Гусевы опять поругались. Причиной для ссоры послужила их годовщина. Шестого апреля минуло двадцать лет законного брака. Гусева Варя планировала отметить событие с помпой: пригласить гостей и закатить пир на весь мир.
Гусев Александр, поняв, что для него эта годовщина станет такой же «приятной», как для лошади свадьба, вдруг заартачился и уперся рогом.
— Давай дурью маяться не будем, Варька? Давай подождем немного и девятого мая годовщину отметим? С шашлычками, да на свежем воздухе, а?
Память у Гусева отличная. Девятого мая, двадцать пять лет назад, они познакомились. Дата круглая, знаменательная, теплая и героическая. И не надо париться в тесной квартире с кучей никому не нужных гостей и родственников, а уютно посидеть у тихого озерка. Гусев будет закидывать удочку и ловить серебристую плотвичку (плотва как раз пойдет), а Гусева будет резать зеленый лук, варить в котелке картошку с морковкой и с лавровым листом. И никого! Красота!
А тут придется мучиться в тесной рубашке, с животиком, стянутым тугим ремнем, в парадных брюках, тесноватых по причине набранного (а все Варькины котлеты) за зиму веса, поднимать тосты «за молодых», выслушивать бабскую трескотню про рассаду, утихомиривать разгулявшегося тестя и ежиться под внимательным прокурорским взором вредной тещи (что-то много ты стал выпивать, Сашенька).
Гусева предложение супруга гневно отбросила. Во-первых, ждать торжества придется месяц. Дата знакомства не такая уж и значимая по сравнению с датой законного оформления отношений. Во-вторых, Варя уже отмечала «праздник» в прошлом году. Пока муж, как последний идиот, носился вдоль озера с удочкой, совершенно не обращая внимания на скучающую Варю, она сидела дура-дурой в одиночестве и грустила. Шашлыки были отвратными на вкус — не до них было: на Варю напала рота клещей, в количестве (о, ужас) тринадцати штук!!!
В квартире озера нет, и муж под присмотром мамы (лишнюю рюмку не выпьет). Милые сердцу подружки. Интересная беседа. И никаких насекомых, кроме кота!
Ну и что? Надулись, как мыши на крупу. Варя ушла на кухню, где подозрительно громко расхваливала жирного Степку и звала его (очень громко, чтобы Саше слышно было) «кушенькать».
— Степушка, пусик-масюсик, куся-гусюся, пися-масися, иди кушенькать, иди, мама котлетки тебе даст!
Стерва такая! «Кусик-мусюсик», с утра куриных потрохов обожравшись, на умильный зов хозяйки идти не хотел. И не шел. Почти. Саша его за ноги держал — коли мужик, так блюди мужскую солидарность! А та, дура, запершись на кухне, забодала горланить:
— А? Где же ты, мой михрюсик–попусик? Где же моя люсюлечка-басюлечка?
Мужу родному, двадцать пять годов как с ней познакомившемуся, двадцать лет (как один денёк) честно на этой кобре женившемуся — ни словечка! Сиди, мужик, голодный! Похрену на твои старания, на твое благородство и заслуги! На детей, тобою выращенных и в люди выпущенных, на дачу, самолично выстроенную, на хлеб и соль, на зарплату, столько раз отданную, тебе же, кобра ты этакая, в руки… Пофиг! Кусик-мусюсик… Х*русик!
— Вали, предатель! — Саша дал Степке хорошего поджопника и обиделся всерьез.
Варя услышала треск входной двери. Хорошо саданул, со вкусом. Наверное, в гараж пошел. Напьется там, паразит, потом полночи спать не даст: будет тут свои обидки вслух проговаривать: какая Варька гадина, как она мужа не кормит, как она его до нитки обирает, и вообще…
А, может, и вовсе не придет. Созовет соседей по гаражам, со злости проставится, банку шпрот на всю бригаду откупорит. Назюзюкается с ними до чертей, будто не со стакано́в пить будут, и из корытца, как поросята. Нажрется и завалится прямо на брезент у машины. Будет храпеть и пузыри из соплей надувать, жених: штаны порваны, пузо голое на боку висит, морда в перьях каких-то — тьфу, блин! А утром еще и сынам надоедать начнет: ребяты, принесите, кто-нибудь, пивка! Помираю!
