— Рукописи не горят. – приговаривал Павел Петрович, растапливая камин стопкой старых, пожелтевших от времени, листов.
Каждый из них был заполнен ровными рядами ровных, маленьких буковок, складывающихся в слова, а те, в свою очередь, строились в предложения. Эти предложения рассказывали поистине увлекательную историю, однако оказались никому не нужны. Разве что только для растопки камина.
Эту историю Павел Петрович стал писать, ещё будучи школьником. Он часто проводил вечера, сосредоточенно склоняясь над тетрадью, и высунув кончик языка от усердия, что-то записывал. Эта была его история, история длинною в жизнь. Он, конечно, переставал над ней работать, к примеру в армии было совершенно не до этого, да и когда родилась Алёнушка и Васенька – его любимые дети, они заняли все сто процентов его внимания. Но каждый раз его нестерпимым зудом, возвращало к своему труду.
На удивление, детская мечта стать писателем, наивная и светлая, так и осталась мечтой – далёкой целью, которая маячила на горизонте, но достичь которой так и не удавалось.
— Это не работа, не говори ерунды. – Усердствовал отец, разбивающий мечту мальчишки.
Мама была с ним солидарна, и когда Павел выпустился из школы, даже устроила скандал.
— Сначала нормальная профессия, а потом уже твои развлечения. – Она сказала эту фразу так чётко, словно бы отрезая у юнца саму возможность спорить. – Вам лодырям лишь бы не работать.
Нормальной профессией стала профессия инженера. Почему-то не очень-то и уважают у нас труд писателя. А он огромен и многогранен. Труден и тернист путь сложного подбора слов, вычёркивание написанного ранее, и так раз за разом… Танталов труд. Когда ты смотришь на уже написанное, хмуришься, и всё по новой.
Но Павла Петровича это не задевало. Он, уже будучи молодым, но много обещающим инженером, продолжил работать над главным трудом своей жизни. Он с остервенением перечёркивал написанное ранее, гневно смотрел, и периодически восклицал:
— Что за наивный дурак писал это!
Он каждый раз готов был вот-вот закончить и отнести в издательство, но всякий раз откладывал, явно сомневаясь в своём произведении. Оно казалось ему неказистым, наивным и глупым. Кто же захочет такое читать? И вот всё по новой.
Павел Петрович успел состарится, дети выросли и подарили ему внуков. Супруга, с которой они прожили полных тридцать лет, покинула его. И ему становилось всё труднее и труднее вставать по утрам. Только этот проклятый труд, писанина, на которую он потратил почти всё свободное время. Только он давал какой-то стимул просыпаться. Работу нужно было закончить.
Павел не привык бросать дело на половине пути. Главный герой его произведения должен был наконец-то дойти до конечной цели своего путешествия. Он рос, старел вместе с автором, и был ему надёжным другом и товарищем.
Когда Павел Петрович наконец поставил точку, и с удовлетворением откинулся на спинку кресла, то осознал, что он пуст. Больше незачем урывать часы от сна, украдкой записывая то, над чем он раздумывал целый день, сидя на маленькой кухне. Больше незачем вставать по утрам, он остался один, на медленно заносящейся дачке. Дети приедут не скоро, на новогодние сын поехал с семьёй куда-то отдыхать, к морю, наверное, а дочь вся в делах и заботах. Павел остался один на один со своим творением. Оно приняло как жертву половину его жизни. Как должное.
Словно древний идол, которому преподносят дары. Павел Петрович рассмеялся и пошёл топить камин.
Рукопись горела неохотно. Павел Петрович смотрел в жадно полыхавшее пламя, и видел там не горящие листы бумаги, а своё время. Потратил ли он его в пустую? Тот ещё вопрос. Скорее всего нет. Что ни говори, но он прожил яркую, и насыщенную жизнь, а его роман.
Господи! Как же наивно и совершенно по-детски звучало:
— Я пишу роман.
Впервые Павел Петрович сказал это будучи только-только научившимся держать в руках перо, и выводящим кривоватые буковки, украшенные невообразимым количеством клякс, школьником. Вечно занятые родители, которым было не до того, только отмахнулись, а мальчик заболел этим в серьёз и надолго.
Следом эта фраза прозвучала на танцах, на которых он и познакомился со своей супругой. Глупость какая, но на те судьбоносные танцы, его уговорил пойти его друг Колька. Сколько лет его уже нет? Тогда, та фраза прозвучала гордо.
- Я писал роман. – Горько усмехнулся Павел Петрович и подбросил последнюю стопку листов в камин.
Камин с радостью собаки, которой дали косточку, принялся лакомится оставшимися листами. Бумага всё же горела неохотно, и в этом пламени, Павел Петрович видел укоризненный взгляд своего главного героя. Он был его детищем, он был его другом, и порой, когда нужно быстро принять решение, сделать подлость или остаться человеком, его герой, наивный и не подходящий стремительно ушедшей эпохе, служил примером.
Но сейчас, Павлу казалось, что он совершает подлость. Осознанно.
— Прости, старый друг. – Мужчина усмехается, ему грустно, но где-то в душе, он чувствует лёгкость, словно бы он снял тяжкий груз с души.
Останки листов догорают. Их уже не жалко. Это всего лишь бумага. Рукописи не горят, потому что они живут в голове у автора. Целый мир, или даже миры, полные удивительных созданий. Они рождаются, воюют и умирают.
Павел Петрович смотрит на догорающие листы, встаёт, ноги уже не те, что раньше, но всё ещё держат его, и идёт к столу. На нём стоит ноутбук – чудо техники, которое к празднику подарили ему дети. Он даже понял основы, куда нужно жать чтобы сохранить написанное, а куда чтобы продолжить писать.
- Ну привет старый друг. – Он говорит радостно, начиная неумело, осторожно и трепетно набирать текст.
В конце концов рукописи не горят.
