Татьяна с Иваном были вместе с самой колыбели – их матери были соседками и родили с разницей в один день, а потом у матери Ивана пропало молоко, и кормились они оба от Таниной мамы. Росли, в общем, как брат и сестра, и никто помыслить не мог, что они станут парой. А потом Ивана забрали в армию, а когда он вернулся, не узнал белобрысую соседскую девчонку, так сильно она изменилась: округлилась вся, зафигурилась, похорошела. Да и сам Иван из тощего мальчишки с прыщами превратился в широкоплечего сильно мужчину – за таким, как за каменной стеной.
Свадьбу сыграли в сентябре, а в начале лета Татьяна родила первого сына. Через год – второго, а еще через пять лет – третьего.
Иван гордился своими сыновьями, а Таня все хотела дочку, вот и уговорила его попытаться в четвертый раз. Ей тогда было уже тридцать девять, и беременность протекала сложно. Таня загремела в больницу, три месяца там провела, а мать Ивана, как назло, заболела, хорошо Танина подруга, Света, помогла тогда – и за детьми смотрела, и за матерью ухаживала. Через шесть месяцев Таня родила свою Любаню, а вот свекровь не дожила до этого, схоронили ее.
Хорошо они жили с Иваном, по-всякому бывало, как и у всех, но в целом были счастливы. Пять внуков у них, одна внучка – Иван все смеялся, что это его гены такие сильные, только мальчишек дают. Но сам, конечно, внучку обожал больше всех, баловал ее, души не чаял. Как она без него теперь будет…
Ивана не стало в один миг – грядку под лук копал, упал, и нет его, в один миг все случилось. Инфаркт. Таня почему-то не плакала. Все больше она думала о малине, которую Иван осенью посадил и радовался, что внучку малиной будет кормить. Про куртку его новую думала, которую купили только, не успел поносить. А слез не было у нее.
На поминках про Ивана говорили только хорошее – и работник он был примерный, и отец образцовый, а товарищ какой – не все друзья его до этого момента дошли, но те, кто остались, теплыми словами его вспоминали.
А вот Света рыдала не меньше, чем когда умер и ее муж. Она вообще была плаксой, и Тане пришлось подругу утешать. Хотя должно быть наоборот.
— Хорошая ты баба, Таня, — говорила Света. – Добрая, каких мало.
— Да ладно тебе, обычная я.
— Нет, — протянула подруга, и Таня заметила, что седые пряди выбились из пучка и неряшливо свисают на лоб. – Ты простила меня, все эти годы подругой мне была.
— За что простила? – не поняла Таня.
Света хохотнула.
— Ну сама же знаешь, он тебе во всем признался. Я так боялась, что ты меня не простишь, пряталась все от тебя, а ты, как увидела меня – давай обнимать и благодарить за мальчиков своих, и за Петровну. И с тех пор ни разу меня не упрекнула.
Татьяна уперлась взглядом в подругу.
— Не понимаю, — сказала она. – Ничего не понимаю.
Света что-то поискала на ее лице, не нашла.
— Так согрешили мы с Иваном. И не один раз. Я, признаться. Всегда его любила, со школы, и готова была уйти от мужа, если бы он позвал. Но у тебя дочь родилась – куда он пойдет? Так он мне сказал. А когда я сказала, что не смогу скрывать от тебя наш подлый поступок, он признался тебе. А ты нас простила, ведь так?
Татьяна долго смотрела на подругу, не могла понять – что она такое говорит? С ума, что ли, сошла? Наверное, чего на старости лет не бывает – вот у нее, у Татьяны, память барахлить стала: помнит цвет платья, в котором была, когда Ваня из армии вернулся, а вот посолила суп или нет – не помнит.
— Конечно, простила, — ответила Таня, чтобы не тревожить подругу. – Ваня был хорошим мужем. И я его любила.
Дружбу она со Светой не прекратила – это означало признать ее правоту. А Таня знала, что муж всегда был ей верен и не мог польститься на кривозубую рыжую Светку.