Варя встала посреди кухни в боевую стойку:
— И вали! И вали! Больно ты мне нужен, дрючок ты облезлый! Давай, позорься, детей позорь, морда ты поросячья! Пей, шляйся, дома-то у тебя дел нету! Дома-то у тебя жены нету, паразит! Иди, иди! Пропали мы без тебя, как же! — блажила Варя в тишину захлопнутой двери. — Иди! Степка, да отлезь ты от меня! — она отпихнула назойливого кота от себя. И без него тошно.
— Галя, ты дома? — постаравшись сделать свой голос беспечным и озорным, Варя спросила у подруги, не сразу ответившей на звонок.
— Что, Варя? В такую рань звонишь. Выходной! — Галина еще не проснулась.
— Тут такое дело… Помнишь, ты про здоровье мне рассказывала? Так я согласна!
До Гали не сразу дошло, какое «здоровье» имела в виду Варвара. Потом поняла: на внеочередном «девичнике» незамужняя Галина пилила Варе мозги про легкие связи с посторонними мужчинами. Мол, связи на стороне укрепляют семейные отношения. Каждая дама бальзаковского возраста просто обязана изменить хоть раз. Для здоровья и поднятия самооценки. Варька тогда отнекивалась, делала круглые глаза и назвала Галю нехорошим словом. В ответ Галя назвала Варю курицей и коровой домашней. Ну и поругались. Не без этого.
Получается, Варя созрела, чтобы вступить на тропу разврата? Интересно.
— Я готова! — бодро отзывалась Варя. — Куда идти?
— Ой, чума… — схватилась за голову Галина, — ты вечера хоть дождись. И надень что-нибудь приличное, а не кофту с блестками. А что, с Сашкой поругались?
— Хуже — развелись навеки! — рявкнула в трубку Варвара.
***
В гаражном кооперативе было пусто. Мужики куда-то подевались, будто их корова языком слизала. Гусев позвонил одному, потом другому… Сотоварищи по пьянке и дружеским беседам о политике и рыбалке (а не о бабах, как многие думают) отнекивались: у кого ремонт, кто заболел (температура под сорок, кха-кха), кто-то шибко занят (кобру в торговый центр повез).
— Каблуки! — Александр дерзко сплюнул под ноги и, кряхтя, открыл ворота гаража.
Его ласточка пятого года рождения, наглаженная, маслицем свеженьким накормленная, до блеска натертая, где надо, смазкой обработанная, скучала среди кирпичных стен своей темницы. По блеску фар Саша понял: радуется, родименькая, прогулке. Насиделась.
— Да ты моя кукусенька-мусюсенька (а не все с кошаками сюсюкать), да девонька моя ясноглазая, да люлюсенька-мисясюсенька, соскучилась по хозяину, настрадалась? — Гусев погрузил в аккуратную «Ренушку» ящик со снастями, крючками и буром, дожидавшимися хозяина на гаражных полках.
Наст в лесу уже почернел, сугробы осели и свалялись в грязные кучи. Рыбаки, даже самые отчаянные, закрыли сезон зимней рыбалки. Лед грозил вот-вот расколоться на крупные, опасные глыбы. Но накануне постоял хороший морозец, последний нынешней зимой, и на время все окрестные водоемы, сочившиеся оттаявшей шугой, хорошо подковало. Можно ведь и рискнуть?
«Ренушка» вырулила на трассу и весело помчалась к ближайшему озеру, живописно устроившемуся за перелеском. Озерцо славилось жадными до халявной жратвы щуками и вечно голодным окуньем. Александр оставил машину у дороги и осторожно шагнул на тропку, намятую снегоходами. Морозец сделал ее твердой — шагалось легко. Правда, когда Александр нечаянно оступился — чуть по пояс не утонул в глубоком снегу. Немного чертыхнувшись, выбрался на тропку и пошагал дальше, с удовольствием прислушиваясь к весеннему чириканью перезимовавших птах.
