Многие в посёлке поговаривали, что Надежда знается с нечистым. Всё потому, что она была одинока, но мужчинам, что пытались завести с ней отношения, давала от ворот поворот. Надежда появилась в поселке несколько лет назад, устроилась учительницей в местной школе. Обжилась, завела хозяйство, но своей так и не стала. И видать, решила уехать.
Иначе зачем бы ей идти к соседке, Сороке, с предложением купить у нее курочек-несушек? Птица у Надежды была отменная, но Сорока надула губы:
— Не знаю, не знаю… у меня своя птица! Разве что дешевле отдашь. Тогда возьму.
— Хорошо, — легко согласилась Надежда, — бери хоть так. Не до них сейчас, жалко, если пропадут.
— Ну, давай, тогда, заберу, — улыбнулась Сорока и пошла готовить курятник.
Когда Надькины несушки уже обживались там, Сорока сказала мужу:
— И как только этой училке удаётся одной держать такое хозяйство? Сад-огород, и цветы, какие глянь, прям как на выставке! И как всё успевает?
И Сорока завистливо посмотрела на наливающиеся за соседским забором вишни.
— Да, не иначе, бес помогает, — гоняя папиросу во рту, муж проверил, хорошо ли заточил нож, потрогав его мозолистым пальцем. Удовлетворённо кивнув, добавил: — ведь никто не видел, чтобы Надежда что-то сажала или поливала! У ней всё само растёт, как на дрожжах! И в церковь, я слышал, она не ходит!
— Так и мы с тобой, тоже не больно-то.. последний раз на Пасху ходили, куличи святить! — перекрестилась Сорока не той рукой.
— Так-то так. Но у нас-то, для того, чтоб огород держать, вон сколько сил уходит. Пестуешь-пестуешь, скажем, помидоры, бац, фитофтора! Клубнику вон, всю долгоносик пожрал! А у училки всё в ажуре! — вздохнул муж.
— А мужиков как она гоняет! Вон, приезжего инженера, говорят, турнула, да так, что он работать у нас отказался: «ни за какие, говорит, деньги здесь не останусь», вона как она его отвадила, — продолжила сплетничать Сорока, — а ты куда собрался-то, Толь?
— Да у Васьки Немого праздник сегодня, братан откинулся, Васька всех пригласил на радостях, — он зыркнул на жену, — мужиков. Мужской клуб у нас! Ты дома сиди, мало ли, чо.
— Венька, Васькин брат? Вернулся? Вот так новость! — сразу возбудилась Сорока, — надо же! Неужели уж семь лет прошло? От время летит!
Веньку посадили за убийство жены. В ссоре он избил Марину, да так, что та больше не встала, отвезли её через неделю на погост.
Родственники убийцы, а громче всех его брат, Васька Немой, первый на деревне горлопан, кричали о том, что мол Маринка сама виновата, давала мужу поводы для ревности, а в тот роковой день, и вовсе собрала вещи и хотела уйти. И разве можно так над человеком измываться? Это они об убийце говорили, а не о жертве.
Заступиться же за Марину было некому, так как она была детдомовской. И никто не оспорил более чем мягкий приговор суда.
— Куда ты? — спросил в свою очередь жену Анатолий, — не терпится разнести новость про Веньку?
— Ну, а что дома скучать? — подкрашивая у зеркала тонкие губы, бросила через плечо Сорока, — у тебя мужской клуб, у меня — женский!
И она пошла к своей лучшей подруге, Саврасовой, чтобы первой сообщить ей о том, что Венька вернулся. Не бог весть, конечно, типчик. Зато изголодавшийся, небось, после зоны по женской ласке. Дело в том, что Люда Саврасова в прежние времена принимала у себя Веньку, любила она его, дура.
Люда месила тесто, собиралась печь пироги.
— Венька вернулся! — с порога сообщила Сорока, — сейчас у Васьки все мужики это дело праздновать собираются!
— Ну и что? — сдула прядь волос со лба Люда. Её миловидное крестьянское лицо на сей раз не выражало никаких эмоций. Она спокойно продолжала месить.
— Как «что»? Ну, Венька же! Немого брат! Ты что, разлюбила, что ль?
Люда подняла на неё глаза и тихо сказала:
— Он мою любовь убил вместе с Маринкой! Не любила я её, как вспомню… смерти даже желала ей, а случилось, так и мне самой жить расхотелось!
— Да ладно, ты же писала ему, письма-то, в зону! Почтальонша говорила, что и он тебе писал!
— Я все его письма в печку бросала! А сама написала ему лишь однажды. Что кончено всё меж нами! — и Людка снова взялась за тесто.
— С чем пироги задумала? — Сорока подошла к плите и открыла крышку сотейника, — о, с капустой я люблю! И с грибами… я позже забегу ладно?
Она вышла от Люды расстроенной: хотела обрадовать подругу, но как оказалось, всё зря. Остальным своим знакомым она сообщила эту новость в магазине, но и тут её ждало разочарование — многие соседи были в курсе, так как Васька скупил по этому случаю почти все запасы водки и креплёного вина.
Вечером на всю округу стоял мат-перемат, шум, гвалт, собачий лай и бабские визги. Мужики в своём «Мужском клубе» перепились, и их потянуло на подвиги. Сразу же разбавили мужское общество двумя сговорчивыми девками и разговоры пошли о бабах.
