Девятилетний Миша и семилетняя Варя Добрины приехали с родителями в гости к бабушке. Деревенька Ольшанка располагалась вдалеке от районного центра и неуклонно вымирала. Два раза в неделю сюда пока ещё приезжала передвижная лавка, доставляя необходимые продукты старикам, доживающим свой век возле родных могил.
Ольга Константиновна, мама Вари и Миши, смогла выхлопотать летний отпуск, да ещё одновременно с мужем. «И волнений меньше, и дети вволю отдохнут. Почти месяц на природе!» – от души радовалась она. Олег Петрович радовался ещё больше. Страшно подумать: почти два года он не виделся со своей старенькой мамой! А как ликовали дети! Ещё бы: и лес, и речка, и какие-то чудесные холмы, таинственно зовущиеся курганами.
Дни пролетали незаметно. В одно погожее июльское утро родители решили съездить в город за продуктами. «Уже и то, и это купить требуется, а до приезда лавки целых два дня. Медведей здесь, понятное дело, не водится, речка неглубокая, чужие появляются редко. Бояться нечего, – окончательно взвесив все за и против, решили они. – Тем более, машина под рукой. Самое большее – полтора часа в обе стороны».
– Вы уж, мама, присматривайте за внуками, – ещё раз напомнила Ольга Константиновна. – А мы постараемся не задерживаться. Миша и Варя соскучиться не успеют…
– Не беспокойся ты, Христа ради! – отвечала свекровь. – Я за тридцать с лишним лет вон скольких сорванцов в детсаду перенянчила. И все живы-здоровы, в добрый час сказать. А Васятка Стрельников даже профессором стал.
«Не бойтесь, поезжайте с Богом!» – уже вслед договорила баба Маня и перекрестила поднявшуюся за машиной пыль.
А работы полно: и воды надо принести, и за курами убрать, и зерна им подсыпать… Тут ещё котяра соседский повадился шнырять вокруг да около. Что у него, чёрта одноухого, на уме? Стянет курёнка – и поминай, как звали.
Дети сперва ходили за бабкой по пятам, но вскоре им надоело «помогать». Солидно, по-взрослому, уселись они на крылечко. «Высоко сижу, далеко гляжу. Всё вижу!» – тоненько пропела Варя. Миша, покусывая соломинку, начал обстоятельно рассказывать сестренке, как они весной с учительницей в поход ходили, старые окопы видели.
– Да, воробышки мои, да, – тихонько шепчет баба Маня. – Великая война шла, страшная. Девчонкой я тогда была, однако всё помню. Лютый изверг в нашу землю пришёл, одолеть нас пытался, да только все зубы себе обломал. Ах, сколько жизней родимых унесла война распроклятая! На полях – сколько кровушки пролито, сколько в землю ушло. И поныне она отзывается, эта кровушка… Ох ты, Господи, велика правда Твоя, только не пойму я, старая, зачем ты такие муки, такие страшные испытания на землюшку нашу посылаешь…». И крестится баба Маня, и слезу тёмной сухонькой ладошкой смахивает.
А внуки затеяли играть в прятки по новым, Мишей придуманным правилам: прятаться не ближе двадцати пяти шагов; если не находишь, расстояние удваивается. Попробуй, отыщи! Тихо в деревне, пустынно. Коров давно прогнали, да и сколько их осталось теперь? Раз, два – и обчёлся… Лишь кузнечики пиликают вовсю, радостно, неудержимо. Что им до печалей человеческих?
И Миша, и Варя счастливы своей детской непосредственностью, а в душе бабы Мани – привычная грусть родной, пустеющей деревни, некогда такой желанной, а ныне покинутой на произвол судьбы. Вспомнила она, как сразу после свадьбы срубили всей деревней большой и светлый дом, как долго вокруг пахло стружками. Шло время, шло – и детки окончили школу, и разъехались кто куда. Теперь только Олежка навещает, и то редко, редко. А дочка… Попробуй с Дальнего Востока добраться, когда билет на самолёт десятки тысяч стоит. Эх, дела! Вот так дни то летели, то тянулись, и стало понятно, ясно необычайно: жизнь-то прошла. И не воротишь её, горькую, милую. И грустно бабке, но не страшно ничуть: мир на земле, а это, пожалуй, всё-таки самое главное в жизни. Да и внуки рядышком – то за сараем, то у забора раздаются их весёлые, звонкие голоса. Как-то у них всё сложится? Лишь бы только судьба миловала, почаще давала послабления…
2
Миша отыскал Варю возле соседского забора за большущим, медленно превращающимся в труху бревном, лежащим здесь, наверное, ещё со строительства дома. Ему стало жаль сестренку: худенькая, беленькая, она сжалась в такой комочек, словно это и не игра вовсе, а в самом деле ужасная погоня. Но брат постарался скрыть жалость грубоватым смешком.
