На пыльной грунтовой дороге, кое-где поросшей уже пожухшей под осенними ветрами и дождиками травой стоял невысокий, тощий мужичишка лет пятидесяти. Глубоко посаженные голубые глаза, немного мутноватые от вчерашних возлияний, с детским восторгом смотрели на родной хутор, будто видели его первый раз в жизни. Санёк почесал лысеющую на макушке черепушку и вслух произнёс многозначительно: «От ить, а!»
Сидящий рядом Шарик весело завилял хвостом, заглядывая Сашке в глаза… А было на хуторе и правда на что посмотреть. Широкая степь разлеглась до самого горизонта, где утренние небеса приоткрыли свой тёмнеющий ещё полог, и первые лучи восходящего солнца окрасили его ярким багрянцем, с примесью жёлтого. Весной, да ранним летом здесь раздолье для птиц и всякой мелкой живности. Всё цветёт, благоухает. Живи да радуйся… Палящее летнее солнце выжигает степные травы, перекрашивая их в рыжеватый, а то и белый, лишь изредка то тут то там виднеются ещё зелёные островки… Высохшая, будто древняя старуха она стоит в ожидании зимней стужи, а всё же красива она и теперь… Вот там, у курганов, на ковре из белого ковыля краснеют созревшие уже давненько ягоды шиповника. А поодаль, ещё не сбросил красные с рыжинкой резные листья боярышник… Санёк припомнил свои детские годы. С пацанами облазил здесь он всю округу… Каждый кустик, каждое деревце были ему будто родные, свои…
Прямо перед путником, в низинке, уютно расположился и его родной хутор. Кое-где у людей в хатах уже горел свет. Вокруг стояла звенящая тишина, прерываемая лишь изредка лаем какой-нибудь собачонки, да криком петухов…
— Эхх, дрыхнуть ишшо…
Шарик в поддержку тихонько взвизгнул, выражая тем самым согласие.
— Дааа. От скажи ты мине, чего нам теперя наша хозяйка скажить… Как думаешь, не погонить,а?
Шарик радостно запрыгал вокруг своего нового хозяина. А тот продолжил: » А то ить ишшо и погонить… Эээх,– он махнул рукой,– ну и если и погонить, хто у доме хозяян,а? То-то! Останисси и будешь жить у моём дворе, понЯл!,– Санёк почесал дворнягу между ушей,– и усё, пусть только цыкнить!»
А шел Саня прямиком из райцентра, а точнее из больницы, где усталый дедок-доктор вправил ему вывихнутое плечо и смазал пару ссадин, полученных по пьяному делу, а потом отправил домой, выписав перед этим Саньке листок нетрудоспособности, то есть больничный и тяжело вздохнув велел явиться через цельную неделю… Но домой выпивоха не торопился, а завернул к жившему неподалёку бывшему односельчанину, дружку и собутыльнику, Витьку, где они отметили встречу. А утром, на автобусной остановке, Санёк случайно встретился взглядом с лохматым, несуразно длинноногим бездомным псом, который так жалостливо заглядывал в глаза, что тут же получил кличку Шарик и статус домашнего питомца. Еще не протрезвевший Санёк ласково позвал псину с собой : « А чё, будешь охранять двор, а то Полкашка то издох, от, пошли уж»…
Водитель старенького пазика не выдержал завываний пса, который ополоумел от страха, оказавшись в машине, и высадил колоритную пару прямо на дороге, не доехав пары километров до хутора… Рука маленько саднила, в горле пересохло…
А ноги сами несли Санька к дому. Но вовсе не потому, что он соскучился по жене или детишкам, или не дай Бог, по тёще… Вовсе нет. Во дворе, в погребе, стояло и манило к себе отыгравшее надысь молодое виноградное винцо… Санька мечтательно закатил глаза. Прямо увидел, как он спускается в погребицу, достаёт с полки шмат свеженького, нашпигованного чесночком и тающего на языке сальца, наливает в литровую… Нет, в двухлитровую банку винцо, и тихомолком двигается к летней кухне, где отрывает ароматный мякиш от испечённого тёщей круглого, поджаристого хлебца, да с лучком… Санёк прибавил шагу…
Родное подворье встретило его тишиной. Сашка открыл калитку, пропуская вперёд псину.
— Давай, заходь… Только тихо…
Кошка, мирно дремавшая на крылечке под лучами утреннего солнышка, приоткрыла один глаз и подпрыгнула от неожиданности, приземлившись на все четыре лапы. Прямо перед ней, оскалив зубы стояло огромное, лохматое чудище, готовое в одно мгновение разорвать её. Она фыркнула. Зрачки её расширились, шерсть на спине мгновенно встала дыбом, а хвост распустился, будто павлиний, увеличившись в размерах раза в два и немного подрагивал. Мурка не стала ждать нападения и что есть мочи завезла когтистой лапой прямо по носу противника. Пёс отступил назад, завизжал. А та, воспользовавшись моментом бросилась наутёк. И через пару минут уже спокойно наблюдала за происходящими событиями с крыши сарайки… В курятнике забеспокоились куры.
— Ты ет чего, зараза,а?!
На шум из летней кухни вышла Шура, Сашкина жена… Надежда исполнить мечту рухнула в одночасье…
— Явилси, ирод,– она презрительно сложила руки на необьятной груди,– и иде таскалси?