На озере никого. Это настораживало: выходной день, мужиков полная стая должна быть. Да что они, куда подевались-то все? За женские юбки вцепились, каблуки? Поверхность ледяного покрывала была подозрительно рыхлой. Саша осторожно вступил на лед. Ничего — пройти можно! Благодушное настроение вернулось к нему: погодка замечательная, в кармане припрятано сало с хлебцем. Чаек можно на коптилке разогреть. Красота!
Первый бурый мотыль из пенопластовой коробочки, купленной по дороге в гараж, был насажен на крючок. Через некоторое время — дерзкая поклевка. Саша ловко подсек рыбину. Аккуратно вываживая добычу, понял — тяжеленькая, на полкило, точно! Рыбацкий азарт поглотил его целиком, со всеми потрохами. Время полетело, как умело пущенная меткой рукой стрела…
***
— Ты чего? Десять утра! Ты куда собралась? — Галя застыла на пороге. Варя стояла в дверях в полной боевой экипировке.
Правда, не в той, в которой Галина ее ожидала увидеть. На Варе надеты теплые штанишки и удобная куртка. На ногах — сапоги. И шапчонка на голове. И это вовсе не вечерний наряд для свидания.
— Ты еще не собралась?
— Куда?
— На тропу здоровья, куда! Сама же мне мозг выносила: надо похудеть, надо похудеть! А теперь заднюю включаешь?
— Да я не про то здоровье говорила, балда! — рассмеялась Галина.
— Ай, ну тебя, извращенку! Прокат работает, не знаешь? — Варя отвернулась, не дождавшись ответа.
Тропа здоровья проходила через перелесок, обычно по ней сновали лыжники и неугомонные пенсионерки со скандинавскими палками. Рядом работал прокат лыж. Варя оплатила три часа прогулки. Пластиковые легкие лыжи резво понесли ее с не очень крутой горы. Ветерок свистел в ушах. Светило мартовское солнце, птички тенькали среди верб, украшенных пушистыми зайчиками. Настроение у Вари наладилось на душевный лад. «Покатаюсь, молодость вспомню. До озера доеду, чайку из термоса выпью. Снег сойдет, пешком с палками ходить буду. На даче тоже физической работы полно. На диету сяду. Похудею, постройнею, красивая буду. И чихать мне с высокой горы на Гусева» — думала она. «Гусев мне, такой:
— Варя, а Варя, а чего ты такая… красивая?
А я ему ничего не скажу. А еще с букетом цветов домой заявлюсь. А гусь мой лапчатый пусть ушами хлопает! А я ему покажу! Я ему устрою!»
Про Галю с ее «здоровьем» Варе и думать не хотелось: «Какая дура! Такое мне предлагать! Совсем с катушек съехала! Да что бы я от родного мужа куда-то на сторону пошла? Ой, дура! Как была слабой на это дело, такая и осталась. То-то ее мужики замуж не берут!»
Озеро раскинулось перед Варей во всей своей красе. Солнце разыгралось не на шутку, припекало, отражаясь в миллионе мелких льдинок, поддернутых вешней водой. На озере маячил одинокий рыбак в оранжевой куртке.
— Вот такой же дурень, как мой, — пробурчала себе под нос Варя, — дома не сидится! Лед вот-вот лопнет!
Она достала из рюкзака термос, открутила крышку, налила чайку (без сахара, между прочим) в кружечку. Лучше бы кофейку — такой вид. Прямо Швейцария! Солнышко! Весна. Если бы не маячил этот дурак-рыбак, то вообще красота! Хотя, если вспомнить картины французских импрессионистов, яркое пятно на сияющей глади весеннего льда… ничего так! Вырядился. Для МЧС старается. Вдруг льдина оторвется, так чтобы потом в Балтийском море по куртке отыскали. Плавуна.
