Привычка к размеренному укладу жизни, которую даровал ему довольно спокойный характер и седина, развили в нём наблюдательность. Сейчас он смотрел на входящую во двор жену и понимал без слов. Понимал досаду, охватившую её.
Она молча, но очень резко задвинула тяжёлый засов калитки, раздражённо отставила мешавшую ей лейку подальше и вошла в дом.
Все понятно. Жена ездила к сыну. Сейчас по её холодному лицу, по сжатым губам, сведенным бровям, по резким движениям и молчанию было ясно: опять недовольна снохой, возможно что-то уже и высказала, возможно, и поссорились.
Он знал – сейчас её лучше ни о чем не спрашивать. Пусть уляжется пульс в её висках, отпустят нервы. А потом она отойдет и сама всё расскажет. Оправдывая себя, опять возбуждаясь, но уже стараясь разбудить жалость к себе – такой несчастной, такой желающей только хорошего семье сына, и такой непонятой там.
А он будет слушать, и успокаивать. Нет, не уговаривать, не переубеждать, а пытаться отвлечь.
Иногда, правда, он говорил, что все это мелочи и не так уж они и важны.
– Как не важны? Как? Неужели вам всем все равно, что она купает грудного ребенка в тазике, в котором раньше стирала белье? Вань! Разве можно так! А где ванночка Димки? Она же хорошая была. Ну, сказала бы! Неужели б мы ребенку ванночку не купили!
Иван молчал. Он видел ванночку первого внука Димы, знал, что не сохранили её, как это обязательно бы сделала его жена Люба. Она б уж точно, прибрала, обернула и оставила до нужных времён.
Он возвращался как-то с рыбалки и завёз рыбу сыну.
– Куда её, Вик? – спросил он у снохи.
– Ой, некогда мне ее чистить. Вон в ванну пока пустите во дворе, пусть поплавает.
Грязная, уже ненужная ванночка внука стояла в огороде. Иван тогда долил в нее воды и пустил туда окуней. Правда потом этих окуней съели соседские коты. Вика про них забыла.
Обидно? Да. Выбрал лучших. Но не ссориться же из-за этого.
А вот Люба сдерживалась хуже. И знала, что нельзя вмешиваться и учить, но срывалась и высказывала.
А потом удивлялась – почему на неё сноха и сын обижены?
– Ну и чего я такого сказала? Правду сказала – Димка грязный ходит. Из сада забирала, а у него футболка вчерашняя и кросовки грязнющие. Разве можно так, Вань!
– Это их дело, Любаш. Их сын.
– Но и наш внук. Стыдно ведь перед людьми! Вчера ей две новые футболки подарила, и чего она их на ребенка не одела? Нос воротит – не понравились. В грязной, видимо, лучше!
Ванночка первого внука так и осталась там, в огороде, на морозы. Как её тогда Люба не увидела? Но Иван говорить об этом ей не стал. Всего скорей, сейчас купят они новую для второго родившегося внучка.
Правда, не факт, что используется она по назначению. Возможно, будет все, как с футболками.
Просто, если не нравится дарящий, то и подарок – ни за что не понравится. Это Иван понимал.
Люба могла помогать и дарить бесконечно. Она переживала, любила внуков, хотела добра. Но …
Никак не могла сдержать себя в нравоучениях и высказывании претензий.
По ее мнению, сноха была бесхозяйственная и ленивая. Это её раздражало, это стало основной её бедой и трагедией жизни. Вика — сноха это тоже давно поняла.
И даже с Иваном по этому поводу жена успела поругаться. Сказала, что он бездушный, что безразличны ему внуки и наплевать на сына.
Но спокойствие Ивана, вместе с присущей сердечной добротой, привели его к мудрости. Он понимал жену. Он не спорил. Знал, что вскоре и сама она, осознав свою женскую дерзость, пожалеет о сказанном ему.
Вот только как помирить её со снохой? Как заставить принимать Вику такой, какая она есть, как наладить им отношения теперь, после стольких ссор?
Жена расширяла эту пропасть взаимного непонимания.
– Так, завтра за ванночкой поедем, – привычно командовала она.
– Нет, я завтра к Кузьминичне. Давно надо было, совсем не навещаю старушку.
– Съездишь потом, день– два роли не сыграют, а Веньку каждый день купать надо.
– Нет. Я завтра еду, – Иван умел стоять на своем, – Но если хочешь, поехали к Кузьминичне вместе, а на обратном пути в магазин. По пути ведь. И к детям…
Ольга Кузьминична приходилась Ивану тёткой. Но когда-то родители его отправились на северные заработки, а его оставили отцовой сестре. Она его практически вырастила. Мать Ивана умерла, когда ему исполнилось 12 лет.
У Кузьминичны были и свои дети, но Ивана она любила. Вот только характером была не в меру строптива. В селе её даже побаивались. Скандалила, всех учила жизни и однажды даже подралась с заведующей фермы так, что обе оказались в больнице.
С Любой они общего языка так и не нашли, но и необходимости особой в этом не было, жизнь разбросала. А Кузьминична жила с дочерью, да и вторая рядом.
Люба особого желания ехать в гости не испытывала, но в магазин за ванночкой решительно попасть хотела, поэтому отправились вместе. Люба по такому случаю даже пирогов напекла.