— Дык, у больнице жа…
— А… А морда чё мятыя, как урюк иссохший…Опять… Паразит…
— От, и красивыя ты у мине женьшына…
— Ну, ну… Начал песню, соловей общипаннай,– она повернулась к двери,– мамань, поди ка сюды…
На крылечке, переваливаясь, будто уточка, появилась курносая, такая же дородная, как и её дочь старушка в старом плюшевом жакете, в белом платочке и истертом, надетом поверх темной, почти в пол ситцевой юбки, застиранном переднике.
— А ет, чего ишшо?,– указала на псину, сидевшую у забора.
— Дык, чё, охрана. Иди, Шарик, сюды. Ловко натянул на мохнатую шею ошейник.
Жена покачала головой: « Замызганай какой-то»…
— Ды ты чего! Отмыть, знаишь какой будить, закачаисси…
— Я, гляжу, ты уже… Качаисси… Ты, мамань, иди ка, сядь у погребицы… А ты,– Шура повернулась к мужу, собрала крепкие пальцы в увесистый кулак и помахала им прямо перед носом алкоголика,– смотри у мине…
Бабка взяла вязание и торжественно прошествовала к погребу на пост. Зять проводил её злобным взглядом.
— Чё ты начинаешь то…
— Ничё… Щас я тебе скажу чё, гад такой… Вона, у крылечке доска шатается, это раз, у сарайки крыша потекла, на базу у Борьки хто почистить обещалси и увеялси, сколько дён уж, а? Дитё работаить, а он, жаребец, гуляить… Догулялси, гад паршивай…
— А чё, дитё то… Его чё, не надо к труду приучать…
— Ага, ты жа приучаишь, на своём примере, показываишь, паразииит… Пятый десяток уж, а усё Санёк… Людей-то у твоём возрасте по отчеству величають, а ты…
— Ды ладно,Шур, усё исделаю я…
Шура горько вздохнула и двинулась к коровнику… Санёк почесал затылок. Взял в сарае молоток, пару гвоздочков, притащил из под навеса длинную обструганную доску и бросил рядом с крылечком. Покосился на тёщу. Та только пощёлкивала спицами и уходить не собиралась, исполняя наказ дочери. Поплевал на руки… Постоял. Вспомнил про вывих…
— Аэих, ды ну вас…
Он демонстративно прошёл мимо старушки в дом. Постоял немного, подождал, в надежде, что та пойдёт вынюхивать вслед за ним, но ошибся. Тёща не двинулась с места. Открыл окно и вылез наружу. Потом по молодецки сиганул через невысокий штакетник и был таков…
Сначала Санёк решил было пойти к магазину, где всегда толкался народ и можно было охмырнуться, найти собутыльника… Но вдруг его осенило. Сашка просиял и повернул в противоположную сторону, к подворью местного передовика, почти непьющего тракториста Васютина…
— Дусь, Дусяяя,– крикнул Санёк и напрягся в ожидании ответа,- Дууусь. Из-за выкрашенного зелёной краской забора выглянула непокрытая голова одноклассницы Санька, худосочной Евдокии.
— Чего тебе?
— Здоров, Дусь.
— Ну, здорова, коли не шутишь…
— Я это… Прибёг сказать тебе… Ты телевизор ишшо не уключала?
— Какой там… Усё у заботах, как ента белка. А чего?
— Дык, ты чё! Тама твоёво-то, Николая, к самыму что ни наесть, Ордену трудового Красного знамени представляють,– он подумал, и добавил для надёжности,– и ишшо можа у Верховнай совет СССР народнам депутатом возьмуть…
Женщина бросилась в горницу, где под накрахмаленной салфеткой поблёскивал новенький чёрно-белый телевизор. Включила. Показывали передачу « В мире животных», на другом канале – концерт. За её спиной маячил Сашка.
— От ить, а, надо жа, не успела. Сказали прям, не сумлевайси, механизатор Николай Васютин… К ордену…
Доверчивая Дуська схватилась за зардевшиеся щёки: « Надо жа, а Колька то и не знаить!»
— Дааа….,- он помедлил и скорчив уморительную рожицу, произнёс,– а ведь за такую новость, Евдокея, надо ба и проставиться!
Та всплеснула руками: « Конечно, щас принясу!». Хозяйка метнулась и через минуту на столе красовалась запотевшая, прямо из холодильника бутылочка беленькой и нехитрая закусь в виде варёной картошечки, солёных бочковых огурцов и нарезанного сальца. «О! Ет ты, Евдокея угодила! Благодарствую»,- он опрокинул стопочку и удовлетворённо крякнув, сразу налил вторую… Дуся прищурилась, глядя на довольную физиономию алкаша.
— А не брешешь?
— Ды ты чё, рази можно!
— Дак чёжа Кольке то ничё не сказали то,а?
— Ну… Можа суприз исделать хочуть… А то представь, поедить наш Николай у самУю область, а можа и у Москву…
— Даааа…
— Надо ба костюм подходяшшай, галстук тама…
— Ды как жа, есть, есть. Маньке на свадьбу-то брали… Новай почитай…
— О! За костюм надо выпить!,– он глубокомысленно поднял вверх указательный палец,– дааа, молодец-то Колька наш!
Но тут издалека послышалось урчание трактора… «ЛибО Коля едить»,– обрадовалась счастливая жена героя и кинулась на улицу, встречать…
Сашка же, поняв, что сейчас вскроется его афёра и бросился тикать огородами… Через пару минут довольный и хмельной он уже задумчиво прогуливался вдоль небольшой речушки, с живописно склонившимися над тёмными водами ветвями ракит… День был прожит не зря…
мама Лора