Варя хихикнула шутке: никуда «льдина» не уплывет: озеро круглое и небольшое. До «моря» добрых триста километров лесами.
Рыбак поднялся с насиженного места, прихватил бур и почапал к противоположному берегу. То, что он дурак — видно было: мужчина утопал в шуге чуть не по пояс. А то, что он — Варин собственный муж Александр, до Вари дошло только что!
— Гус-е-е-е-в! Дебил! Стой! Стой, я говорю! Утонешь! — заорала Варя.
Рыбак неуклюже повернулся на крик и вдруг провалился под лед целиком.
— С-а-а-а-ша! Держись!
Ох, если бы сейчас видели Варю! Она ракетой устремилась к озеру спасать бестолкового Сашка. Где лед был крепче — двигалась коньковым шагом. Рыбак, цепляясь за края проруби, ломал ногти, крошил рыхлый лед и не смел вскрикнуть даже, только глаза пучил.
Варя ловко отцепила лыжи и бросила одну из них поперек промоины. Сашок схватился за нее. Теперь можно было перевести дух. На помощь подоспела лыжная палка. И так, потихонечку, аккуратненько, без лишних рывков Александр выбрался на твердую поверхность.
Он был мокрый, тяжелый, отупевший от пережитого приключения.
— А я уж с архангелами собрался встречаться, — только и смог он сказать.
— Молчи, Саша. Нам бы теперь до берега добраться, — Варвара ловко подтянула себе первую лыжу, вставила в крепление ботинок, — пошли, дорогой. Я подстрахую.
Молча догребли до берега. Вздохнули с облегчением. Добежали до машины. Варя заставила мужа раздеться, включила печку. Зуб на зуб у Александра не попадал. Сама села за руль и в две минуты докатила до города.
И только там Варя дала волю эмоциям.
— Дурак ты! Все вы, мужики, дураки, но ты — самый первый! — кричала она. — Никого на озере, ни одной души, но Гусев у нас — передовик! Гусеву больше всех надо!
Гусев не смел возразить. Не Варя бы — ему давно кирдык пришел бы. Что тут говорить — спасительница! Надега! Опора! За такое положено человека поить до скончания века. Но Варя не пьет. И слава богу — кто-то должен в семье иметь ясную голову на плечах?
***
Ну конечно, отмечали в квартире. С друзьями, родителями и детьми. Не так страшен черт, как говорится. Супруги сидели рядком и беседовали ладком — любо-дорого. Александр не ворчал, не куксился и не пыжился: шутил и смеялся, как и положено вести себя, когда заново родился.
После того, как довольные гости разошлись, Гусев, хитро подмигнув, решился спросить:
— Любишь меня?
— Ай, да ну тебя, Гусев, в самом деле! — отмахнулась Варвара.
— Любишь, любишь! — улыбался Александр, — эвон, как помчалась за мной. На лыжах! Переживаешь за единственного муженька, да?
Стоит ли объяснять хмельному супругу причину прогулки? Не стоит. Пусть его… За просроченный прокат заплатил, и будет.
— А ты, Варенька, молоток! Не женщина, а богиня прямо! — глаза у Александра влюбленные. Есть чем гордиться. Такая жена! Сама в прорубь загонит, сама вытащит, сама плюнет, сама поцелует… Красота!
— Иди уж… Спи. Герой-любовник. Будильник на сколько заводить? Плотва пошла, мужики говорят, — Варя вертела в руках пластмассовый карманный будильник.
— А ну ее, плотву эту. Может, Варя, в честь годовщины, на концерт завтра смотаемся. На этого, твоего, любимого…
Александр вдруг вынул из пиджака два билета на концерт… этого… самого, Вариного любимого певца.
Та ахнула, хлопнув в ладоши.
— Сань, да когда ты умудрился-то? Ой! — она порывисто обняла мужа и крепко расцеловала. — Вот это подарочек! Вот это сюрприз!
Саша, в свою очередь, тоже махнул рукой.
— Да чего там. Любимая женщина все-таки…
Автор: Анна Лебедева