И кто-то, муж Сороки, или ещё кто, вспомнил про учительницу. Ведьма, мол. В компании оказалось несколько человек, кого Надежда обидела своим отказом скоротать вечерок или даже жизнь вместе.
— А мне так и сказала: «уйди, говорит, Михалыч, и без тебя тошно!» — размахивая наколотым на вилку рыжиком, говорил механик Сапожков.
— Что, хороша она? Раз стольким рога пообломала? — весело посмотрел на него Венька, в глазах которого загорелся интерес,— может, позвать её на наш праздник?
— Да не пойдёт она! — хором закричали мужики, — возомнила себя невесть чем! Гордая!
— А вот посмотрим! — Венька обнял двух бабёшек, тянувших из трубочек «коктейли» из водки с соком, — и стал им нашёптывать что-то.
Ладно мужики, вы тут гуляйте, а я пойду знакомиться! — сказал он, вставая вместе с девицами, — Если не вернусь, значит, пустила меня ваша цаца в тёплую постельку! — он сделал неприличный жест, и все заржали.
— Э, а девчонок-то оставь! — крикнул, оторвавши морду от стола, брательник.
— Да верну я их, верну, — хохоча, ответил Венька.
В доме учительницы свет не горел, она скорее всего, уже спала. Венька поднял камешек и легонько стукнул в окошко.
Свет не вспыхнул, но в тёмном окне появилось женское лицо.
— Надежда! — звонко крикнула одна из девиц, — поговорить надо, — откройте, будьте так добры!
Послышался лязг крючка, на который была заперта дверь, и на пороге возникла Надежда. В ночной рубахе, с распущенными волосами, на плечах платок.
Венька щёлкнул пальцами и девицы растворились во мраке.
— Ну здравствуй, Надежда! — хрипло, подражая Высоцкому, сказал Венька. Он знал, что большинство баб от этого млеет.
Она хотела закрыть дверь, но он выставил ногу, и почти ласково сказал:
— Разве так гостей встречают, а, Надя?
— Я вас не приглашала, — спокойно ответила та.
Лицо её оставалось в тени, а ему страсть как хотелось его рассмотреть. Отчего все мужики с ума-то посходили? Фигуру тоже в этой рубашке особо не разберёшь!
— Так пригласи! — весело сказал он, и последовал за хозяйкой через сени в дом.
— Ну, садись за стол, раз пришёл, — она говорила тихо, и ему отчего-то стало не по себе. Прямо мурашки по спине побежали. Он обругал себя за страх и сел на лавку.
— Может свет зажгёшь, посмотрим друг на дружку? — сказал он, сглотнув.
— Мне неинтересно на тебя смотреть, — сказала учительница, – вряд ли увиденное принесёт мне эстетическое удовольствие.
— Чего? — не понял Венька, — что ты там про удовольствие? Хочешь я доставлю тебе такое удовольствие, что на всю жизнь меня запомнишь, и бегать за мной будешь, как собачка?
Раздался странный звук. Словно клёкот. Чиркнула спичка, Надежда зажгла огарок свечи.
— У тебя электричества что ли нет? — спросил Венька жадно вглядываясь в черты женщины. Нет, показалось… но сердце сдавила такая тоска, что хоть вой.
— Есть, а как же! Не лаптем щи хлебаем! — она откинула голову и он понял, что клёкот — это её смех.
Он не понимал, что притягательного находили в этой крале мужики, ему хотелось бежать без оглядки.
— Ну, это… расскажи, что ли, о себе? — он пытался вызвать в воображении какие-нибудь эротические картинки, чтобы не ударить перед проклятой бабой в грязь лицом, но перед глазами, как назло, стоял труп жены. В какой-то момент ему показалось, что это Маринка сидит перед ним, а вовсе не училка.
— А чего рассказывать? Тебе небось, уж всё про меня рассказали, раз знакомиться пришёл? — она повела плечом, другим, и рубашка плавно сползла на пол.
Она осталась стоять перед ним нагая, и в неверном свете свечи он увидел на её теле вмятины и шрамы.
— Марина? — похолодел он, — но ты же…
Она приложила палец к его губам.
— Тссс…
Тут только он понял, что отсидел свой срок за убийство, которого не было! Чёрная злость с самого дна души затуманила разум. Он нащупал в штанах заточку и бросился на хозяйку:
— Убью, сука!
Но женщина выставила вперед ладонь и неведомая сила отбросила Веньку назад.
— Кто ты?! — на Венькином лбу выступил пот, зубы стучали, — ты не она! Кто ты?
— Твоя смерть! — ласково сказала женщина, — ты хотел любить меня, люби! Она обвила его шею мягкими и теплыми руками и повела в постель.
Утром, не дождавшиеся Веньку дружки отправились к дому училки, чтобы насладиться её позором и унижением. Вернувшиеся девки рассказали, что она пустила Веньку в дом.
На подходе они услышали крики:
«Пожар! Дом учительницы горит!»
К тому моменту, как они прибежали, всё было в огне. Васька Немой пытался выбить дверь, но ветхие сени рухнули, и его задело. Он сидел на земле, и как ребёнка, качая обожжённую руку, смотрел на жадное пламя вырывавшееся из окон. Пока приехали пожарные, дом выгорел полностью.
Под завалами наши мужской труп, по коронкам опознали Веньку. А что касательно Надежды, то она пропала, словно её никогда и не было.
