможешь стать счастливой. А смог бы Максим быть всю жизнь с тобой счастлив, любя другую? Оставшись с тобой ради, как ты говоришь, детей? А дети? Они будут счастливы, видя, что родители холодны друг к другу? По-твоему, лучше детям демонстрировать равнодушие и отчуждение между мужем и женой, нежели научить честности и уважению? Анжела, я не защищаю Максима. Я лишь хочу сказать, что его выбор — не худший вариант. И винить меня в том, что я его не отговорила и не вразумила на иное, ты, конечно, вправе. Но он по собственному опыту из своего детства не мог поступить иначе, — Зинаида Николаевна печально опустила взгляд.
— Что вы имеете в виду? — Анжела непонимающе смотрела на свекровь.
— Это давняя история, детка, случилась почти двадцать пять лет назад. Но до сих пор она не даёт мне покоя. Ни мне, ни Петру моему, ни детям, особенно Максиму, ведь он старший. Максим всё понимал, видел, слышал. Я никому не рассказывала… Не хочу, если честно. Но вижу, ты не понимаешь меня и моё отношение к вашей проблеме. Ненавидишь меня. Я, пожалуй, расскажу тебе, почему я не стала осуждать Максима, отговаривать его от шага, на который он решился. Я в какой-то степени поддержала его, но не из-за нелюбви к тебе, как ты считаешь. Нет. Подобная ситуация была и в моей жизни… Я не сделала как Максим. И я несчастна все эти двадцать пять лет. И муж мой думаю тоже.
Анжела не перебивала свекровь. Девушка все ещё не понимала, что хочет сказать ей женщина. При чём здесь Зинаида Николаевна и поступок Максима? Она ждала истории, внимательно поглядывая на свекровь.
— Тогда у меня уже было трое детей. Я только вышла из декретного отпуска. Работала бухгалтером на хлебокомбинате — начисляла и выдавала зарплату рабочим. То ли я засиделась дома и погрязла в пелёнках и детских простудах, то ли Тимофей, наш новый сотрудник, был очень обаятелен и обходителен. Не знаю… Каждый раз, когда этот мужчина заходил в наш кабинет, все девушки сразу расцветали. Он был великолепен. Причём казалось, что он не старался всем нам нравиться. У него это получалось само собой. Тимофей не был женат, такой весёлый, общительный. Появлялся в дверях кабинета всегда с улыбкой и шоколадками в руках. Работа у бухгалтеров останавливалась, все переключались на Тимофея.
Зинаида Николаевна ненадолго замолчала. Собиралась с мыслями. Анжела слушала, пытаясь понять, зачем ей сейчас история двадцатипятилетней давности. Свекровь продолжила с улыбкой на лице:
— Как-то был сильный дождь. Прям проливной. Конец рабочего дня. До автобусной остановки прилично нужно было топать. Дорожка вся в ямах, а значит в огромных лужах из-за такого ливня. Холодно и ветрено. Отлично помню тот вечер. За кем-то приехал муж, за кем-то брат, кто-то кого-то подвезти вызвался… Я выходила из здания последняя и меня вызвался подвезти Тимофей. Я безусловно согласилась. Приятная была поездка. Я поймала себя на мысли, что хочу, чтобы мы ехали как можно дольше. Мне хотелось побыть с ним ещё. Слушать его, смеяться с ним, заряжаться его всегда прекрасным настроением…
— Что было у вас тогда с Петром Семёновичем? — перебила Анжела свекровь.
— Просто семейный быт. Общие дети и разделение обязанностей. Дикая усталость от всего. Нехватка внимания и пребывания наедине. Как-то так… Но я не думала ему изменять, если ты про это. И в мыслях не было. Принимала все как должное. Я думала, что это и есть такая семейная жизнь.
— У нас все не так! У нас было совершенно всё иначе! Я уделяла Максиму достаточно много внимания. Я не устала от жизни с ним. У нас все не так. У него не было причин меня предавать! — снова Анжела перебила свекровь.
— Ты знаешь, детка, Пётр тоже так думал. Думал, что у нас все хорошо. Когда я поняла, что меня тянет к Тимофею, что мне начинает серьёзно нравиться этот мужчина, я завела с мужем разговор о нашей семье, о наших потребностях… И Пётр сказал, что его все устраивает. Что все так и должно быть. Что отдохнём и набудемся вместе, наобщаемся, когда заработаем, когда вырастут дети… Все потом, потом, потом…
— Максим что-то вам говорил про нас? Его тоже что-то не устраивало? — Анжела вновь переключилась на свою ситуацию.
— Немного, — ответила Зинаида Николаевна, — но разве он и тебе не говорил?
Анжела притупила взгляд и прикусила губу. Она припоминала начатые разговоры на эту тему со стороны Максима, но ни один из них не был закончен. Анжела не слышала мужа, часто отвечая ему что-то вроде:
«Дорогой, у тебя кризис среднего возраста, должно быть… Все в порядке, у нас прекрасная семья, и я люблю тебя!»
