— Вулкан, Вулкан, подь ко мне зараза, куда погнал, вот ведь псина, опять смотался. Конечно, куда ж мне за им гоняться, а ентот Василий опять притих, кудай-то опять сховался, паразит!
Эй, Вася! Ты хоть где, всё там со своими кролями возишься, а Вулкан твой, зараза, опять убёг, убёг гад. Теперь его попробуй поймай, эхх -ать почуял ходок зазнобу свою, опять нашёл себе усладу. Раньше утра не придет, сторож твой непутёвый!
— Маруся, да вот он я, тута, — Василий Иваныч рослый, жилистый мужик, а своей маленькой пухлой жёнушки побаивается, слушается.
— Всё шляешься гдей-то, боров, и где тебя носит, — ворчит Поликарповна, — Ты хоть курям дал? Яйца хоть из под их достал, олух? И сыны оба в тебя, съехали от мамани с папаней, женилися, а нам теперича как хотишь, так и живи.
С ими то как ловко было, бывалыча кликнешь, дак Серёга — лоб здоровый, вмиг всё переделает. А Ванечка то помощничек, он и воды хрустальной из колодца натаскает, и полоскать, и отжимать с маманей не отлынивает. И керосинка на нем, щи поставлю, а Ваня кашеварит. А теперича они с другими кашеварят, родила, выпестовала сыночков, да чужим девкам отдала, ну за что мне енто? Слышь хоть, Вася, олух царя небесного? Тебе души материнской не понять! Да тебе то видать всё гладко, и как только я с тобой, таким молчуном стоко годов живу!
Вот потому для всех их маманя и злая, что батя Вася завсегда добрый, ну-ка добряк, с печки бряк, покаж, скоко сегодня яиц куры снесли, а не то старую пеструху поди на суп рубить пора.
Сынки то наши небось сподобятся, со своими мадамами хоть на воскресные дни заявятся, так супа куриного и наварим! Ась?
Василий виновато достал из карманов старой душегрейки и раскрыл на ладони, — Маруся, и правда яиц всего то ничего, может разнесётся ишшо, ты токмо не ругайся!
— Расклевала что ль опять твоя любимица пеструха яйца? Вот горе то моё, да с тобой никаких делов, Вася, не сладишь, ой, хозяин мой!
В выходные с самого утра наварила Поликарповна каши, сама же на терраске на топчане прилегла:
— Ой, неможется мне чтой-то Вася, чует сердце, ведь не приедуть сегодня. А и что им теперича ехать, что им мать, у них вона какие есть королевишны! А потом к холодным ногам приедуть, да поздно будет, мать не вернёшь, не вечная!
— Маруся, да что ты такое говоришь, мы же с тобой и не старые ещё. Да приедут они, обещалися. Серёга хотел подпол чистить, девки обед готовить, а Ваня думал водопровод подправить. Не гневи Бога, Маруся, ведь хорошие у нас и сыны, и снохи, — мялся у топчанчика Василий, Марусю свою утешал.
— Дак у тебя усе хорошие, окромя мене, — аж присела Мария Поликарповна от возмущения, — Ты мне, Вася, нервы не подымай лучше, от тебе проку мало, поди лучше псу хоть кашу на печь поставь, да с мясной косточкой, а не то ведь нагуляется, придёт, так как бешеный жрать захотит! И привяжи ентого Вулкана покрепче, чтоб не убёг опять, тоже мне хозяин!Вона на речке капуста на днях ужо завязалася, надо пролить как следует, кто ж это будет делать? Ты чтоль один, дрищь тощой? Все у него хорошие!
Сыновья с женами один за одним приехали к полудню. Василий ворота открывает, рад сыновьям без памяти, да не показывает. Маруся увидит, скажет — чего сразу лыбишься, строгость отцовскую не кажешь?
Старшие Серёга с Полиной подошли, поздоровкались с батею, пообнимались. Потом к мамане Серёга на крылечко поднялся, с ним тут же и Полина к Марии Поликарповне с гостинчиками подскочила, — Маманя, а мы с радостной весточкою. К зиме вроде мы пополнения ждем, вас дедом и бабкой сделаем! — и смотрит выжидательно.
У Поликарповны аж сердце возрадовалось, но вида не показывает. Их всех легко разбаловать, она знает, сама сыновей растила, не сюсюкалась, в руках всех своих троих мужиков держала. Серёгу с Ванькой, да папашу их шалопута Васю, все силы на них положила.
А тут и Ванечка с Любашей явились не запылились. Любаша на свекровь как взглянула, не даром что врачиха, сразу давление мерить, а оно скачет. И цвет лица нехороший…
Поздней осенью Мария Поликарповна сидела у окна, умиротворенно глядя, как пушистые лёгкие снежинки падают на ещё теплую, устланную разноцветной сухой листвой землю.
Спасибо невестке Любаше, что она жива, доктора сказали, что теперь она ещё долго-долго жить будет с такой доченькою.
— Слыш, Вася, подь сюда, — миролюбиво позвала она мужа, — Слышь, разгадала я их, девок то наших чужих! Ты тока не зевай, знаю я, ты как зевать начинашь, знать волнуисся, а пошто? Ента, Серегина то Полька, что меня мамкой сразу звать стала, не так добра, как хитра. Но девка не плохая, для Серёги в самый раз. Ишь, сынка ему родила, нам внучонка, вот теперича у нас ишшо один Сухарев народился, продолжатель рода!
А ента врачиха Ванькина — Любаша, эх душа девка, хоть и мамкой меня звать не стала. У неё, видишь ли, есть своя мамка, одна она у неё, единственная.
А может и верно, Вась, что ей мужья матушка токма Мария Поликарповна, боле никак. Ой и смешные же они, Вась, слышь? Да ты иди, посиди хоть со мною рядком, пошто чураешься? Дикий ты какой-то стал, Вася! А помнишь, как мы за вешенками с тобой по осени на Васильевку втихую ходили, а Вась? В стогу чуть не заночевали, а маманя то твоя за нами с хворостиной бегала, не хотела, чтоб сынок её оженился, хотела, чтоб при ней подольше был. А мы с тобой им вопреки, а как жеж, у нас ведь любоо-овь. Ой, Вася, поживем ещё, ты не хандри, девки нашим сынам добрые попалися. А знать и нам, свекрам, житьё будет. Видал, как Серёгина Полинка то за мною всё увивалася? Мальца хотит нам с тобой привозить, как пить дать, вот декрет она отсидит, и к нам подастся. А где внуки, там и вся семья гуртуется, все к нам притянутся, чую я. А там глядишь и ента врачиха, цаца городская Ванькина, Любаша, родить надумает. Все к нам притянутся, Вась, ты не горюй, и правда, годков то нам не так и много. А сколько есть — все наши, поживем ишшо!
Дед Вася крякнул, давно он от Маруси теплых слов не слыхал, строжит она его, чтоб не баловал. С молодых годов строжит, хоть и любовь у их по хроб жизни. А тут приласкала, к себе позвала, как ране. Дед Вася примостился рядышком с Марусей своей, тихонечко, аккуратненько:
— Спасибо тебе, Маруся, за всё спасибо! — и обнял её, женушку родимую, маманю, сыновей ему народившую, снох приветившую, да всю семью вокруг собравшую.