– Попалась, Варька. Ну ладно, мучить тебя не буду: не хочу прятаться, – великодушно распорядился он. – Просто прогуляемся до реки в счёт моей победы.
– Нельзя, бабуля заругается, когда вернёмся, – робко возразила Варя.
– Трусиха ты, Варька! – сам себя заводит Миша. – А знаешь, каких рыб наш дедушка в речке ловил? – и братик изо всех сил тянет руки в стороны, даже пальцы растопыривает. – Пойдём, мы быстро-быстро.
Варе волей-неволей приходится соглашаться – старший брат всё-таки.
Небольшая речушка почти заросла камышом и длинными, извивающимися водорослями. Воробей колено не замочит. Синие стрекозы беззаботно перелетают с места на место, покачиваются на осоке, а потревоженные лягушки сердито плюхаются в воду и через секунду высовывают из воды пучеглазые морды.
– Не мочи ноги! – строго поучает Миша, хотя сестричка и не думает подходить к воде. – Тут камни через речку положены. Знаю, с папкой в позапрошлом году ходили. Ох, он мне и задал тогда! Я лягушку камнем расшиб, – с гордостью признался он. («Ты представляешь себе ее муки? – в сердцах говорил Олег Петрович. – Она ведь живая, Миша. Живая, понимаешь ты! Да и теперь дышит ещё, лапками дрыгает. Помнишь, как ты весной палец молотком прибил? А это – в тысячу раз больнее, и не заживёт никогда».)
– Мы не договаривались на ту сторону, – заныла Варя, видя, что Миша, не обращая на нее никакого внимания, упорно балансирует на камнях.
И вдруг то ли камень покачнулся, то ли нога соскользнула с его покрытого тиной бока, – только мальчик судорожно схватил руками воздух и нелепо грохнулся в воду. За весёлыми брызгами Варя не услышала глухого стука. Она несколько секунд стояла, как вкопанная, а потом тихонько засмеялась: «То-то, Мишка-хвастунишка! Попадёт же тебе дома! Вылезай скорей». Но брат лежал без движения, рука его неестественно подвернулась за спину. Варя начала всхлипывать: «Мишка, ну Ми-и-ша, вставай, мне страшно…».
И вдруг она решительно вытерла слёзы, сбросила сандалики и пошла в воду. Пошла не по камням, а рядом с ними, с другой стороны, где было мелко – чуть выше щиколотки. Миша лежал, где глубже. Голова его была повернута набок, рот заливала тёплая зеленоватая вода. От затылка дымной полоской тянулась кровь.
И тут Варя неожиданно, по-взрослому, оценила обстановку, собрала все свои детские силёнки и попыталась вытащить брата на берег. Но тонкие девчоночьи ручки только и смогли поднять Мишину голову на плоский камень, удобно возвышающийся над водой. Это заняло несколько мгновений. Варя, забыв про обувь, в мокром платьишке, облипающем худенькое тельце, руководствуясь каким-то шестым чувством, со всех ног бросилась бежать не к бабушкиному двору, а на ближайший, противоположный деревне, бережок пескариной речушки. Она бежала, смутно сознавая, что где-то рядом должна быть просёлочная дорога. И всё-таки своим детским умом она не могла понять, что встретить кого-либо на этой заброшенной дороге, в стороне от глухой деревни, была равна нулю. Но она бежала из последних сил, бежала сначала по репейнику до дороги, а потом по горячей, растрескавшейся земле, – бежала, роняя слёзы, всё дальше, дальше…
3
И совершилось чудо. Вдали заклубилось облачко пыли – и через минуту из старенького «Москвича» выскочил молодой высокий мужчина и склонился над рыдающей Варенькой. Едва услышав первые слова, он подхватил девочку на руки и что есть силы помчался к реке. «Там братик… убился…», – то и дело икая и судорожно всхлипывая, повторяла она.
