– Мне жарко. Зачем этот шарф?
– Сегодня прохладно. Надо шарф, простынешь.
– Прохладно? Не пойду …, – муж капризничал.
– Пойдёшь! Обувайся, суй ногу …
Из подъезда выходили двое. Он опирался на клюку, она придерживала ему дверь.
– Сыро как! Куда ты меня тащишь? Может сама сходишь?
– Нет! Врач велел тебе ходить. Идём, Миш, шагай, – Елена помогала мужу спуститься со ступенек.
– Холодно. А Сеня с нами не пойдёт?
– Не пойдёт. Сеня умер. Без Сени пойдём. Шагай.
– Без Сени плохо.
– Конечно, плохо, но гулять надо, пошли-пошли.
Он взял жену под руку, и они тихонько двинулись. Надо было пройти двор, дойти до светофора, перейти через дорогу, преодолеть небольшую аллею, а там и магазин.
– Яблок купим, – предложил он.
– Купим, купим.
Шла та пора, когда весна приоткрыла занавес, а потом, как будто, решила подождать, не спешить, потянуть время ожидания своего выхода, чтоб встретили её ещё радостней. Вчера лил дождь, но сегодня распогодилось, хотя стужа, прячась, заползала в рукава и в ворот.
Он смотрел исключительно себе под ноги, останавливался перед лужами, которые она не всегда замечала, но, из-за внимательности мужа, они старательно их обходили.
– Миш, смотри как алыча расцвела! Смотри – ох, белая. Красиво.
Он поднял слабовидящие глаза: на фоне холодного яркого весеннего солнца цветущее дерево вызвало головокружение. Он оперся на клюку и крепче схватился за жену.
– Ой! Да ну его. Плохо вижу, и голова что-то … Пошли.
Он шёл и бурчал без конца о том, что зря она его потащила в магазин, что зря он поддался на уговоры, что врачи эти нынче ничего не понимают, и что случись что – ей же и расхлебывать.
Елена слушала и тихо улыбалась. Она была рада, что вытащила его пройтись. Чего ей это стоило! Неделю уговаривала…
– А Сенька-то где? Сенька!
– Да не кричи ты! Нет Сеньки, похоронили мы его, вспомни!
Они дошли до светофора. Она предупредила, что пойдут сейчас через дорогу, но так и не поняла, осознал ли он это. Видно было, что уже устал. Сейчас на аллее надо делать передышку – там есть скамейки.
Водители благородно подождали – заканчивали переход они уже на красный.
До скамьи добрели и упали оба. Он от того, что не ходил так далеко сто лет, она – скорее, от волнения за него.
– Вот, видишь! До нашей скамейки и дошли, – они посидели молча, потом она улыбнулась, – Помнишь, как бегали в этот парк на танцы, вон туда, в клетку? – она оглянулась, – Сейчас там ресторан стоит.
Он не отвечал, облокотившись на клюку отдыхал. Надо было набраться сил до следующего рывка – до супермаркета. Он не будет там выбирать товар, он также посидит, подождёт жену. Только б яблок не забыла она взять. Надо напомнить.
– Яблок возьми!
– Да возьму. Пошли, а то замёрзнешь.
И пара, потихоньку перебирая ногами, отправилась дальше.
В магазине она аккуратно провела мужа сквозь самооткрывающиеся двери, он, почему-то, их боялся, усадила его на скамейку возле аптечного киоска, а сама отправилась внутрь.
Пока ходила по продуктовым отделам, все время старалась пройти так, чтоб краем глаза увидеть его: «Ага, все нормально, сидит, поднимает голову на всех выходящих, ждёт её, разглядывает народ». Она спешила дальше.
Наконец, вышла.
– Ну, что как долго-то. Жду-жду… Волновался уж.
– Так ведь очередь на кассе.
– Яблок взяла?
– Взяла, хорошие, красненькие. Сказали, сочные очень.
– А Сеньке косточек?
– Не взяла! Умер Сенька. Вставай, пошли, – её уже это сердило. Как будто издевается. Но она знала – он не издеваться, он, и правда, забывает, что пёс их уже умер.
Они вышли. Елена, аккуратно ведя мужа, рассказывала ему о том, что взяла сейчас в магазине, о высоких ценах, и о том, что сейчас есть всё исключительно. Вспоминала, как приезжала дочь и брала невиданных кальмаров, и ели они тогда впервые в жизни из них салат. Воспоминания – это богатства старости.
Всю жизнь он был её опорой. Он из тех мужей, которые держат семью крепко, которые не подведут.
Конечно, были и ссоры, куда без них. Один раз чуть не разошлись, даже жили уж врозь. Но жизнь свела опять. Он – ее опора по жизни.
А теперь вот … годы …
– Ты не замёрз?
– Замёрз, конечно, вздумалось тебе гулять…
Он не замёрз, специально так сказал. Ему хотелось скорее вернуться домой и упасть на любимый промятый диван. Вот тоже придумала жена эту такую нелегкую прогулку! Вот придумала!
