Иногда стpaнные люди являются связующим звеном в коллективе. Вынь такое звено, и pa6oта сразу зac6oит. А, иногда, даже остановится
— Мама, я дома! — привычно крикнула из прихожей Изольда: pa6oчий день был закончен – она вернулась домой.
Мама, Валентина Петровна, опираясь на ходунки, вышла в прихожую – она пыталась расхаживаться после перенесенного инсульта.
— У тебя грустное лицо, — с трудом произнесла еще не старая женщина: речь понемногу восстанавливалась.
— Я знаю, мама, — ответила Изольда.
— Почему? – пыталась выяснить мама Валя.
— А какое у меня должно быть лицо? – неожиданно сорвалась Изольда. – И, вообще, не начинай, мам! Какая разница, что у меня с лицом? Ты же, все равно, не сможешь помочь!
Мать, всхлипнув, уползла к себе: ей, несмотря на ограниченность движений, удалось сегодня приготовить ужин — отварить картошку в мундире и сосиски. И она ждала, что дочь обрадуется и удивится. И, конечно же, похвалит ее! Много ли пожилому человеку надо!
Конечно же, не стоило лезть к задерганной на работе Изольде. Но Валентину Петровну тоже можно было понять: весь день одна да одна – поневоле взвоешь!
Подруги как-то рассосались во время болезни: мама длительно не говорила, и трепаться часами по телефону стало невозможно.
Любимым хобби заниматься было тоже нельзя – рука не держала ни спицы, ни иголку. Гулять одна не пойдешь: поэтому, сиди на балконе.
Оставалось только читать и думать о бренности земного существования. Да, и перебирать свои прежние поступки, которые вдруг, с возрастом, стали выпадать из глубин памяти. И эта дрянь, долговременная память, стала услужливо подсовывать самое неприятное и стыдное, что длительное время хранилось в тайниках души.
Оставалось, конечно же, переживать по этому поводу. Умные психологи называют это «пилить опилки» и советуют избавляться от дурных мыслей делом. Но все было, как в детективных сериалах: нет тела – нет дела. Потому что, тело, выражаясь метафорически, отсутствовало: то, что имелось, было лишь слабой копией его подобия.
У Валентины Петровны, еще не очень старой женщины, много лет назад парализовало правую сторону. И теперь с ней было то, что шутники врачи называли «рукой просит, ногой косит». Слава Богу, что уже можно было потихоньку разобрать речь – вначале мама совсем не говорила.
Но Изольде Ивановне было не до смеха: в одночасье ее жизнь изменилась в худшую сторону. И мамина тоже. И обе понимали, что это – только начало: была разрушена не только дальнейшая жизнь Валентины Петровны, но и судьба дочери – на момент болезни мамы Изке исполнилось 38.
Да, 38, и она собиралась замуж: уже было куплено свадебное платье и заказано кафе. И тут такое: мама бессознательном состоянии в реанимации! Какая свадьба! Праздник перенесли. Потом еще раз.
А потом лежачую маму выписали: дескать, сами как-нибудь. Мама молча смотрела умоляющим взглядом – только не в богадельню, доченька!
Но Изка и не думала избавляться от парализованной матери: ведь русские люди – самые самоотверженные, понимающие и добрые. И своих не бросают, а тянут до конца.
И Изольда начала вытягивать мать в прямом и переносном смысле. Жених благополучно смылся, сказав на прощанье: Не думал я, что ты окажешься такой дурой – маме-то в пансионате будет гораздо лучше! Подумала бы о себе, курица: ведь ты хоронишь себя заживо!
Иза не стала возражать насчет дуры и курицы: возможно, любимый был прав. Но мысль избавиться от мамы была не выносима: она себе этого никогда не простит.
Лежачая мама, присутствующая при разговоре – жили в однушке — молча смотрела в стену: она просто не могла говорить, но все понимала — из ее здорового глаза катилась одинокая слеза.
И они стали жить вдвоем, как жили до этого: только теперь мама была немой и неходячей. И все легло на дочь.