— Максим любит детей, как Пётр любил Максима и его братьев. Но наша жизнь крутилась вся в работе и в домашних делах… С Тимофеем было легко. С ним было о чём поговорить, кроме цен на сахар и крупу, потёкшего крана на кухне. Он меня смешил, уделял знаки внимания. Как-то все у нас с ним закрутилось… Я и не поняла как. Что меня в нём особенно привлекало, я и сама не знаю. Может его беззаботность, а может то, что он меня слушал и слышал. Я постоянно думала о нём и только о нем.
— Вы спали с ним? — задала вопрос Анжела.
— Да, у нас была близость. Далеко не сразу, конечно же. У нас с ним был роман, который, не скрою я, хотела, чтобы перерос в нечто большее. Когда я была дома, он не выходил у меня из головы. Мне хотелось к нему. Хотелось закончить все домашние дела, скорее почитать младшему перед сном сказку и убежать к Тимофею. Дома на меня стены давили просто. Пётр заметил изменения во мне. Мне тяжело было находиться с ним рядом. Я летала в облаках…
— Вам хватало совести изменять мужу?.. — Анжела с неким омерзением посмотрела на Зинаиду Николаевну.
— Совесть мучила, детка. Безусловно. Чувство вины сжирало меня. Но я ничего не могла с собой поделать. Я была счастлива, когда была с Тимофеем. Дошло до того, что мне не хотелось возвращаться домой после работы. Меня тащили силой домой мысли, что там ждут меня мои дети. Я испытывала безграничное чувство уважения к Петру как замечательному отцу моих детей. Но как мужчину я его больше не хотела… Я часто сбегала из дома под любым предлогом, лишь бы увидеть Тимофея. Максим был уже взрослый, он видел, что наши отношения с его отцом портятся, и страдал от этого. Стало невыносимо, — Зинаида Николаевна вытерла слезы и замолчала.
Анжела с презрением смотрела на свекровь, ожидая окончания истории. Женщина продолжила:
— Я решилась признаться во всём мужу. Была настроена уйти. Решительно настроена. Я рассказала Петру о своих чувствах к другому человеку. Он выслушал. И не отпустил. Сказал, что мы должны быть вместе ради детей. У нас семья и дети. Мы должны думать о них. Сказал, что все простит, но не отпустит.
— И не отпустил по всей видимости. Значит вы остались с ним ради детей. Вы смогли. Поняли, что так нужно и правильно, а Максиму объяснить не смогли? — бушевала Анжела.
— Детка, спроси, была ли я при этом счастлива? Счастлива ли сейчас? А Пётр? А что, если я скажу, что все видимое вами за семейным столом в нашем доме, просто-напросто постановка… Да, я осталась. Металась, сомневалась, но осталась. И с тех пор счастья в личной жизни я не видела. И моим детям досталось…
— Как? Что с ними было не так? Почему вы так жалеете Максима?
— Он взрослым был. Всё слышал, всё знал… Я не смогла сразу уйти от Тимофея. Меня тянула к нему ещё больше. Я чувствовала себя пленницей какой-то. Ради детей… Да я перестала домой торопиться даже к ним! В голове засела ужасная мысль, что из-за них я не могу быть счастлива с любимым человеком. Будто держат они меня. Я отдалилась. Была вечно унылой и раздражённой. И вот однажды средний Саша спрашивает меня: «Мам, ты нас больше не любишь?». Тут меня словно обухом по голове… Я поняла, что нужно прекращать отношения с Тимофеем. Сменила работу, пресекла полностью контакт с ним. И потеряла покой… Муж пережил предательство, дети материнское безразличие, а я до сих пор хожу по утрам мимо детского сада, в который водит сейчас Тимофей своего внука, чтобы увидеть мельком этого мужчину, — Зинаида Николаевна с трудом сдерживала слезы.
Анжела ничего не говорила. К чему свекровь поведала ей эту историю, она поняла. Но злость тем не менее не утихала.
— Детка, вы можете сохранить нормальные отношения друг с другом. У Максима могут быть прекрасные отношения с детьми. Дети будут чувствовать вашу любовь и при этом не чувствовать вашу неприязнь друг другу. Так будет лучше и правильно.
Анжелу передёрнуло от слов свекрови, но ответить ей было нечего.
— Ты имеешь право злиться на меня и на Максима. Но я не хочу для своего сына того, что происходит со мной, и для своих внуков того, что было с моими детьми. Прости.
— Но он предал меня… — прошептала Анжела.
— Он признался. Он честно признался. Не мучил тебя враньём, регулярным отсутствием, изменами, равнодушием. Это достойное поведение взрослого мужчины. Так случилось, детка. Он встретил другую. Тяжело, но смирись.
После долгой паузы Анжела, наконец, сказала свекрови:
— Спасибо, что поделились со мной вашими переживаниями. Со временем, вероятно, я пойму. Сейчас пока не могу…
Анжела собрала детей и ушла, в глубине души все ещё осуждая свекровь, но с твёрдым намерением сохранить если не семью, то хотя бы человеческие отношения с Максимом ради детей. Ведь насильно мил не будешь…