Путь до реки занял у молодого человека не более минуты. Увидев лежащего в воде мальчика, он легко поднял его на руки и вынес на берег. «Всё будет хорошо, всё будет славно, – вполголоса повторял он. – Дядя Ваня поможет». Варенька упала около брата, глаза её застилала розовая дымка.
А дядя Ваня уверенно и быстро возвращал мальчика к жизни. Сначала из Мишиного рта полилась вода, потом его вырвало. «Здорово нахлебался всё-таки!» – заметил мужчина. Он что есть духу побежал к машине и, подъехав как можно ближе, принёс аптечку. Миша вдохнул пары нашатыря и сразу же испуганно открыл глаза. Его первые бессвязные слова были: «Вот лягушка… та… папина… под ногу…».
Дядя Ваня осторожно ощупал его голову, бормоча: «Легко, брат, отделался! Ссадина, порядочная шишка, но кости вроде бы целы. В крайнем случае, небольшое сотрясение. Но мог бы захлебнуться. И как нелепо – на мелководье».
Миша между тем попытался встать на ноги. Его беспрерывно шатало. Но постепенно у мальчика перед глазами светлело, а цвет его лица из желто-зеленого становился всё бледнее, и всё сильнее обозначались чёрные круги под глазами.
– Откуда вы, кузнечики? Из той деревушки за речкой? Переехать на ту сторону вряд ли получится, но пешим ходом провожу вас до самого крылечка, – весело и мягко произнёс спаситель. Но дети, потрясенные пережитой бедой, в один голос стали просить дядю Ваню не беспокоиться.
– У бабушки больное сердце, она испугается. Мы сами потихоньку вернёмся, чтобы её не волновать. И речку не по камням перейдём, – пообещал Миша.
– Ну, смотрите сами, – отозвался дядя Ваня и ещё раз пристально и светло посмотрел на Мишу. – Думаю, опасность позади, сами доберётесь. Вот они, дворики, – рукой подать.
– А мы в самом крайнем домике живём, – прощебетала Варя. – Спасибо тебе, дядя…
Дядя Ваня погладил её по русой головке, а Михаилу протянул руку: «Долго жить будешь, парень!» И широкими шагами стал подниматься на взгорок.
4
К полудню просёлочная колея вывела Ивана на большую дорогу. «Так-то, – улыбался он. – Выходит, не зря решил спрямить дорожку. Вот через трудности и счастье протолкалось… Ишь вы, кузнечики!».
Между тем ровная, прямая, как стрела, дорога пошла на сужение, из четырехполосной превратилась в двухполосную. Один за другим стали попадаться подъёмы, спуски, мосты.
Дяде Ване оставалось всего несколько метров до вершины одного из подъёмов, когда какой-то лихач, мчащийся по встречной полосе, решил обогнать фуру. Колонна автомобилей за ним сразу же сомкнулась.
Многоопытный Иван сразу мгновенно оценил обстановку: «Влево не проскочу, не успею, да и некуда. И тормозить нет смысла. Может случиться страшное», – молниеносно пронеслось в голове. А сердце работало холодно и чётко. Обочины не было, и дядя Ваня выбрал единственно верный вариант. Он начал тихонько прижиматься к искалеченному отбойнику, одновременно плавно снижая скорость. И вдруг машину резко бросило вправо, она сбила несколько столбиков и рухнула в задебренный овраг.
5
Баба Маня не находила себе места. Три раза беспомощной старческой трусцой она обежала двор, обследовала хату, спустилась в погреб – и, кряхтя, начала подниматься по ветхой чердачной лестнице. Вдруг с четвёртой ступеньки заметила возвращающихся с прогулки внучат, и, едва коснулась привычной земли, сразу же подняла хворостину. Усевшись на крыльце, искусно припрятав хворостину за створку двери, баба Маня стала поджидать гулён.