После расставания с кавалером Изольда застыла. Но старалась не подавать виду: Валентине Петровне были нужны только положительные эмоции. Пустые вечера после всех забот Изольда заполняла только сложными головоломками: тогда мозг ненадолго переставал переваривать происходящее.
А еще читала и шила «на руках» прихватки для горячего: стук старенькой ручной машинки беспокоил маму. Прихватки, сложенные стопочкой, лежали на полке и пока были никому не нужны: позже Изольда будет их раздаривать на работе.
Пришлось уйти с хорошего места на неполный рабочий день и устроиться внутренним курьером – нанимать сиделку на весь день было накладно. К тому же, на старой работе, а агентстве недвижимости, был бывший любимый – раньше они работали вместе – а видеть его рожу было невыносимо.
И потянулись одинаковые тягучие дни, плавно переходящие из одного в другой. Мама требовала внимания и денег: лекарства, реабилитация, оплата ухода. Поэтому, все средства семьи уходили на нее: на себя Изольда махнула рукой.
На новом месте друзей не завела: коллеги считали ее немного странной. О таких говорят, не от мира сего, Богом обиженная, блаженная или зонтиком в голове помешали. Но молодая женщина вовсе не была сумасшедшей: просто у нее несколько сместились понятия о человеческих ценностях, их хрупкости и недолговечности.
К тому же, она уверовала в Бога. Да, это произошло после того, как на просьбу к Богу об исцелении, мама вышла из комы, хотя до этого прогнозы были не утешительными. И Изольда, которая до этого была атеисткой, внезапно поняла, что Боженька есть и он ее слышит.
И тут же брюки были заменены на длинную юбку, распущенные волосы забраны в хвост, косметика навсегда смыта. А на лице появилось спокойное, умиротворенное выражение. О таких один из классиков сказал: Она Бога узрит.
На работе, несмотря на признаваемые за Изольдой Ивановной странности — отсутствие интереса к собственной внешности, нежелание кокетничать, ходить на шопинг и зависать в соцсетях — все с удовольствием принимали от нее подарки в виде разноцветных прихваток, которые всегда нужны.
Интересовались датами религиозных праздников. С удовольствием пробовали кусочки испеченного собственноручно на Пасху кулича и отвечали на «Христос воскресе!», получая в ответ яркое яйцо, крашенное луковой шелухой.
У нее, относительно малоимущей, судя по виду, всегда можно было перехватить небольшую сумму до получки. Это был какой-то финансовый парадокс. Да, женщина была очень нежадной.
Изольда, красивый Максим Петрович и старенькая Анна Васильевна вместе пили чай в 12 часов прямо на рабочем месте: и их стали за глаза называть «Святая Троица».
Всем сотрудникам в отделе Иза подарила по небольшому кактусу, который, поглощает вредные компьютерные лучи – самой Изольде, внутреннему курьеру, компьютера по статусу не полагалось.
Нет-нет, она совсем не была дикой и не чуралась отношений. Просто старалась глубоко не привязываться к людям и не пускать их в свой внутренний мир: себе дороже. Поэтому, нюансов ее личной жизни никто не знал: только то, что она живет с больной мамой. Без подробностей.
И всех все устраивало. Пожилой руководитель отдела часто присоединялся к подчиненным и с удовольствием пробовал испеченный Изольдой, немного кривоватый кулич, со сбившейся набок шапкой из взбитого белка. Или блины с разной начинкой, причудливо упакованные конвертиком.
Время шло, мама медленно выздоравливала.
А потом пришла новая начальница, чья-то родственница, и прежнего руководителя быстро спровадили на пенсию. И тут начался ад. Причем, только для Изольды.
Казалось бы, как может помешать начальнице абсолютно неприметная женщина-курьер? Но Ангелине Михайловне очень не понравилась Изольда только потому, что очень понравился Максим Петрович, который был завидным женихом.
И, хотя курьер Изольда видов на Макса не имела, равно, как и он на нее, вела себя в его присутствии скромно и в кокетстве замечена не была, все эти совместные чаепития нужно было срочно прекратить: пусть знают, кто в доме хозяин.
