-Еще немного, и на смену календарной весне придёт самая что ни наесть настоящая — думала Татьяна, стоя за тюpeмными воротами и вдыхая полной грудью теплый и влажный весенний воздух. В голове звучала одновременно радостная и тревожная мысль: — Я свободна! Я теперь такая же, как все! А что дальше?!…
Женщина огляделась, подхватила сумку с нехитрыми пожитками и решительным шагом направилась к автобусной остановке. Единственное место, куда она могла поехать после освобождения, был дом её матери в деревне. Сердце невольно защемило от тоски по родным и слезы навернулись на глаза.
Татьяна с тоской смотрела в окно, каждый раз провожая взглядом картины обычной земной жизни: проталинка на обочине, не до конца освободившиеся от снежных оков деревья, городская суета, и, наконец, железнодорожный вокзал.
Женщина подошла к кассе.
-Один до Климовки!
Кассирша молча смерила пассажирку оценивающим, наметанным взглядом и продала билет в плацкартный вагон на вторую полку. Татьяну это более, чем устраивало: сидеть и вести душераздирающие беседы с кем бы-то ни было не было никакого желания. И она, взобравшись на своё спальное место, тут же отвернулась к стенке и сделала вид, что спит.
Перед глазами, как на киноленте пролетала вся ее непутевая жизнь.
***
Вспомнился почему-то первый её мужчина. Лешка. Красивый был, стервец! Да до баб сильно охоч. Татьяна тогда и опомниться не успела, как поняла, что беременна, а от Лешки и след уже простыл. Ох и плакала она тогда, просто навзрыд, да с подвыванием.
Татьяна закашлялась. Её худое, измученное тело сотрясалось от этого приступа.
-Эй, девонька, у тебя случаем не чахотка, — с опаской спросила тётка с нижней полки.
-Нет, просто простыла и горло сушит! — отмахнулась Таня.
-Ничёсе, горло у неё сушит! Приедешь, к врачу иди! У тебя бронхит, а может, чего и похуже! Уж я-то знаю, муж туберкулёзом болел… На-ка вот, чайку горячего хлебни.
Таня с благодарностью взяла из рук женщины стакан с горячем чаем и села на полке.
Вспомнилось, как отец вот так же сидел, чай пил, когда она пришла и сказала, что в город уезжает, а Ромку трёхлетнего родителям оставляет.
Отец тогда чаем аж поперхнулся, да как стукнет кулаком по столу.
-Да ты что несёшь, курица, ты недорезанная! Тебе ребёнок что, пирожок на полке: хочу достану, хочу на место положу, хочу бабке с дедом отдам?
-Папа, да ты пойми, мне жизнь надо устраивать! Куда я с Ромкой?!
-Раньше надо было думать об этом! А теперь ты обязана за дитём смотреть, потому как ты ему мать! А ребёнок без матери не может.
Потом ещё и мама подключилась… Татьяна тогда только плюнула, да за дверь вылетела, хлопнув ею погромче, чтобы запомнили.
Татьяна заплакала: -Дура! Если бы тогда послушалась родителей, ничего бы не случилось… Счастливой хотела быть.
***
И правда, какое-то время была счастливой. Настолько счастливой, что забыла обо всём: о родителях забыла, о сыне маленьком…
Вася был весёлый, видный, на аккордеоне играл как артист самый настоящий.
Свадьбу сыграли. Татьяна снова лицо в колени спрятала и заплакала, чтоб никто не видел. Она тогда от Василия скрыла, что сын у неё есть, а про родителей и вовсе соврала, что сирота она.
Все вокруг восхищались, какая они замечательная, красивая пара. И свадьбу сыграли. Таня была счастлива, только вот не знала, как правду мужу теперь сказать про сына, да про родителей, наврала-то с три короба!
Поселилась молодая семья в доме родителей Василия, у них и дом просторный и хозяйство богатое – а Татьяна им хорошей помощницей стала.
Жили хорошо, ладно, пока однажды беда в их дом не пришла. Стало как-то отцу Василия, Николаю Игнатьевичу, внезапно плохо. Посинел весь, лицо перекосило, языком еле ворочает…Пока скорая приехала в их деревню, человек уже умер. Впоследствии врачи установили причину смерти — инсульт. А потом от всех переживаний и мама Василия, Анна Петровна совсем слегла.
Вот тогда Василий вроде как сломался, пить начал как не в себя.
Таня тогда как рыба об лёд билась: мало того, что свекровь больная у неё на руках оказалась, так и Василий запил. На ее уговоры, крики и слезы он только грязно ругался и уходил из дома. А однажды пришёл пьяный, злой как черт и избил Татьяну до полусмерти. Рёбра сломал. Татьяна тогда с больницы сбежала: а что делать — дома больная свекровь. Её переодеть, покормить нужно…
Тот день стал началом ужаса в их доме. С тех пор в их доме драки стали обычным явлением. Анна Петровна только рыдала в постели от страха, стыда за сына и отчаяния, а Татьяна не знала куда деваться от кулаков взбешенного супруга.