– Ах вы, окаянные! Бабку измордовали! – напустилась было она, – и осеклась на полуслове. – Господи светы, что у тебя с головушкой-то? Расшиб?! Чуяло сердце беду… Вот мать вам задаст, а пуще всего мне, старой дуре. Проспала, скажет, старая. И поделом мне!
Всё больше и больше сокрушалась баба Маня, и разные страшные мысли всё неотвязней теснились в ее голове.
Вскоре из райцентра возвратились радостные родители и сразу же по испуганному лицу свекрови Ольга Константиновна заподозрила неладное: «Что-то натворили?» – и вдруг оборвалось материнское сердце, вспомнила она, как у магазина стало ей ни с того, ни с сего тревожно, плохо. Списали на погоду…
– Что с ними? – еле выдохнула она. – Живы?
– Да живы непоседы наши, живы! – храбрилась баба Маня, хотя у самой губы прыгали и руки ходили крупной, тяжёлой дрожью. – В хате Мишенька лежит, ушибся он. Варюшка его привела. Говорит, какой-то дядя Ваня спас…
Родители, не помня себя, бросились в дом. Баба Маня снова не находила себе места…
В тот же день Мишу, как он ни упирался (не помогли ни слёзы, ни заверения), увезли в районную больницу, а через три дня вся семья уехала домой, в Москву.
– Не переживай, мама, – шептал Олег Петрович, целуя на прощание похудевшую и сгорбившуюся бабу Маню. – Главное – всё обошлось. В жизни всякое бывает. Не горюй!
6
В последние дни декабря в предпраздничную столицу из глухой, занесённой снегами деревни пришло письмо. Баба Маня поздравляла ненаглядных внучат, а так же любимого сына и невестку с наступающими праздниками и сообщала, что съездила по осени в райцентр, зашла в редакцию газеты, где объяснила ситуацию и попросила напечатать объявление – авось, откликнется дядя Ваня. Да неместный он, видно, из другого района или даже области. В округе-то все друг друга знают, сказали бы ему про газету…
…Прошло два года, и в семье Добриных родился мальчик. Родители, ничуть не сомневаясь, сразу же назвали его Ванечкой – в честь спасителя старшего сына.
…Минуло ещё несколько лет. Однажды маленький Ваня услышал от сестры эту историю и каждый день стал просить маму и папу, чтобы они нашли дядю Ваню. И у самих родителей, несмотря на неудачную попытку бабы Мани, желание это становилось всё глубже и сильнее, пока не стало потребностью. Наконец Олег Петрович решил написать письмо в редакцию известной московской газеты, расходившейся громадными тиражами не только по России, но и по зарубежью.
Письмо было озаглавлено «Где Вы, дядя Ваня?» и в скором времени напечатано.
«Случилось это несколько лет назад в небольшой деревушке Ольшанка, куда мы с женой и детьми приезжали в гости к моей матушке, – говорилось в письме. – Однажды, когда мы отсутствовали, дети убежали на речку, протекающую недалеко от нашего двора. И случилась беда. Миша, переходя речку, поскользнулся, ударился головой о камень и начал тонуть. Варя не растерялась и побежала на просёлочную дорогу. В этих местах машины – большая редкость, но тут, к счастью, появилась одна. Водитель, узнав в чём дело, побежал к речке. Вытащил нашего сына, оказал ему помощь и уехал, убедившись, что с детьми всё в порядке. Мы ничего не знаем о нём, не знаем кто он, откуда. Варя запомнила только то, что он молодой, высокий и зовут его дядя Ваня. Мы искали его, всех расспрашивали, моя мама даже ходила в редакцию местной газеты. Все долго надеялись, что он откликнется. Но его так и не нашли. Вероятно, он был в этих краях гостем, как и мы. И всё-таки в нашей семье его никогда не забывали. Жена не перестает молиться за здравие безвестного Ивана. Недавно у нас родился второй сын. Мы назвали его именем спасителя нашего старшенького. Каждый год, отмечая все дни рождения, мы поднимаем бокалы и за дядю Ваню. И – чего не бывает в жизни – вдруг он прочтет наше письмо и, наконец, найдется.
С глубокой надеждой –
семья Добриных (Олег, Ольга, Миша, Варя и Ванечка)».
Ответа не было.
Author: Луценко Сергей