Для начала Ангелина, полностью не оправдывающая свое имя, демонстративно выбросила в ведро принесенный ей Изольдой кусочек кулича – начальница пришла на работу как раз перед Пасхой — и плохо прокрашенное яйцо, проигнорировав наивное «Христос воскресе!».
Изольда ничего не ответила: только криво улыбнулась и вышла из кабинета. А начальница, понимая, что сделала что-то не то, пыталась себя оправдать: дескать, как можно печь такую фигню, если сейчас полно продается красивых куличей? А яйца шелухой давно уже никто не красит – полно замечательных пищевых красителей.
Но осталось чувство досады, которое полностью заслонило уверенность от правильности поступка: было ясно, что первый тайм Ангелина продула. Ну, ничего, в следующий раз она будет вести себя немного добрее. Но следующего раза не последовало.
Потом сотрудникам было запрещено пить чай на рабочем месте. И опять все промолчали. А троица стала дружно ходить в буфет: опять очко не в ее пользу Мымры. Прозвище взяли из известного фильма: ведь все уже было давно придумано — нечего и напрягаться.
А потом Изольду вызвали на ковер.
— Что Вы себе позволяете? – сорвалась на крик Ангелина. – На Вас вчера поступила жалоба – вы потеряли документ!
— Я? – удивилась Изольда. — Да быть такого не может! От кого жалоба, уточните?
Оказалось, что тихая и странная Изольда вовсе не собиралась подставлять вторую щеку и могла постоять за себя.
— Не важно! – увернулась Ангелина. — Вам нужно быть внимательнее, не то мы вынуждены будем расстаться.
— Я поняла, — без эмоций произнесла Иза и добавила: В другой раз, пожалуйста, назовите фамилию того, кто мной будет недоволен.
— Я сама знаю, что мне делать! Не Вам меня учить! – опять заорала начальница: Изольда ее просто бесила.
Разговор прекрасно прослушивался через приоткрытую дверь, и подчиненные насторожились: это не сулило ничего хорошего.
Все понимали полную абсурдность происходящего, но козыри были у начальства. А Мымра, видимо, решила просто уничтожить неприметную женщину-курьера, цепляясь без повода: та работала хорошо и нужно было быть очень изобретательной, чтобы ее зацепить.
Изольда вначале пыталась что-то объяснить и воззвать к разуму ополоумевшей тетки, но потом поняла, что ничего не выйдет. И только молча смотрела в сторону, привычно улыбаясь уголками губ. А на лице у нее появилось то выражение, из-за которого так беспокоилась мама.
И наступил день икс, к которому все и шло: Вы уволены!
Иза, не задав ни одного вопроса, молча вышла из комнаты. А Ангелину, вместо чувства глубокого удовлетворения – главная соперница была устранена – опять охватило привычное за последнее время чувство досады.
Как так? Она же должна радоваться! Скоро Новый год, корпоратив: там-то Макс уж точно не отвертится! К тому же, она выпишет ему премию по итогам года. И тогда пазл, наконец-то, сложится.
Но почему эта мерзкая дрянь, эта серая мышь и мокрая курица Изольда ее проигнорировала? Наверное, знала, дрянь, что презрение – лучшая форма мести!
Почему не упала на колени, не стала умолять изменить свое решение? Не начала лизать ей модельные туфли? Куда она теперь пойдет – работы-то в стране не было! Ну, да это Ангелину уже не касается!
Через пять минут в кабинет постучался Максим Петрович.
— А за что Вы уволили Изольду Ивановну – без предисловий спросил он.
— Меня перестала устраивать ее работа, — кокетливо улыбнувшись, начала Ангелина: пора было начинать атаку.
— Конкретно, в чем? – мужчина тяжело, без улыбки смотрел прямо в лицо.
И Мымра не нашлась, что ответить! Да и что тут скажешь? Что она мне мешала добиваться тебя, мой дорогой? Ангелина опустила глаза и стала перебирать бумаги.
Максим Петрович постоял немного и вышел, на прощанье произнеся слова из известного фильма: Так Вы одна останетесь.