На пороге, в отчем доме Ивана, встретила их Лена – дочь Кузьминичны.
– Ой, Лен, какие ящички! Это для рассады, да? – на полу стояли симпатичные пластиковые современные ящики.
– Ага, это мама занимается, её хозяйство.
Прошли в дом.
– Здравствуйте! Ящичками вашими восхищаюсь, где брали?
– И эта в штанах. Да что ж вы все не как бабы-то! – это было вместо «здрасьте» от Ольги Кузьминичны.
– Так ведь… все сейчас так. Удобно, – оправдывалась Люба, глядя на свои приличные черные брюки.
Но Кузьминична только махнула рукой. А потом ещё раз пять о брюках напомнила.
– Все ворчит? – потихоньку спросил Иван у двоюродной сестрицы.
– Ох, ворчит, и не говори. Дальше– больше!
– И нечего там шептаться! – злилась Кузьминична, – Я все слышу.
Многое о себе узнала Люба в этот приезд. Например, что пироги печь она вовсе не умеет, рассаду посадила не вовремя, да и семяна купила не те, муж у неё небритый ходит – совсем запустила мужа, да и сама – » уж больно толста». Спорить было бесполезно – Кузьминична никого не слышала.
Дочь привыкла и как-то умело не обращала внимание, а Люба шла пятнами от возмущения. Но перечить было бесполезно, это она понимала.
Когда отправлялись домой, Кузьминична окликнула:
– А ты ящиков-то для рассады возьми сколь надо. Мне Санька ещё привезет.
– Да нет, спасибо, не надо. Мы сами купим.
– Ну, как знаешь!
Какое-то время ехали молча. Иван ждал, когда Любаша отойдет. Потом спросил.
– А чего ты ящиков-то не взяла? Понравились же.
Люба посмотрела на него.
– А то сам не понимаешь!
– Понимаю! Тетка всегда была несносной. А с возрастом ещё хуже стала, – спокойно рассуждал Иван.
– Ну, чего, Вань, она к брюкам моим прицепилась? Уж сто лет их все носят. И Лена что ли не носит? Тоже носит.
– Все да не все. Она же не носит, значит и вы не должны.
– Да, прям! – Люба махнула рукой, – И горшки эти, ящики, уже брать не хотелось. Как подачка какая. Ну её! Сама куплю.
Иван молчал. Шоссе, освежённое весенним дождем, приятно шелестело под колесами, сбоку голубела река, а Иван вспоминал, как мальчишками бегали сюда купаться.
Как однажды припаяла ему Кузьминишна хворостиной за то, что нырял с дерева. И вот эти воспоминания вызвали только улыбку – переживала, потому и всыпала. И совсем она не злая, его тетка. Просто вот такая – на всё исключительно свое мнение, и только оно – истина.
– Что молчишь? – спросила жена.
– Знаешь, Люб. Один мудрый человек подумал и … ничего не сказал. Иногда молчание – нужнее.
– Ну, и Бог ей судья, тётке твоей. А у нас свои заботы – сейчас внуку ванночку купим.
– А ты уверена, что этот подарок наша сноха захочет от нас принять? Не получится как с ящиками?
– Так … – Люба запнулась и даже задохнулась от такой мысли, – Так мы же для внука. Как это не захочет?
– Да также, как и ты не захотела ящиков.
– Ну, это другое совсем.
– Думаешь?
– Конечно, – сказать сказала, но задумалась, замолчала.
Первый разговор начал Иван.
– Давай попробуем сегодня без нравоучений, Люб. Попробуй её похвалить за что-нибудь. Ведь ты только критикуешь. Хоть раз-то похвалила?
– Похвалила бы, кабы было за что, так ведь не за что, сам знаешь! Ведь все сердце за них изболелось.
– Ну, если выискивать только недостатки, тогда конечно. Но только не удивляйся, если твоим подаркам там не рады будут.
Жена не согласилась, но и не отрицала. Но по всему её настроению было видно – размышляет.
Они выбрали ванночку. И ещё Иван настоял, чтобы взять торт.
В этот раз они заехали к детям, как в гости. Вика приняла ванночку достаточно равнодушно. Она в прошлый раз, после возмущения свекрови, уже поняла, что такой подарок последует.
В этот приезд Люба не совалась в дела снохи, не делала замечаний, похвалила чай. Они поиграли со старшим внуком. А потом женщины спокойно общались, а Иван остался с малышней.
Ивана заполняло чувство нежности и родства ко второму маленькому внуку. Ему ещё не пришлось так вот наедине с ним пообщаться. Сегодня ему дали понянчиться от души. Появилось желание прижаться к нему, обхватить большими руками и близко-близко ощутить биение маленького сердца. И от этого наполняло счастьем.
Иван прислушивался к разговору женщин. А когда Любу заштормило опять в сторону нравоучений, Иван покашлял, и она сбавила пары. Они в гостях.
– Па-ап, – вечером сын позвонил Ивану, – Чего это Вика после вашего визита такая счастливая? Ужин как в ресторане. Ванной этой детской довольна, как слон. Обычно жалуется на маму, а сегодня …
– Не знаю. Может все к лучшему меняется. Или может потому, что мама её фигуру похвалила, о диете чего-то чирикали. А в общем, почём мне знать, сын, кто их разберет, этих женщин!