А она поняла – он не замёрз.
На аллее они опять уселись на скамейку. Только не на свою любимую, а на соседнюю: их скамейка была занята. На её спинке сидели парни и девушки, ногами на сиденьях.
Там было очень весело, они смеялись и перекрикивали сами себя, носились вокруг скамьи, догоняя друг друга. Молодые, чтоб не повеселиться?
В жизни и правда бывают моменты, когда настолько весело, что можно хохотать даже глядя на палец. Это называется – приступ безудержного веселья. У молодежи с соседней скамьи, видимо, он и случился.
Пожилая пара отдохнула. Они немного посидели молча, разговаривать тут было бессмысленно, соседняя скамья шумела.
А когда решили встать – Михаилу это сразу не удалось. Он привставал и опять падал на скамью. Клюка не помогала. Пришлось жене его подтягивать. Он поднялся, но вот яблоки из пакета неожиданно посыпались, в волнении за мужа Елена, тоже не очень хорошо видящая, неправильно пакет подхватила.
Яблоки посыпались, закатились под скамью.
Молодежь закатывалась смехом:
– Смотрите, старушка яблоки посеяла! – хохот.
Парни подбежали и начали их собирать. Хозяйка яблок была благодарна, раскрыла пакет, чтоб кинули они их обратно.
– Хочешь яблочка, Катюх? Лови!
И яблоко полетело к девушке. Но перелетело – упало далеко за ней, в кусты.
– Спасибо! Верни старушке теперь, найди в кустах, – ответила та, которая яблоко не поймала.
Другим яблоком с размаху парень кинул в того, кто угощал Катюху.
– На тебе!
– Ты, сволота!…
– Бабкино яблоко разбилось!
– Бабка, прости!
– Иди, старушенция! Кончились яблочки!
Веселая игра и перепалка продолжалась. Стоял крик, кто-то уже просил надкусить яблоко, кто-то жонглировал, девчонки повизгивали.
Елена стояла растерянно. Так жаль было яблоки, которые так долго и старательно она выбирала.
И вдруг …
Из-за спины показался муж. Он, даже не опираясь на клюку, резво подошёл к скамье и обратной стороной клюки подхватил одного из парней за шею, подтянул к себе, но тот выскользнул, отбежал:
– Ты чё, дед?
А тут дед грозно, как мог он только в годы зрелости, произнес:
– Ты, паскудник, сейчас извинишься перед женщиной! Иначе будешь иметь дело со мной! Учти, жизнь тебе испортить я могу сильно!
Его рык был настолько грозен, что на них обернулись даже прохожие. Вдали остановилась пара молодых людей, и женщина с девочкой лет пяти. Он перевернул клюку, поставил и оперся на неё:
– Я слушаю! – сказал громко, четко и очень настойчиво.
Наступила тишина. Игра прекратилась. Молодые напряглись и смотрели на того, к кому обратился старик. Парень переводил глаза с ребят на старика.
– Да чего я-то? Я только… Ну ладно, чего там, простите. Вот ваши яблоки. Мы пошутили просто …
Они подобрали несколько яблок и сунули ей в пакет.
– Простите нас, пожалуйста, – с душой произнесла одна из девушек.
Елена кивнула, было обидно, но говорить ничего не хотелось. Она подхватила мужа под руку и направила по пути к дому.
Молодежь с удивлением смотрела на старика: надо же, этот немощный дед только что их даже испугал.
А Елена сейчас всей спиной чувствовала их взгляды, слышала шушуканье. Она очень гордилась. Сейчас она была под защитой, под крылом её мужчины. Он был рядом и не дал в обиду! Он – её спаситель и опора.
Проходящие женщина с дочкой шли им навстречу. Они остановились, переговорили о чём-то, и девочка при встрече протянула им апельсин.
– Угощайтесь!
– Да что ты, милая, не надо.
– Возьмите, пожалуйста, – попросила ее мама, – Это от чистого сердца!
– Благодарю Вас!
Старость может быть либо покоем, либо бедой. Покоем она становится тогда, когда её уважают.
Дорога была позади. По нажиму на её локоть, по тому, что муж молчал, а не бурчал привычно, было понятно – он очень устал.
Когда вошли во двор, Михаил уже сильно покачивался. Но перед тем, как войти в подъезд все же строго спросил:
– Тебе яблоки все вернули?
Нет, конечно. Одно яблоко совсем разбилось, второе осталось в кустах, но она ответила:
– Все! Конечно, все! Спасибо тебе, Миш! Если б не ты… Видишь, не зря пошёл. Ты – мой герой.
Он приосанился и важно поднял подбородок.
– А Сеньке-то ты косточек не забыла? – говорил он, переступая порог.
– Не забыла. Всё взяла, Миш. И Сеньке косточек тоже взяла.
***
Учимся любить…