Позже начальница узнает, что именно он устроил ненавистную Изольду к своему другу, который недавно открыл турагентство: тур на Байконур и всякое такое – нужно было развивать Российский туризм.
Изольда не монтировалась с туризмом, как лед и пламя: это чучело в длинной юбке и нелепых башмаках без каблука будет кому-то продавать путевки в Сибирь и на Байкал? Три раз ха!
На корпоратив Макс не пришел. И, вообще, повел себя как-то странно, хотя должен был обратить внимание на красивую, нестарую и свободную даму, как делали до этого все остальные. А он ее стал, вроде как, стыдиться и игнорировать. За что? И премия не помогла, хотя он прекрасно знал, кому этим обязан.
На место Изки пришел курьером молодой человек. И тут, действительно, началась хрень с потерей документов. Но Ангелину это не интересовало: ведь для нее дурачок с наушниками и блуждающим взглядом не представлял никакой опасности.
А потом пришла очередная Пасха, и Мымра увидела в коридоре совершенно не похожую на себя Изольду Ивановну, пришедшую навестить родной коллектив.
В идущей навстречу симпатичной женщине в брючном костюме и с короткой стрижкой с трудом можно было узнать мокрую курицу — бывшего курьера Изольду: Ангелина вычислила ее по немодному узелку с вышивкой, в который был завязан собственноручно испеченный кулич и крашеные шелухой яйца.
Иза с куличом молча прошла мимо бывшей начальницы, и на ту опять накатило: Даже не поздоровалась, гадина! Хорошо, что она ее уволила!
На чаепитие Мымру не пригласили: путь она пьет чай со своими куличами. А остальные дружно пошли в буфет.
Ангелине Михайловне очень хотелось узнать, что же там происходит с Изольдой? И как ей удалось достичь такой невиданной трансформации? Но все, как сговорившись, молчали: общение с начальницей было сведено до минимума.
А, спусти некоторое время, выяснилось, что Изольда вышла замуж! Хотя замуж должна была выйти именно она, красавица Ангелина, а не эта крыса.
О замужестве рассказал бывший на свадьбе свидетелем Макс: все было слышно через плохо закрытую дверь.
Да, мама у Изольды как-то быстро пошла на поправку и уже перестала нуждаться в постороннем уходе. Поэтому та смогла заняться собой и работой, на которой неожиданно показала себя с лучшей стороны: у этой драной козы, оказывается, было неплохое высшее образование и грамотный русский язык.
И тут на нее обратил внимание тот самый друг – да, директор фирмы, которому Макс прожужжал все уши про добрую и терпеливую Изольду.
А все знают, что в семейной жизни главное вовсе не любовь, а терпение. К тому же, не стоит сбрасывать и со счетов и вкусные блинчики с мясом, затейливо завернутые конвертиком.
Это был не цугцванг и не нокдаун, когда еще можно встать для продолжения боя: а чистый мат и нокаут.
А потом последовал еще один удар судьбы: уволился Максим и старенькая Анна Васильевна — друг начал расширять фирму и ему нужны были проверенные неконфликтные сотрудники.
— А мне там места не найдется? – попробовала пошутить Ангелина, когда они пришли сообщить ей об увольнении. Но мужчина только нехорошо усмехнулся.
А потом Мымру вызвало руководство.
— Что ты себе позволяешь? Я не посмотрю, что ты моя племянница — задеру юбку и высеку! – орал дядя. – Какого хрена у тебя увольняется народ? Может, с себя начнешь? Рыба-то с головы гниет! Нужно развивать корпоративный дух, а не рушить коллектив! Ты, вообще, соображаешь что-нибудь или опять одни кавалеры на уме?
Это был провал, — подумал бы Штирлиц. Все происходящее выглядело невыносимо, гадко и оскорбительно. Через приоткрытую дверь все было слышно сидящим в предбаннике людям, ждавшим своей очереди. Секретарша злорадно улыбалась: Ангелину в коллективе не любили.
Женщина молча смотрела в сторону и думала: Как же ужасно, когда начальник самодур. Или самодура. Что, в общем-то, однозначно. Так говорил, в свое время, один известный и очень мудрый политик. И был абсолютно прав.