В тот страшный день Василий снова пришел навеселе и снова избил Татьяну, потом зачем-то открыл погреб и приказал лезть туда, а чтобы не упиралась, пригрозил ружьем и сказал, что пристрелит «как блудную собаку». Таня не стала сопротивляться и покорно спустилась в погреб. Она видела как Василий, добившись своего, вроде успокоился и поставил ружье в угол комнаты, а сам сел на диван, чтобы видеть люк в погреб.
В подполе Татьяна просидела порядка двух часов. В легком халатике она за это время продрогла до самых костей. И лишь когда она услышала пьяный храп Василия, осторожно выбралась из погреба. Татьяна была уверена, что муж уснул. Но когда выбралась наверх, поняла, что глубоко ошибалась. Он сорвался с места как бешеный пёс и вцепился ей в горло. Таня не помнит, как вырвалась из его цепких рук и схватила ружье, не помнит как выстрелила. В глазах до сих пор стоит смутная картина — Василий лежит посреди кухни, а вокруг — кровь. Много крови…А потом много людей в доме, суета. Таня даже похорон толком не помнит. Всё как в страшном сне было. Соседи и даже Васина мать, которую в суд возили в инвалидной коляске, свидетельствовали в пользу Татьяны. Но ей всё равно восемь лет дали.
***
-Эй, следующая станция Климовка! — громко крикнула проводница. Таня вздрогнула, кашляя сползла со своей полки, и, подхватив сумку, двинулась в тамбур. За окном мелькали знакомые окрестности. Снова защемило сердце.
Таня знала, что дома её уже никто не ждёт. Так страшно было войти в родной, но пустой дом, где нет ни мамы, ни отца, ни Ромки.
Мама ей ещё какое-то время писала письма в тюрьму. Сокрушалась, «да как же это, доченька с тобой приключилось», рассказывала, что они все ждут её. А больше всех Ромка ждёт. Всё спрашивает, когда мама приедет…
-А я и не знаю, доченька, что сказать ему. Подарки ему в магазине покупаю, якобы от тебя. А он взрослый уже… десять лет ведь уже мальчишечке, всё соображает. Смотрит на меня и молчит… словно хочет что-то сказать, да обидеть меня боится… . — писала ей в письмах мама.
А однажды пришло письмо, где мама писала, что отец умер… . Таня тогда так распереживалась, что сама в лазарет попала.
А ещё через год соседка, тётя Маша написала, что мама умерла, а Ромку в детский дом определили.
Наверное, именно в тот момент Таня окончательно поняла, что натворила в жизни.
-Я всем всё испортила! Это я виновата в том что родители так рано ушли и что Ромочка в детском доме оказался. Вроде я в тюрьме, но на мне вина, я человека убила. А сынок мой без вины виноватый тоже в приюте закрыт. Просто потому, что не повезло ему у такой курицы безмозглой, как я родиться. — думала Татьяна, обливаясь слезами.
***
-Танька, ты ли это? Вернулась? — всплеснула руками тётя Маша!
-Вернулась, теть Маш! Только плохо мне что-то! Пойду прилягу!
-Иди, иди, девонька! Я там как раз печку протопила. Присматриваю вот за домом! Ромка твой иногда приезжает. Хороший парень, взрослый уже, учится, работает…
-Спасибо, теть Маш! — только успела сказать Таня и провалилась в тяжёлый, тревожный сон больного человека.
***
Ромка сидел в больничной палате и смотрел на бледное, измученное лицо женщины, которую должен называть мамой. Да — это была его мама, которой никогда не было рядом, из-за которой плакали и страдали дедушка с бабушкой, наверное, потому так рано и умерли. Мама, из-за которой его в детдом отправили, и там его обижали всё, кому не лень.
Он помнил, как звал её ночами, как вдыхал запах с её подушки, когда она уехала и плакал.
Когда позвонила баб Маша и сказала, что «Танька явилась из мест не столь отдаленных», он не хотел ехать. «Зачем? Она же бросила меня! » — думал он.
-Послушай, меня -старую! Плоха она очень! Вижу, что помрёт не сегодня-завтра! Приезжай.
Ромке стало не по себе после этих слов. В сущности, бабушка с дедом воспитали его добрым и отзывчивым человеком. И Ромка поехал…
Женщина на больничной койке, вернее, мать, наконец, очнулась и медленно открыла глаза. Увидев Ромку, слабо улыбнулась: -Сыночек! Как же ты на отца похож!
Ромка за это слово «сыночек» готов был простить ей всё, что угодно.
-Мама, мамочка! Как же я тебя ждал! — сказал он сквозь слезы, гладя её по натруженной, обветренной руке.
-Сыночек, прости меня, дуру старую! Нет у меня никого на свете дороже тебя!
-Мама, мамочка, всё будет хорошо! Мы будем вместе! Вот сколько Бог даст, столько и будем.
Татьяна прожила ещё полгода. И всё это время Ромка старался как можно больше времени проводить с ней. А Таня всё просила прощения у него, и мысленно у родителей. Болела она сильно, а ушла во сне. С улыбкой на лице! Ведь хоть полгода, а была она счастлива рядом с сыном.
Автор: Анелия Ятс
