У парня друг невесту увел. Ну, как увел? За его спиной сговорились и объявили, что так, мол, и так.
С другом драться не стал. И ушел, чтобы те – двое – горя на его лице не увидели. Шатался по городу, места не мог найти. Сердце от страдания разрывалось – двойное предательство.
Зашел в какое-то кафе, сидел, склонившись над стаканом. Телефон отключил.
Не помнил, как дома оказался. Утром с трудом поднялся. Отец на работе, мать горестно вздыхает. Но ни о чем не спрашивает.
Подошел, рассказал. И заплакал. При маме – можно. При маме не стыдно. Сквозь слезы о предательстве и о подлости что-то говорил.
Мать, к его удивлению, молчала. Не утешала. Успокоился немного. А она и говорит: «Я тоже от друга твоего отца когда-то ушла. Немного до свадьбы было».
— И что, как вы могли все эти годы спокойно жить – после такого?
Выпрямилась мать. Как жили? Счастливо жили. И ты родился.
— А тот? Друг отца?
— Поплакал немножко. Через полгода меня благодарил. За что? А он встретил настоящую любовь. И счастлив. А если бы я осталась тогда, несчастнее нас на свете бы не было. Любви не было. Понимаешь?
Подумал, слезы высохли. И почему-то легче сделалось.
Девочка влюбилась, замуж собралась. Родители против. Пытались запретить. А она сказала, что они, родители, как враги. Счастье у дочери! Понимаете, счастье! Я потом вас всю жизнь проклинать буду.
Отец нахмурился и ушел в себя. Мать плакала, когда никто не видел.
Уехала любимая дочь далеко от нас. В город Ангарск. И ручкой помахала.
Прошло полгода. Иногда перезванивались. Раз в десять дней. Счастливая молодость часто бывает эгоистичной.
И вдруг рано утром – слышат родители – кто-то открывает дверной замок. Вскочили, испуганные. Дочь прилетела. На щеке синяк. От горя – согнулась. Ни слова не говоря – в ванную. Закрылась, только вода шумела.
В комнате ее мать постель постелила. Дочь вышла, от чая отказалась – кивком головы. В свою комнату пошла.
Отец плечи выпрямил, что-то сказать хотел – резкое и отцовское. Это по лицу видно было. Мать величественным властным движением – отодвинула. Гневно глазами сверкнула.
Легла девочка. Тихо-тихо лежит. Неслышными шагами мать вошла, на краешек присела. Положила руку на горячую щеку.
А девочка притихла. Не надо слов. Все же понятно, так ведь? Минут пять материнская рука – на щеке.
Уходя, прошептала: «Ничего, все пройдет, хорошая моя. Всё пройдет. Мы с тобой. Были и будем».
Подняла измученную голову от подушки, кивнула. Но улыбнуться не смогла.
Георгий Жаркой
